Литературно-художественный и культурно-просветительскийжурнал писателей Восточной Сибири

Учредитель — Иркутское региональное отделение Общероссийской общественной организации

«Союз писателей России»Журнал выходит при финансовой помощи

Министерства культуры и архивов Иркутской областиОснован в 1930 году. Выходит 6 раз в год

СодержаниеХрестоматия150 лет со дня рожденияАлександр Куприн. Путевые картинки ..................................................................................3

125 лет со дня рождения Сергей Есенин. Гой ты, Русь моя родная ������������������������������������������������������������������������������13

ПоэзияГеннадий Аксаментов. Былая жизнь, былое счастье… .........................................................19Михаил Рябиков. Не похвалы и славы ради... ....................................................................49Александр Клиндухов. Я всегда выбираюсь на свет… .........................................................63Светлана Анина. Вслед за словом золотым ..........................................................................77Надежда Кудашкина. Улица залётная. Современная сказка-быль ....................................91Светлана Шегебаева. Вдыхая аромат земли ........................................................................98Час поэзии ............................................................................................................................ 108

ПрозаНина Воронина. Спиртзавод. Повесть .................................................................................23Сергей Рогатко. Крестик. Рассказ ........................................................................................56Альбина Мамаева. Сборы на охоту. Рассказы ....................................................................69Владимир Максимов. Ася. Рассказ .....................................................................................85Анатолий Нестеров. Право на жизнь. Быль .........................................................................96Людмила Бердникова. Петя-солдат. Рассказ .................................................................... 105

Скрижали историиТатьяна Миронова. Григорий Распутин: оболганная жизнь, оболганная смерть ............... 113Александр Иванов. Польские ссыльные в Восточной Сибири �����������������������������������������133

Очерк и публицистикаК 75-летию Великой ПобедыАлександр Корольков. Характер, укрепившийся фронтовыми письмами отца и русской литературой ............................................................................................................................ 139Лидия Сычёва. Гей, культура!.. �������������������������������������������������������������������������������������������145Василий Проничев. «Раньше думай о Родине…». Очерк о незабвенной советской эпохе. Предисловие В. Забелло ��������������������������������������151Анатолий Казаков. Батюшка Афанасий �����������������������������������������������������������������������������186

381/4 4•2020

КритикаЮрий Павлов. О чувстве родины, русофобии, антисемитизме в книге Прилепина «Есенин: обещая встречу впереди» .......................................................................................189

Михаил Тарковский. Три урока. Русская жизнь и русская литература ......................200

Тамара Бусаргина. О романе Олега Слободчикова «Первопроходцы» ...............................211

Анатолий Байбородин. Загадочный… Александр Солженицын в Иркутске ..................218

Валентина Семенова. Там ли ищем виноватых?.. К дискуссии о Солженицыне ...........236

РадоницаНаталья Харлампьева. «…А Витимом можно сына бы назвать!» Памяти поэта Светланы Кузнецовой ................................................................................241

ВернисажВалерий Скрипко. Окоёмы фотохудожника Василия Иванченко ......................................251

Сумочка к ребруСтепан Правдорубский. Пародии .......................................................................................254Владимир Скиф. Пародии ...................................................................................................255

Книжная лавкаКнижная полка ....................................................................................................................257

События Юбиляры ...............................................................................................................................260

Главный редактор А.Г. БАЙБОРОДИНДиректор редакции Ю.И. БАРАНОВ

Заведующий отделом поэзии В.П. СКИФЗаведующий отделом прозы, ответственный секретарь С.В. ЗУБАКОВА

СОВЕТ ЖУРНАЛАГ.В. Аксаментов, А.А. Антипин, А.С. Гурулёв, В.К. Забелло, В.В. Козлов,

И.И. Козлов, А.К. Лаптев, М.П. Попова, Л.А. Сулейманова, В.Н. Хайрюзов

Редакция знакомится с письмами читателей, не вступая в переписку. Рукописи не рецензируются и не возвращаются, кроме особо оговоренных случаев. Редакция оставляет за собой право принятые к печати рукописи редактировать и корректировать. Произ-ведения более пяти авторских листов к рассмотрению не принимаются. За достоверность фактов несут ответственность авторы статей. Их мнения могут не совпадать с мнением редакции. Оформление обложки Г.Г. Гордиевских. Комп. верстка А.Л. Гордиевских. Корректор Н.О. Шильникова.

Журнал зарегистрирован Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Иркутской области.

Свидетельство о регистрации СМИ от 13.12.2012 г. ПИ № ТУ38-00600

Адрес редакции: 664025, г. Иркутск, ул. Степана Разина, 40. Адрес учредителя: 664025, г. Иркутск, ул. Степана Разина, 40.Телефон редакции: 8-914-92-75-720. Электронный адрес редакции: sve-t-lana@mail.ruПодписано в печать 29.06.2020 г. Выход в свет: 13.07.2020 г. Формат 70х108/16. Усл-печ. л. 21. Тираж 1300. Цена свободная.Издательство: ИП Лаптев А.К. Адрес: 664047, ул. Трудовая, 55-51. Тел. 8 (3952) 23-38-45.Отпечатано в типографии: ООО «Репроцентр+» , г. Иркутск, ул. Сергеева, 3/1. Тел. 8 (3952) 540-940.

© Сибирь, 2020, № 4 12+

3

Хрестоматия

150 лет со дня рождения

АЛЕКСАНДР КУПРИН

���������������������������������������������������������������КУПРИН Александр Иванович родился 26 августа (7 сентября) 1870 года в

уездном городе Наровчате (сейчас Пензенская область) в семье чиновника, по-томственного дворянина Ивана Ивановича Куприна (1834–1871), умершего через год после рождения сына. Мать — Любовь Алексеевна (1838–1910), урождённая Кулунчакова, происходила из рода татарских князей. После смерти мужа она пе-реехала в Москву, где прошли ранние годы и отрочество будущего писателя. В шесть лет мальчик был отдан в Московскую Разумовскую школу, откуда вышел в 1880 году. В том же году поступил во Вторую Московскую военную гимназию. В 1887 году был зачислен в Александровское военное училище. Впоследствии опишет свою армейскую юность в повестях «На переломе (Кадеты)» и в романе «Юнкера».

Первым литературным опытом Куприна были стихи, оставшиеся неопубликован-ными. Первое напечатанное произведение — рассказ «Последний дебют» (1889).

В 1890 году Куприн в чине подпоручика был выпущен в 46-й Днепровский пехотный полк, стоявший в Подольской губернии, в Проскурове. Четыре года слу-жил офицером, военная служба дала ему богатый материал для будущих произ-ведений.

В 1893–1894 годах в петербургском журнале «Русское богатство» вышли его повесть «Впотьмах», рассказы «Лунной ночью» и «Дознание». На армейскую тему у Куприна есть несколько рассказов: «Ночлег» (1897), «Ночная смена» (1899), «Поход».

4

В 1894 году поручик Куприн вышел в отставку и переехал в Киев, не имея ни-какой гражданской профессии. В следующие годы много странствовал по России, перепробовав множество профессий, жадно впитывая жизненные впечатления, которые стали основой его будущих произведений.

В 1890-е годы опубликовал очерк «Юзовский завод» и повесть «Молох», рас-сказ «Лесная глушь», повести «Олеся» и «Кэт» («Прапорщик армейский»), в 1901 году — рассказ «Оборотень». В эти годы Куприн познакомился с И.А. Буниным, А.П. Чеховым и М. Горьким. В 1901 году переехал в Петербург, начал работать секретарём «Журнала для всех». В петербургских журналах появились рассказы Куприна: «Болото» (1902), «Конокрады» (1903), «Белый пудель» (1903). В 1905 году вышло наиболее значительное его произведение — повесть «Поединок», имевшая большой успех. Выступления писателя с чтением отдельных глав «По-единка» стали событием культурной жизни столицы. Другие его произведения этого времени: рассказы «Штабс-капитан Рыбников» (1906), «Река жизни», «Гам-бринус» (1907), очерк «События в Севастополе» (1905).

В этом же году писатель поддержал восстание лейтенанта Шмидта в Сева-стополе, с которым познакомился лично. На тот момент Куприн проживал в сво-ем доме в Балаклаве. Он приехал в Севастополь, активно выступал в поддержку восставших и даже помог скрыться от расправы матросам крейсера «Очаков». После выхода очерка «События в Севастополе» адмирал Чухнин отдал приказ о выселении его из пределов Севастопольского градоначальства в течение суток, после чего писатель вернулся в Петербург. В 1906 году был кандидатом в депута-ты Государственной думы первого созыва от Санкт-Петербургской губернии.

В годы между двумя революциями Куприн опубликовал цикл очерков «Лист-ригоны» (1907–1911), рассказы «Суламифь» (1908), «Гранатовый браслет» (1911) и др., повесть «Жидкое солнце» (1912). Его проза стала заметным явлением рус-ской литературы. В 1909 году с семьёй поселился в Гатчине.

После начала Первой мировой войны открыл в своём доме военный госпиталь и агитировал в газетах граждан брать военные займы. В ноябре 1914 года был мобилизован и направлен в ополчение в Финляндию командиром пехотной роты. Демобилизован в июле 1915 года по состоянию здоровья.

Отречение Николая II Куприн встретил в Гельсингфорсе, где проходил лече-ние, и воспринял его с энтузиазмом. После возвращения в Гатчину работал редак-тором газет «Свободная Россия», «Вольность», «Петроградский листок», симпа-тизировал эсерам.

В 1917 году завершил работу над повестью «Звезда Соломона», в которой, творчески переработав классический сюжет о Фаусте и Мефистофеле, поднял во-просы о свободе воли и роли случая в человеческой судьбе.

После Октябрьской революции писатель не принял политику военного комму-низма. Работал в издательстве «Всемирная литература», основанном М. Горьким. В это же время перевёл драму Ф. Шиллера «Дон Карлос». В июле 1918 года после убийства Володарского был арестован, три дня просидел в тюрьме, был выпущен и внесён в список заложников.

В декабре 1918 года имел личную встречу с В.И. Лениным по вопросу органи-зации новой газеты для крестьян «Земля», который одобрил идею, но проект был «зарублен» председателем Моссовета Л.Б. Каменевым.

16 октября 1919 года, с приходом в Гатчину белых, поступил в чине поручи-ка в Северо-Западную армию, получил назначение редактором армейской газеты

5

«Приневский край», которую возглавлял генерал П. Н. Краснов. После поражения Северо-Западной армии находится в Ревеле, с декабря 1919 — в Гельсингфорсе, где сотрудничает с газетой «Новая русская жизнь», с июля 1920 — в Париже.

В 1937 году по приглашению правительства СССР Куприн вернулся на родину. Воз-вращению Куприна в Советский Союз предшествовало обращение полпреда СССР во Франции В.П. Потёмкина 7 августа 1936 года с соответствующим предложением к И.В. Сталину (который дал предварительное «добро»), а 12 октября 1936 года — с письмом к наркому внутренних дел Н.И. Ежову. Ежов направил записку Потёмкина в Политбюро ЦК ВКП(б), которое 23 октября 1936 года приняло решение: «разрешить въезд в СССР писателю А.И. Куприну» (проголосовали «за» И.В. Сталин, В.М. Моло-тов, В.Я. Чубарь и А.А. Андреев; воздержался К.Е. Ворошилов).

По устным воспоминаниям соседей, Куприну была предоставлена квартира в элитном по проекту и по составу жильцов сталинском доме на Выборгской стороне в Лесном по адресу: Ленинград, Лесной проспект, д. 61 (Дом специалистов).. Куприн умер в ночь на 25 августа 1938 года от рака пищевода. Похоронен в Ленинграде на Литераторских мостках Волковского кладбища рядом с могилой И.С. Тургенева.

Путевые картинки

I

От Киева до Ростова-на-Дону

Не прошло еще и полутора суток, а уже перед моими глазами промелькнули в вагонном окне четыре замечательнейшие губернии русского юга: Киевская, Хер-сонская, Екатеринославская и Земля Войска Донского. Сначала прошли, точно в панораме, уютные и грациозные уголки благословенной Украины: мазаные бе-ленькие хатенки, окруженные плетнем и тонущие в зелени «садков», традицион-ная «криница» дорюриковской архитектуры и возле нее традиционная дивчина в запаске и плахте, с коромыслом на левом плече и с правой рукой, художествен-но упирающейся в бок; вынырнет иногда из-за дальних холмов зеленая острая крыша деревенской колокольни и, убегая назад, уже прячется за синей, туманной, чуть приметной полоской леса; порою особенно громко застучит поезд, пробегая по мосту, и под ногами у тебя, глубоко внизу, блеснет узкая извилистая речонка, вся такая чистенькая и кокетливая в зеленых, свежих, опрятных берегах; у пе-реезда пара серых круторогих волов в деревянном ярме равнодушно провожает своими прекрасными темными влажными глазами несущееся мимо них огненное чудовище.

Утром после кошмарной, почти бессонной ночи, проведенной в грязном, насквозь прокуренном и заплеванном вагоне, выходишь с тяжелой, как свинец, головой на платформу и распахиваешь дверцу. Что за наслаждение! И справа и

6

слева густой, сплошной лиственный лесок. Внизу у его корней еще таятся сырые, холодные ночные тени, а верхушки, обласканные ранним солнцем, уже засверка-ли яркой праздничной пестротой осенних красок. Светло-лимонные листья берез, пронизанные солнечными лучами, блестят, как золото, осины стоят совсем пур-пурные, один крепкий устойчивый дуб не хочет менять своей темной, твердой, точно из металла вырезанной зелени. А дальше — море нежных, неуловимых от-тенков, от розовых до кроваво-красных и пунцовых, от фиолетовых и лиловых до коричнево-бурых. Стоишь и не надышишься утренним воздухом осеннего леса — крепким, тонким и опьяняющим, как аромат старого драгоценного вина.

Кончился лес — опять идут поля. То и дело попадаются навстречу свекло-вичные плантации — большие зеленые заплаты на желтом фоне сжатых хлебов. На них копошатся разбросанные там и сям пестрые кучки людей, прильнувших к земле. А вот и высокая, закопченная сверху труба сахарного завода выплывает из-за горизонта… За Знаменкой — дорога гораздо скучнее. Начинается степь — Херсонщина, и чем дальше, тем она все ровнее и безжизненнее. Смотришь в окно, и прямо тоска берет. Гладкая серая скатерть выжженных солнцем полей, и над ней опрокинулось такое же гладкое, безоблачное, мутное от зноя небо, на котором редко-редко увидишь черный силуэт ветряка, растопырившего свои крылья, да за-думчивый могильный курган. И весь этот громадный, тяжелый пейзаж медленно вращается навстречу бегущему поезду.

К вечеру местность понемногу меняется. Мы вступаем в область железных руд и каменноугольных залежей, в страну бельгийских анонимных предприятий, чудо-вищных аппетитов и бешеного заводского delirium tremens’а [белая горячка — лат.]. Опаленная до корней трава отливает на низинах зловещим красноватым цветом; между крутобокими холмами и склонами врезались глубокие узкие балки, мелкая густая пыль висит в воздухе, врываясь в вагон и забираясь в книгу, в подушку, в чай и в рот. Навстречу нам ползут длинные товарные поезда, с открытыми плат-формами, нагруженными красной, точно ржавой комковатой рудой. То и дело на станциях входят в наш вагон и выходят из него бельгийские мастера. В этом крае они, по-видимому, чувствуют себя, как во втором отечестве; с непринужденной простотой разваливаются на диванах, кладут ноги вам на колени и курят из трубок отвратительный табак.

Вот перед нами проносится знаменитое Криворожье. Декорация — прямо из «Роберта Дьявола». Так и кажется, что подземные силы в страшной демонической ярости всколебали здесь почву и, разворотив ее, нагромоздили на поверхности гигантские кучи известковых и железных масс, на которых — то высоко вверху над вашей головой, то внизу под вашими ногами — суетятся, как муравьи, чело-веческие фигуры. Повсюду подъемные краны, эстакады из дерева и железа, а по обеим сторонам полотна — целые горы руды, так давно и в таком количестве на-громожденные, что в тех местах они уже успели обрасти сверху травой. Все это, взятое вместе, производит дикое, хаотическое, но не лишенное сурового величия впечатление.

Однако на эту картину нам не дают насмотреться как следует. Постояв в Кри-вом Роге одну минуту, поезд свистит и несется дальше. Поезд, который нас везет, курьерский, а запряжен в него локомотив какой-то совершенно новой американ-ской конструкции. Локомотив этот только что прибыл из мастерских Невского ма-шиностроительного завода и не успел еще на своем веку сделать полных двух ты-сяч верст, но уже, по-видимому, возбудил неудовольствие своего машиниста. Дело

7

в том, что одна из частей его механизма очень точным и предательским образом отмечает время прихода поезда на станцию и отхода в дальнейший путь. Поэтому на иных уклонах мы летим со скоростью семьдесят пять верст в час, стараясь наверстать время простоя, причем вагоны шатаются, как пьяные. Поэтому же на станциях локомотив визжит капризно и раздражительно, как истеричная дама, когда легкомысленный кондуктор запаздывает со своими свистками. Вероятно, потому же старик машинист, разговорившись со мною во время длинной стоянки, проворчал, неодобрительно косясь на паровоз:

— Оно, конечно, машина, что и говорить, усовершенствованная. Но только в ней одна самая главная трубка действует неправильно.

Во всяком случае, мы подвигаемся вперед с такой скоростью, что я положи-тельно не узнаю Екатерининских дорог. Пять лет тому назад здесь даже курьер-ские поезда держались мудрого правила «спешить медленно». Отсюда в свое вре-мя возникло великое множество чудовищных анекдотов. Рассказывали, напри-мер, об одном молодом человеке, который ехал от Харцыска до Дебальцева и на требование контроля предъявил половинный билет. «Но позвольте, — возразил удивленный контролер, — ведь это же детский билет, а вам, по крайней мере, лет двадцать — двадцать пять». — «Совершенно верно, — спокойно ответил молодой человек, — вы не ошибаетесь. Но я взял этот билет в Харцыске еще тогда, когда был маленьким, и вот, как видите, успел достаточно вырасти в дороге».

Злые языки называли прежде эту дорогу «заячьей дорогой», потому что по ней провозилось и под скамейками, и в скотских вагонах, и на крышах, и в других местах чуть ли не 95 % безбилетных пассажиров. Как теперь, не знаю.

Наступает ночь — темная, сентябрьская, безлунная ночь. Мы приближаемся к Екатеринославу, и то и дело проходят мимо нас в своем ужасном великолепии колоссальные металлургические заводы. Я давно уже запорошил себе оба глаза, но все-таки не могу оторваться от окна. Сначала видишь далекое зловещее заре-во, потом вырисовываются длинные трубы и мрачные черные башни доменных печей, и вдруг за внезапным поворотом вырастает перед вами весь завод, точно громадный город, подожженный с четырех сторон, — в тучах дыма, в огне, в го-лубом сиянии электрических фонарей. И с каким-то странным чувством, не то жутким, не то гордым, провожаешь его глазами до тех пор, пока он не скроется в глубокой лощине.

Вот, наконец, и Екатеринослав со своим рельсопрокатным заводом, вытянув-шимся около самого полотна, и с мостом через Днепр. Великий старик широко и могущественно протекает внизу, и на его черной, дремлющей поверхности дро-жат золотыми полосками отражения редких прибрежных огней.

Утро застает нас в Таганроге. Отсюда до Полтавы дорога идет почти все время берегом Азовского моря. Ветра нет, и гладкая, невозмутимая поверхность моря лежит, точно ровная свинцовая доска, блестя лишь у берегов зубчатой стальной каймою. Ни одного пароходного дымка, ни одного паруса не заметил я за эти два часа на его заснувшей глади; только у берегов кое-где торчат засевшие на мель не-уклюжие баркасы. За полверсты от Ростова мы почему-то останавливаемся среди чистого поля и стоим чуть ли не полтора часа. Поездная прислуга играет в три листика, а мы меланхолически созерцаем текущий справа от пути тихий Дон и единственную двухмачтовую старую шхуну, стоящую у берега.

8

II

От Ростова до Новороссийска. Легенда о черкесах. Тоннели

На пути от Ростова к Новороссийску самый важный железнодорожный пункт — станция Тихорецкая. Это узел, от которого поезда расходятся по трем направле-ниям: на Новороссийск, на Владикавказ и на Царицын. Отсюда же мы вступаем в Кубанскую область.

Какой привольный, богатый и, по-видимому, сытый край эта Кубанская об-ласть! Смотришь в окно и не налюбуешься. На жатных нивах сложены из снопов целые дворцы; на полях гуляет рослый, кормленый и холеный скот; земля, при-готовленная под посевы, — черная, жирная, пряник, а не земля! — воскликнул бы в завистливом восторге наш рязанский или смоленский мужик, обиженный на этот счет матерью-природой; большие станицы, разбросанные широко по сочным лощинам, окружены виноградниками. Лесу, правда, совсем нет, так что заборы приходится здесь возводить из дикого камня, накладывая его плиткой на плитку.

За Тихорецкой начинает чувствоваться близость Кавказа. На станциях то и дело видишь стройных, бородатых, смуглых людей в черкесках и папахах, с кин-жалами у пояса. В буфетах подают уже не зельтерскую воду, а нарзан в небольших бутылочках, причем услуживает вам восточный человек во фраке, глядящий на вас своими большими, красивыми и печальными глазами. Пассажиры — большей частью армяне, грузины и греки, не считая преобладающего элемента — местных казаков. Как только сойдутся и разговорятся два-три человека, сейчас же сводят речь на вино; это теперь — в разгар виноградного сбора — самый жгучий вопрос. Повсюду на станциях продается окрестными казачками виноград в баснословном количестве и поразительно дешево: пять копеек два фунта.

Едем мы с самой «тихой скоростью», какую только можно себе представить, так что в Новороссийск приходим без всяких уважительных причин с опозданием на два с половиной часа и на станциях стоим страшно долго. Однако никто этим не возмущается и не высказывает по этому поводу гражданского негодования. Ве-роятно, каждый поступает так, как и я. Умножает количество минут, объявленных кондуктором, на три и успокаивается.

Зато вагоны на Владикавказской железной дороге прекрасные — длинные-пред-линные, пульмановского типа, чистенькие и поместительные. Сидишь и прислу-шиваешься к ритмическому ходу поезда, покачиваешься на диване плавно и легко, точно в люльке.

Напротив меня сидят рядом: офицер Черноморского казачьего войска и мо-лодой, благообразный батюшка в новой рясе; рядом со мною поместился призе-мистый усатый господин в охотничьем костюме, с двумя ружьями в чехлах и с черной сигарой, необыкновенно скверного запаха, во рту. По другую сторону про-хода на коротких боковых местах расположилось двое грузин: один лет двадцати трех — двадцати пяти, красивый, задумчивый и молчаливый, другой — пожилой, толстый, с веселыми маленькими глазами и красным носом, общительный и бы-валый человек.

Пожилой грузин достает из-под дивана бурдюк и цедит из него вино в боль-шую бутылку через самодельную бумажную воронку. Обхватив нежно и бережно левой рукой бурдюк, он медленно наклоняет его сосочек вниз и, поджав губы и наморщив лоб, напряженно следит за тонкой желтой струйкой, звучно текущей в

9

бутылку. Он священнодействует, и весь вагон с живейшим любопытством следит за его руками.

Наполнив две бутылки, он достает из корзинки провизию: жестянку с зерни-стой икрой, сыр и вареную курицу. При этом он скороговоркой объясняет нам с веселой и лукавой улыбкой, показывая на своего товарища:

— Он еще молодой. Он еще не знает, как ездить по железной дороге. А я ста-рый, я все знаю, я всегда с собой беру всякий хурда-мурда.

Закусив, они принимаются за вино, пьют из одного стакана поочередно и с та-кой внушительной манерой, как будто бы исполняют какой-то важный старинный обряд. Возьмет стакан, посмотрит долго и серьезно в лицо товарищу, проговорит какую-то длинную грузинскую фразу, должно быть, приветствие, и выпьет. Госпо-дин в охотничьем костюме спросил, не кахетинское ли вино они пьют.

Пожилой грузин тотчас же вновь наполнил стакан и протянул его охотнику.— Пожалюста, попробуй… пожалюста, пожалюста.Охотник, улыбаясь, отказывался, но грузин с такой искренной и наивной на-

стойчивостью твердил свое «пожалюста, пожалюста», что охотник сдался. Потом грузин обратился со стаканом к офицеру. Офицер, по-видимому хорошо знакомый с местными обычаями, прежде чем пить, также пристально посмотрел в лицо гру-зину и сказал: «Алла верды!», на что последний радостно и торопливо произнес: «Якши-ол! якши-ол!..» Та же участь не минула и меня с батюшкой. Вино оказа-лось превосходным: крепким, нежным, с удивительно тонким букетом.

После этого, конечно, завязался общий разговор. Больше всех болтал, жести-кулируя, смеясь и забавно, но не неприятно коверкая русскую речь, пожилой гру-зин. В какие-нибудь три минуты мы успели узнать, что наш собеседник торгует «шкуркам с барашкам», что он едет с нижегородской ярмарки, на которой был в своей жизни уже двадцать один раз, что «шкуркам» в этом году торговали необык-новенно бойко благодаря большому спросу на тулупы для войск, отправляемых в Китай, что и вообще ярмарка была лучше среднего и т. д. Затем он как-то особен-но ловко, хотя и не совсем кстати, перескочил на свою благословенную Грузию: какие там богатые виноградники, какой скот, какие леса и горы, какая чистота семейных нравов!..

Батюшка посмотрел в окно, задумчиво погладил бороду и вздохнул.— Вот тоже была страна, где текли молоко и мед, — произнес он, ни к кому, в

частности, не обращаясь.— Вы это про что, собственно, батюшка? — спросил охотник.— Да про весь вообще Северный Кавказ. Старики и теперь вспоминают, как

здесь жилось при черкесах. Вы поглядите-ка в окно. Голо, пусто, хоть шаром по-кати. А прежде здесь вековые леса росли, фазаны, дикие кабаны, олени водились, поля каналами орошались — мало ли чего не было… Когда после бунта высели-лись черкесы в Малую Азию, а сюда пришли на их земли неведомые, хищные люди, все и пошло, и пошло вверх ногами. Смотреть жалко-с.

— А вы слышали когда-нибудь, батюшка, как отсюда черкесов греки перево-зили? — спросил господин в охотничьем костюме.

Батюшка поморщился.— Слышал я что-то… Да бог знает, правду ли говорят, — произнес он уклон-

чиво и неохотно.— Нет, отчего же?.. Очень даже правдоподобно. Вы, господа, слыхали эту исто-

рию? — продолжал охотник, обращаясь ко мне и к офицеру. — Ужасная история!

10

Когда черкесы выразили желание переселиться в Малую Азию, то для них, видите ли, зафрахтовывались греческие фелюги. Вот таким манером какой-нибудь этакий греческий пиндос наберет полное судно черкесов с женщинами и ребятишками и везет. Черкесы, конечно, народ горный, верховой, качка для них хуже смерти. Как выехали в открытое море, так все пластом и полегли на палубе. А народ на этих шхунах и фелюгах известно какой — сброд самый отчаянный, головорез на голо-ворезе. Даже и в теперешнее время придет иной раз в Новороссийск такое суде-нышко, так на экипаж и посмотреть-то жутко — прямо разбойники. Сразу видно, что и буря ему никакая не страшна и человеческая жизнь не стоит ни копейки. Да и тут еще, вдобавок, за погибшего черкеса никакой ответственности нельзя было ожидать, потому что, с одной стороны, он от России как бы отрекся, а с другой стороны, не успел еще принять турецкого подданства… Ну вот, и погибали чер-кесы целыми сотнями на море. Конечно, обирали их раньше… Многие грекосы с тех самых пор поразжились. Теперь миллионеры… Да на что вам лучше: в Гелен-душке и по сие время живет грек Попандопуло. Поговорите-ка с ним, он вам все это подробно изложит — как и как, потому что сам грузил черкесов на фелюги… И старики тамошние тоже вам подтвердят.

— Ну уж это вы, кажется, из веселых рассказов, — недоверчиво покачал голо-вою офицер. — Что-то уж очень необыкновенно…

Пожилой грузин вдруг заволновался:— Зачем веселый? Никакой нет веселый, одна настоящая правда. У нас в го-

роде до сих пор старик живет, его тогда в Трапезунд продали, он все это хорошо помнит.

И грузин, горячась и размахивая руками, рассказывает очень колоритно о том, как его знакомого старика черкеса, в то время бывшего еще десятилетним мальчи-ком, родители привезли в Трапезунд. Поселиться черкесам было негде, землей их не наделяли, поневоле приходилось бедствовать и голодать. Некоторые семьи, для того чтобы просуществовать неделю-другую, продавали своих детей в рабство. Не избег этой участи и герой рассказа. Его продали оптовому торговцу невольниками за поразительную цену — за один хлеб и девять фунтов зеленого лука. И счастью, мальчик понравился своему новому хозяину — человеку, кстати, бездетному, — и тот, продав весь свой «гурт» другому купцу, выпросил себе мальчика в качестве «бешкеша», вырастил его в своем доме, образовал и поставил на хорошую дорогу. Теперь старик — богатый человек, переехал из Турции на Кавказ и живет там в большом почете от всех знакомых и незнакомых.

— Эта история правдоподобная, — веско заметил священник.— Значит, здесь не осталось ни одного черкеса? — спросил я.— Остаться-то остались, — ответил господин в охотничьем костюме, — да

что же это за черкесы? Нанимаются сторожами на фермы и заводы… голытьба, безземельные… Даже в хваленую их верность хозяевам что-то перестают нынче верить. А настоящего, прежнего черкеса теперь и на лекарство не найдешь… Од-нако вот и горы показались, значит, подъезжаем к Северской. Надо собираться.

Я подошел к окну. На горизонте высился темный волнистый хребет; из-за его ложбин поднимались вершины другой, более дальней цепи, окруженные фиоле-товой дымкой, и наконец самые отдаленные горы белели чуть заметно на заднем плане, точно осевшие вниз легкие облака. Вся местность у подножия гор, куда только мог хватить глаз, была усеяна мелкими круглыми кустиками, похожими издали, если прищурить глаза, на большое разбежавшееся стадо зеленых овец.

11

Странное и сложное чувство испытываешь, когда видишь горы в первый раз. Они и волнуют, и притягивают к себе, но в то же время вам кажется, что вы где-то уже видели все это раньше, не то во сне, не то в детстве на картинках, не то в каких-то смутных, таинственных, давно забытых грезах.

Горы тянутся по одну сторону полотна; по другую — те же поля, с пасущимся на них скотом, станицы, хлеб, сложенный в форме домов, и ветряные мельницы. Целые десятки верст подряд вы видите — налево горы, направо — плодородную равнину. Но понемногу горы начинают забегать вперед, вот они уже высятся впе-реди поезда, вот показались и с правой стороны, — еще несколько поворотов — и вы мчитесь в глубокой тенистой лощине, между двумя крутыми скатами, густо обросшими мелким кудрявым кустарником.

Перед станцией «Тоннельной» в вагон входит младший кондуктор и зажигает в фонарях свечи. Сейчас поезд должен войти в один из самых длиннейших тон-нелей в России.

Начиная от «Тоннельной», я высовываюсь в окно и с любопытством загляды-ваю вперед. Пройдя с версту, поезд замедляет ход, и я вижу вдали кусочек камен-ной арки, врезавшейся в зеленую гору. Эта арка растет, растет, я уже вижу за ней темную стену каменного свода и… наш поезд медленно поглощается непрони-цаемым мраком. Холодный сквозняк вместе с запахом сырости и спертого, тяже-лого воздуха врывается в вагон. Секунды тянутся мучительно, бесконечно долго. Стоять, высунувшись в окно, и глядеть вперед становится тяжело и жутко, жутко до какого-то острого, болезненного, физического ужаса. Так и кажется, что эта сырая, черная бездна будет продолжаться нескончаемо, что она похоронит поезд в своих холодных недрах. Мелькает вдали, медленно вырастая, слабая светлая точ-ка, и вы уже собираетесь вздохнуть с облегчением, глубоко, во всю грудь… Нет! это только жалкий бледно-зеленый железнодорожный фонарик. Поезд проходит мимо него, громыхая и сотрясаясь на стыках рельс, и опять та же страшная тем-нота и сырой, затхлый воздух. Вот, наконец, и выход. Вы заметили его сначала в виде длинной, тонкой, как лезвие ножа, светлой щели. С радостью замечаете вы, как шире и шире становится эта щель, как понемногу начинают освещаться тус-клым блеском вагонные стенки и влажные темные плиты свода, и вдруг, вместе с торжествующим, пронзительным свистом локомотива, вторгается в вагон яркое сиянье светлого осеннего дня, запах полевых трав и голубое, синеющееся небо!.. Целых семь минут мы находились под нависшей над нашими головами горой в несколько миллионов пудов весом.

За тоннелем горы идут по обеим сторонам полотна, которое, как змея, вьется между живописными скалами вдоль глубоких лощин. Склоны гор, точно пестрым ковром, густо одеты кустарником. Среди желтых и зеленых тонов резко выде-ляются там и сям красные пятна. Это знаменитое кавказское дерево «скампиа», по-русски «негной дерево». Нижние части гор обнажены от земли и прослоены пластами правильных серовато-белых плиток замечательного в своем роде камня, который носит местное название «трескун». Назвали его так потому, что, будучи извлечен из земли, он обладает крепостью мрамора, но, пролежав несколько дней на воздухе, быстро выветривается, трескается и обращается в порошок. Все земли в окрестности, годные под виноградники, обыкновенно на целый аршин, а то и больше, покрыты трескуном, и для того, чтобы культивировать в этих местах поч-ву, необходимо раньше произвести плантаж, то есть разрыхлить кирками породу и перевернуть ее сверху вниз.

12

Через несколько верст мы ныряем в другой тоннель, на этот раз, к счастью, не более как на минуту или полторы, и, когда выскакиваем из него, перед нами развертывается спокойное, глубоко-синее море и вдали круглая прекрасная бухта Новороссийска, как кольцом окаймленная со всех сторон горами. Далеко вправо еле-еле мерещится в тумане Анапа. Показываются окраинные домики Новорос-сийска, величаво проходят мимо нас огромные башни знаменитого элеватора, и мы останавливаемся. Вокзал маленький, темненький и грязненький. Подниматься нужно в него по длинной лестнице, которая оканчивается площадкой. Налево от этой площадки двери вокзала, а направо большой парапет, легко повиснувший в воздухе. С парапета открывается чудный вид на бухту и на Дообский маяк, а на столбе, поддерживающем его крышу, красуется надпись: «Пассажирам III клас-са вход на террасу строго воспрещается». Очевидно, новороссийские инженеры боятся, что серая публика испачкает им этот очаровательный ландшафт, один из самых живописных в России.

13

125 лет со дня рождения

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Гой ты, Русь моя родная

���������������������������������������������������������������ЕСЕНИН Сергей Александрович родился 3 октября (21 сентября по старому

стилю) 1895 года в селе Константиново Рязанской губернии в крестьянской семье. Его отец с 12 лет служил в Москве в лавке, бывая в деревне, даже после женить-бы, только наездами. Ранние годы (1899–1904) Сергей Есенин провел у деда и бабушки по матери — Федора и Наталии Титовых. В 1904 году Сергей поступил в Константиновское четырехклассное училище, которое с отличием окончил в 1909 году. В 1912 году окончил Спас-Клепиковскую учительскую школу по специаль-ности «учитель школы грамоты». Летом 1912 года Есенин переехал в Москву, некоторое время служил в мясной лавке, где приказчиком работал его отец. После конфликта с отцом ушел из лавки, работал в книгоиздательстве, затем в типогра-фии Ивана Сытина в 1912–1914 годах. В этот период поэт примкнул к революци-онно настроенным рабочим и оказался под надзором полиции.

В 1913–1915 годах Есенин был вольнослушателем историко-философского отделения Московского городского народного университета имени А.Л. Шаняв-ского. В Москве он сблизился с писателями из Суриковского литературно-музы-кального кружка — объединения писателей-самоучек из народа.

Стихи Сергей Есенин писал с детства, в основном в подражание Алексею Кольцову, Ивану Никитину, Спиридону Дрожжину. К 1912 году он уже написал поэму «Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, цвете Троеручице, о чер-ном идолище и Спасе Нашем Иисусе Христе», а также подготовил книгу стихов «Больные думы». В 1913 году поэт работал над поэмой «Тоска» и драматической поэмой «Пророк», тексты которых неизвестны.

В январе 1914 года в московском детском журнале «Мирок» под псевдонимом

14

«Аристон» состоялась первая публикация поэта — стихотворение «Береза». В феврале в этом же журнале были напечатаны стихотворения «Воробышки» («Поет зима — аукает…») и «Пороша», позже — «Село», «Пасхальный благовест».

Весной 1915 года Есенин приехал в Петроград (Санкт-Петербург), где позна-комился с поэтами Александром Блоком, Сергеем Городецким, Алексеем Реми-зовым, сблизился с Николаем Клюевым, оказавшим на него значительное влия-ние. Их совместные выступления со стихами и частушками, стилизованными под «крестьянскую», «народную» манеру, имели большой успех.

В 1916 году вышел первый сборник стихов Есенина «Радуница», восторженно принятый критикой, обнаружившей в нем свежую струю, юную непосредствен-ность и природный вкус автора. С марта 1916 года по март 1917 года Есенин про-ходил военную службу — первоначально в запасном батальоне, расположенном в Петербурге, а затем с апреля служил санитаром Царскосельского военно-санитар-ного поезда № 143. После Февральской революции самовольно оставил армию.

В начале 1918 года Есенин переехал в Москву. С воодушевлением встретив ре-волюцию, он написал несколько небольших поэм: «Иорданская голубица», «Ино-ния», «Небесный барабанщик», проникнутых радостным предчувствием «преоб-ражения» жизни. В 1919–1921 годах входил в группу имажинистов, заявлявших, что цель творчества состоит в создании образа.

В начале 1920-х годов в стихах Есенина появились мотивы «развороченного бурей быта», пьяной удали, сменяющейся надрывной тоской, что отразилось в сборниках «Исповедь хулигана» (1921) и «Москва кабацкая» (1924).

Событием в жизни Есенина явилась встреча осенью 1921 года с американской танцовщицей Айседорой Дункан, которая через полгода стала его женой. С 1922 по 1923 год они совершили путешествие по Европе (Германия, Бельгия, Франция, Италия) и Америке, но по возвращении в Россию Айседора и Есенин почти сразу же расстались.

В 1920-е годы были созданы наиболее значительные произведения Есенина, принесшие ему славу одного из лучших русских поэтов. Последние два года жиз-ни поэта прошли в разъездах: он трижды совершил путешествия на Кавказ, не-сколько раз ездил в Ленинград (Санкт-Петербург), семь раз — в Константиново.

В конце ноября 1925 года поэт попал в психоневрологическую клинику. Одним из последних произведений Есенина стала поэма «Черный человек», в которой про-шедшая жизнь предстает частью ночного кошмара. Прервав курс лечения, 23 декабря Есенин выехал в Ленинград. 24 декабря 1925 года он остановился в гостинице «Ан-глетер», где 27 декабря написал свое последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…». В ночь на 28 декабря 1925 года, по официальной версии, Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством. Никакого серьезного расследования не про-водилось, власти города ограничились рапортом от участкового милиционера.

Специально созданная в 1993 году комиссия не подтвердила версии о других обстоятельствах смерти поэта, помимо официальной. Сергей Есенин похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище. 2 октября 1965 года, к 70-летию со дня рождения поэта, в селе Константиново в доме его родителей был открыт Госу-дарственный музей-заповедник С.А. Есенина — один из крупнейших музейных комплексов России. 3 октября 1995 года в Москве в доме № 24 по Большому Стро-ченовскому переулку, где в 1911–1918 годах был прописан Сергей Есенин, был создан Московский государственный музей С.А. Есенина. Также Музей Сергея Есенина с 1981 года существует в Ташкенте (Узбекистан).

15

Спит ковыль. Равнина дорогая

Спит ковыль. Равнина дорогая,И свинцовой свежести полынь.Никакая родина другаяНе вольет мне в грудь мою теплынь.

Знать, у всех у нас такая участь,И, пожалуй, всякого спроси —Радуясь, свирепствуя и мучась,Хорошо живется на Руси.

Свет луны, таинственный и длинный,Плачут вербы, шепчут тополя.Но никто под окрик журавлиныйНе разлюбит отчие поля.

Гой ты, Русь моя родная

Гой ты, Русь моя родная,Хаты — в ризах образа…Не видать конца и края —Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,Я смотрю твои поля.А у низеньких околицЗвонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медомПо церквам твой кроткий Спас.

Русь

1

Потонула деревня в ухабинах,Заслонили избенки леса.Только видно на кочках и впадинах,Как синеют кругом небеса.

Воют в сумерки долгие, зимние,Волки грозные с тощих полей.По дворам в догорающем инееНад застрехами храп лошадей.

И теперь, когда вот новым светомИ моей коснулась жизнь судьбы,Все равно остался я поэтомЗолотой бревенчатой избы.

По ночам, прижавшись к изголовью,Вижу я, как сильного врага,Как чужая юность брызжет новьюНа мои поляны и луга.

Но и все же, новью той теснимый,Я могу прочувственно пропеть:Дайте мне на родине любимой,Все любя, спокойно умереть!

И гудит за корогодомНа лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежкеНа приволь зеленых лех,Мне навстречу, как сережки,Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:«Кинь ты Русь, живи в раю!»Я скажу: «Не надо рая,Дайте родину мою».

Как совиные глазки за ветками,Смотрят в шали пурги огоньки.И стоят за дубровными сетками,Словно нечисть лесная, пеньки.

Запугала нас сила нечистая,Что ни прорубь — везде колдуны.В злую заморозь в сумерки мглистыеНа березках висят галуны.

16

2

Но люблю тебя, родина кроткая!А за что — разгадать не могу.Весела твоя радость короткаяС громкой песней весной на лугу.

Я люблю над покосной стоянкоюСлушать вечером гуд комаров.

3

Понакаркали черные вороныГрозным бедам широкий простор.Крутит вихорь леса во все стороны,Машет саваном пена с озер.

Грянул гром, чашка неба расколота,Тучи рваные кутают лес.На подвесках из легкого золотаЗакачались лампадки небес.

Повестили под окнами сотскиеОполченцам идти на войну.

4

Затомилась деревня невесточкой —Как-то милые в дальнем краю?Отчего не уведомят весточкой,—Не погибли ли в жарком бою?

В роще чудились запахи ладана,В ветре бластились стуки костей.И пришли к ним нежданно-негаданноС дальней волости груды вестей.

5

Ах, поля мои, борозды милые,Хороши вы в печали своей!Я люблю эти хижины хилыеС поджиданьем седых матерей.

Припаду к лапоточкам берестяным,Мир вам, грабли, коса и соха!Я гадаю по взорам невестинымНа войне о судьбе жениха.

А как гаркнут ребята тальянкою,Выйдут девки плясать у костров.

Загорятся, как черна смородина,Угли-очи в подковах бровей.Ой ты, Русь моя, милая родина,Сладкий отдых в шелку купырей.

Загыгыкали бабы слободские,Плач прорезал кругом тишину.

Собиралися мирные пахариБез печали, без жалоб и слез,Клали в сумочки пышки на сахареИ пихали на кряжистый воз.

По селу до высокой околицыПровожал их огулом народ.Вот где, Русь, твои добрые молодцы,Вся опора в годину невзгод.

Сберегли по ним пахари памятку,С потом вывели всем по письму.Подхватили тут ро́дные грамотку,За ветловую сели тесьму.

Собралися над четницей ЛушеюДопытаться любимых речей.И на корточках плакали, слушая,На успехи родных силачей.

Помирился я с мыслями слабыми,Хоть бы стать мне кустом у воды.Я хочу верить в лучшее с бабами,Тепля свечку вечерней звезды.

Разгадал я их думы несметные,Не спугнет их ни гром и ни тьма.За сохою под песни заветныеНе причудится смерть и тюрьма.

17

Они верили в эти каракули,Выводимые с тяжким трудом,И от счастья и радости плакали,Как в засуху над первым дождем.

А за думой разлуки с родимымиВ мягких травах, под бусами рос,

* * *

Я покинул родимый дом,Голубую оставил Русь.В три звезды березняк над прудомТеплит матери старой грусть.

Золотою лягушкой лунаРаспласталась на тихой воде.Словно яблонный цвет, сединаУ отца пролилась в бороде.

О Русь, взмахни крылами

О Русь, взмахни крылами,Поставь иную крепь!С иными именамиВстает иная степь.

По голубой долине,Меж телок и коров,Идет в златой ряднинеТвой Алексей Кольцов.

В руках — краюха хлеба,Уста — вишневый сок.И вызвездило небоПастушеский рожок.

За ним, с снегов и ветра,Из монастырских врат,Идет, одетый светом,Его середний брат.

От Вытегры до ШуиОн избраздил весь крайИ выбрал кличку — Клюев,Смиренный Миколай.

Им мерещился в далях за дымамиНад лугами веселый покос.

Ой ты, Русь, моя родина кроткая,Лишь к тебе я любовь берегу.Весела твоя радость короткаяС громкой песней весной на лугу.

Я не скоро, не скоро вернусь!Долго петь и звенеть пурге.Стережет голубую РусьСтарый клен на одной ноге.

И я знаю, есть радость в немТем, кто листьев целует дождь,Оттого, что тот старый кленГоловой на меня похож.

Монашьи мудр и ласков,Он весь в резьбе молвы,И тихо сходит пасхаС бескудрой головы.

А там, за взгорьем смолым,Иду, тропу тая,Кудрявый и веселый,Такой разбойный я.

Долга, крута дорога,Несчетны склоны гор;Но даже с тайной богаВеду я тайно спор.

Сшибаю камнем месяцИ на немую дрожьБросаю, в небо свесясь,Из голенища нож.

За мной незримым роемИдет кольцо других,И далеко по селамЗвенит их бойкий стих.

18

Из трав мы вяжем книги,Слова трясем с двух пол.И сродник наш, Чапыгин,Певуч, как снег и дол.

Сокройся, сгинь ты, племяСмердящих снов и дум!На каменное темяНесем мы звездный шум.

Довольно гнить и ноять,И славить взлетом гнусь —Уж смыла, стерла деготьВоспрянувшая Русь.

Уж повела крыламиЕе немая крепь!С иными именамиВстает иная степь.

19

ПОЭЗИЯ

ГЕННАДИЙ АКСАМЕНТОВ

Былая жизнь, былое счастье…

* * *Я удивлён влюблённым быть:из предпочтений выбрать келью,или, как путник под метелью,в восторге одиноко стыть;по зову трепетной душис весёлой сцены мирозданьяуплыть на берег тишиныи добровольного изгнанья. Конец 60-х гг.

���������������������������������������������������������������АКСАМЕНТОВ Геннадий Васильевич родился 8 марта 1945 г. в Иркутске. Учился в школе № 11.

По профессии врач-терапевт. В 1968 г. окончил Иркутский государственный мединститут. Работал в лечебных учреждениях г. Иркутска. Является кандидатом медицинских наук. Имеет звание «За-служенный врач Российской Федерации». В 2012 году награжден премией Губернатора Иркутской области, присуждаемой медицинским работникам за высокие достижения в профессиональной дея-тельности на звание «Лучший по профессии». В течение 20 лет занимал должность главного вра-ча Областной клинической больницы № 2, позднее переименованной в Областной гериатрический центр. Стихи начал писать в студенчестве, с середины 60-х г. Произведения поэта отличаются осо-бой лиричностью, раскрывают самые светлые оттенки человеческой души. Сибирский поэт Елена Жилкина писала: «Стихи Геннадия Аксаментова — скромные, традиционные по форме, радуют чи-тающего чистотой чувств, верностью тона, когда автору нужно сказать о чем-то добром и светлом в своей жизни, вспомнить друзей студенческой поры и зрелости, пришедшей с годами, и восхититься никогда не увядающей природой. Есть в стихах и еще одно очень важное свойство: строки никуда не уходят от родного города, от сыновней благодарности к нему…». Геннадий Аксаментов — автор 5 книг стихов: «Поэтические акварели» (1989), «Дорога к дому» (1993); «Прохожий» (2001); «В ритме шага» (2005), «Одна жизнь» (2009). Член Союза писателей России. Живёт в Иркутске.

20

* * *

Стёрты и приглушеныочертанья дня.Разлетелись душамис одного огня.

Расстоянья бывшие,бывшие дела. 70-е гг.

* * *

Памяти А.Е.К.…И не дали проводить.О себе забыла.Но лучиною светитьстанет то, что было.

Не твоя теперь судьба,а судьба народа: 70-е гг.

Незабудки Байкала

Когда-то в полдень лета чуткий,в зените свёрстанных веководели грустью незабудкигранит озёрных берегов.

Их год назад сорвали рукии поместили на холсте, 1980 г.

Бродяга дождь

Остановился дождик над гороюи уходить не хочет;он гасит дни туманами и мглоюи удлиняет ночи —его легко доходчивый ответна несговорчивый авторитети мыслей заумь;и ненапрасный: хилая бодягаушла с души. Гуляй, бродяга.

Тлеют неостывшиепепел и зола.

Взгляд следит за тучами,их внезапно ликкрыльями могучиминад землёй возник.

будут горе и беда,сила и свобода,

голос будет песню петь,сердце будет биться — это надо всё уметьи всему учиться.

в какой-то терпеливой мукескрестясь на каждом лепестке.

Былая жизнь, былое счастье,остались поколенья там…Очей любимых тихое участьеи незабудок синий храм.

21

Дорожка выстроилась по прямой,слегка подмокший, я иду домой. 2017

Соло

Не заблудиться бы в сомненьях,не заплутать бы в одиночку.Стихов перебираю строчки,пустые вынимаю звенья.

Не растерять на расстояньяхистоки и места стоянок. 2019

В один из дней

Я заглянул за дверь забвенья.Бродила осень,вокруг располагала сад;но удержать его была не в силах:листву безжалостно сносило,дожди смывали лица,и убывала колесница на белый луг с зеленой птицей…

В волнении перебираю пальцы.Причудливые постояльцы случайно обретённых местдуши моей окрест.Зачем они? Я их явленьеслежу как бренное твореньереальности, утратившей себя.Зачем ей догонять меняи возвращать мои пропажи,ручьи и молнии речей, лохмотья камуфляжей,а с вещих и великих словсрывать их призрачный покров?

Здесь мир иной:уравнены пути — окольный и прямой,и заповедной как бы нет черты.Я инстинктивно прячусь за мечтой —и вот из темнотыприходят годы, где гуляешь тыпо улицам из желтой тишины;и всё опять знакомо,

�