xn--d1alsn.xn--b1aew.xn--p1aihttps://крду.мвд.рф/upload/site119/folder_page/003/467/465/sl-2016-357-2.pdf124...

124ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

УГОЛОВНОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО

Демин Дмитрий Владимировичначальник Главного следственного управления ГУ МВД России по Краснодарскому краю

Алексеев Игорь Михайловичкандидат юридических наук, преподаватель кафедры уголовного процесса Краснодарского университета МВД России

(e-mail: [email protected])

К вопросу об институциализации подозренияВ статье анализируются положения социологии о социальных институтах и процессе их инсти-

туциализации. Подозрение и обвинение исследуются с позиции их социальной сущности. Аргу-ментируется несостоятельность гносеологического понимания подозрения и обвинения, в каче-стве метода познания сущности подозрения и обвинения предлагается типология, что позволяет выявить различия в указанных институтах и сделать предложения по оптимизации уголовного судопроизводства.Ключевые слова: уголовный процесс, социальный институт, правовой институт, институциа-

лизация, подозрение, обвинение, подозреваемый, обвиняемый.

D.V. Demin, Head of the Main Investigation Department of the Main Directorate of the Ministry of the Interior of Russia across Krasnodar Region;

I.M. Alekseev, Master of Law, Lecturer of the Chair of Criminal Procedure of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

The issue of institutionalizing suspicionThe article analyzes the provisions of the sociology of social institutions and the process of their

institutionalization. Suspicion and accusation are examined from the standpoint of their social nature. It is argued that the failure of epistemological understanding of suspicions and accusations, as a method of cognition of the essence of the suspicions and accusations a typology, which allowed to identify differences in these institutions and make proposals on improving the criminal justice process.

Key words: criminal process, social institution, legal institution, institutionalization, suspicion, prosecution, suspect, accused.

Термин «институт» (лат. institutum) оз-начает «устройство, установление». Понятие «социальный институт» со-

циология заимствовала у юридических наук. В социологии этот термин используется в более широком смысле, обозначая социально орга-низованное и регулируемое поведение людей. Термин «институциализация» («институцио-нализация») используется социологами для обозначения процесса превращения социаль-ных отношений в социальный институт. То есть институциализация – это замена спонтанного и экспериментального поведения на предсказуе-мое поведение, которое ожидается, моделиру-ется, регулируется [1].Уголовный процесс по своей сути является

институциализированным способом решения конфликтов. Следовательно, на уголовное су-допроизводство распространяются законы со-циологии.

Соответственно, взаимоотношения людей в процессе конфликта, возникшего между ними по поводу виновности одного из них в совер-шении преступления, – это социальные от-ношения, которые со временем ввиду своей значимости для общества были упорядочены и превратились в полноценные социальные институты – подозрения и обвинения.В России оба указанных социальных инсти-

тута упорядочены уголовно-процессуальным законодательством. Правовой институт втори-чен по отношению к институту социальному, поскольку его нормы только фиксируют систе-му объективно сложившихся общественных отношений. Однако и правовой, и социальный институты находятся в диалектическом един-стве, соотносятся между собой как форма и содержание.Следовательно, как только социальный ин-

ститут обвинения утратит свое значение, сразу

125


же возникнет необходимость ликвидировать соответствующий правовой институт.Так, Н.И. Матузов и А.В. Малько отмечают:

«Под системой права понимается определен-ная внутренняя его структура (строение, ор-ганизация), которая складывается объективно как отражение реально существующих и разви-вающихся общественных отношений. Она не результат произвольного усмотрения законо-дателя, а своего рода слепок с действительно-сти. Фактический социальный строй общества, государства определяет в конечном счете ту или иную систему права, его отрасли, институ-ты, другие подразделения» [2, с. 394].На основании вышеизложенного считаем

необходимым рассмотреть законы возникнове-ния, развития и упадка социального института. Становление социального института включает в себя несколько этапов:

1) возникновение некой потребности, осоз-наеваемой как общесоциальная, а не частная, удовлетворение которой требует совместной деятельности;

2) формирование общих целей в ходе со-вместной деятельности;

3) появление социальных норм и правил в ходе стихийного социального взаимодействия;

4) складывание определенных процедур, связанных с нормами и правилами;

5) принятие норм, правил и процедур людь-ми и их применение на практике;

6) формирование системы санкций для за-крепления и поддержания норм и правил;

7) создание системы статусов и ролей, кото-рая охватывает всех людей, причастных к дан-ному институту [3].В результате данного процесса возникает

определенная структура, одобряемая и при-нимаемая большинством ее участников, на-зываемая социальным институтом, который способствует повышению организованности в обществе и укреплению социального порядка.Все указанные этапы прошли институты

подозрения и обвинения, которые осущест-вляются в установленной УПК РФ процедуре участниками, наделенными соответствующими процессуальными статусами.Институциональный кризис по своему со-

держанию противоположен институционализа-ции. Он характеризуется падением авторитета конкретного института, неэффективностью исполнения основных задач, нарастанием дисфункций, ростом недоверия людей к этому институту. И хотя институциональные нормы продолжают существовать, они продеклари-рованы и общеизвестны, но мало кто их при-

держивается. Институциональные кризисы не только связаны с дисфункциями социальных институтов, но и являются аспектом их измене-ния, развития. Кризис, указывая на недостатки в структуре и функционировании института, позволяет модернизировать его в соответствии с меняющимися условиями [4].Так, этап предъявления обвинения при про-

изводстве предварительного следствия, про-должая оставаться закрепленным УПК РФ, на практике проходит формально, практические работники и ученые все чаще поднимают во-прос об его упразднении, что свидетельствует о кризисе социального института обвинения в целом, о необходимости его модернизации в соответствии с условиями современности.В первую очередь считаем необходимым

определить границу между институтами подо-зрения и обвинения. Авторы, исследуя инсти-туты подозрения и обвинения, ограничиваются их гносеологической стороной, разграничивая их по степени обоснованности выводов следо-вателя о причастности лица к преступлению. Соответственно, подозрение выступает в ка-честве вероятностного вывода о виновности, а обвинение – как достоверный вывод, обо-снованный совокупностью имеющихся доказа-тельств [5]. Только в таком случае не понятно, зачем нужен суд и почему именно судебный приговор должен констатировать факт совер-шения лицом преступления. Ведь обвинение подкреплено совокупностью достоверных до-казательств. Подобный подход к исследова-нию институтов подозрения и обвинения, по нашему мнению, несостоятелен. Он позволяет выявить только внешние признаки указанных институтов. Более того, подозрение и обвине-ние, на наш взгляд, к теории познания имеют отношение только как гипотезы, проверка ко-торых осуществляется посредством доказы-вания при производстве по уголовному делу. Поэтому с точки зрения гносеологии между по-дозрением и обвинением необходимо ставить знак равенства.Различия между подозрением и обвинени-

ем необходимо искать в типологии уголовно-го судопроизводства. Институт подозрения свойственен розыскному типу уголовного судопроизводства, поскольку процесс такого типа не знает сторон обвинения и защиты. Государственный орган возбуждает уголов-ное дело, осуществляет доказывание, сле-дит за соблюдением законности при произ-водстве по делу, принимает решения по делу. Уголовный процесс розыскного типа направ-лен на поиск объективной истины. Поэтому

126ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


подозреваемое лицо не является стороной в данном процессе, а выступает в качестве подследственного [6].В свою очередь, институт обвинения свой-

ственен состязательному процессу, где предъ-явление обвинения или применение мер уголовно-процессуальной репрессии влечет незамедлительное наделение данного лица набором прав, позволяющим осуществлять эффективную защиту при производстве по уго-ловному делу.Однако основным отличием подозрения

от обвинения, по нашему мнению, является то, что обвинение – это утверждение о вино-вности лица, объявленное перед субъектом, уполномоченным рассмотреть данное дело, в то время как подозрение – это утверждение о виновности лица, выдвинутое и проверяемое одним и тем же должностным лицом.Российский уголовный процесс относится к

смешанному типу, когда на досудебных стади-ях преобладают розыскные начала, судебное производство построено на основе принципа состязательности сторон.Так, следователь может только подозревать

лицо в совершении преступления, поскольку отсутствует субъект, уполномоченный разре-шить дело по существу. Предъявление обвине-ния в порядке гл. 23 УПК РФ превращается в фарс, т.к. в рамках досудебного производства обвиняемый будет защищаться от следовате-ля, выступающего на стороне обвинения и в качестве судьи. Обвинение поддерживается прокурором в суде, однако предъявлено обви-нение в окончательной редакции должно быть заблаговременно, чтобы дать достаточное вре-мя и возможность для подготовки обвиняемым защиты. В настоящее время порядок произ-водства дознания отражает сущность указан-ных институтов.В контексте нашего исследования отдель-

но стоит обратить внимание на позицию О.Я. Баева, который, рассматривая деятель-ность прокурора с позиции осуществления уголовного преследования, утверждает, что на стадии предварительного расследования сле-дователь формирует следственное обвинение, а прокурор, получив уголовное дело с обвини-тельным заключением (актом, постановлением), формирует уже обвинение государственное, которое затем будет поддерживаться в суде [7, с. 337–349].Автор совершенно верно указывает на раз-

личия в обвинениях, формулируемых следова-телем и прокурором, однако делает неверный вывод о различной силе указанных обвинений.

На предварительном следствии не формули-руется следственного обвинения, вместо это-го подозрение аргументируется достаточными доказательствами, дающими основание сде-лать вывод о виновности обвиняемого в совер-шении преступления. Прокурор, в свою оче-редь, формулирует обвинение, с изложения которого начинается судебное следствие. В связи с этим хотелось бы отметить, что в соот-ветствии с Уставом уголовного судопроизвод-ства 1864 г. по окончании следствия судебный следователь знакомил участников с материа-лами уголовного дела и направлял их прокуро-ру, который составлял обвинительный акт, т.е. формулировал обвинение [8].Соответственно, институты подозрения и об-

винения в российском уголовном процессе со-существуют на паритетных началах, когда ка-ждому из них отведена своя стадия процесса. Причем каждый из указанных институтов име-ет своих участников – подозреваемого и обви-няемого, однако данные участники наделены практически одинаковыми правами, за тем ис-ключением, что у обвиняемого еще есть права, обусловленные его участием на заключитель-ном этапе производства по уголовному делу. По нашему мнению, наличие обоих участников вызвано скорее вопросами законодательной техники ввиду формализованного построения уголовного судопроизводства России, нежели реальной необходимостью защиты их прав.Например, в ст. 6 Конвенции о защите прав

человека и основных свобод указано, что каж-дый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

a) быть незамедлительно и подробно уве-домленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

c) защищать себя лично или через посред-ство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг за-щитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показыва-ющих против него;

e) пользоваться бесплатной помощью пере-водчика, если он не понимает языка, использу-емого в суде, или не говорит на этом языке [9].

127


Таким образом, Конвенция о защите прав человека и основных свобод определяет, что всякое лицо, обвиненное в совершении пре-ступления, является обвиняемым.На основании вышеизложенного можно сде-

лать следующие выводы:1. В ходе досудебного производства по уго-

ловному делу деятельность по установлению обстоятельств, подлежащих доказыванию, осу-ществляется в рамках института подозрения.

2. Этап предъявления обвинения в ходе про-изводства предварительного следствия явля-ется инородным телом, которое не отражает сущности института обвинения в уголовном судопроизводстве.

3. Процессуальные статусы подозреваемо-го и обвиняемого обусловлены формализо-ванным построением российского уголовного судопроизводства и не отражают различий ин-ститутов подозрения и обвинения.

1. Волков Ю.Г. Социология: учеб. 3-е изд., стер. Ростов н/Д, 2014.

2. Теория государства и права: курс лекций / под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2006.

3. Фролов С.С. Социология: учеб. URL: http://www.polbu.ru (дата обращения: 31.03.2016).

4. Добреньков В., Кравченко А. Социология: в 3 т. URL: http://www.voluntary.ru (дата обра-щения: 05.04.2016).

5. Петров И.В. Теоретические и практиче-ские аспекты подозрения в уголовном процес-се России: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2012.

6. Антонов И.А., Горленко В.А. Цели уголов-ного судопроизводства и уголовно-процессу-альной реформы на современном этапе раз-вития российского государства // Уголовное судопроизводство. 2008. № 3. С. 7–12.

7. Баев О.Я. Тактика уголовного преследо-вания и профессиональной защиты от него. М., 2008.

8. Устав уголовного судопроизводства от 20 нояб. 1864 г. Доступ из справ. правовой си-стемы «Гарант».

9. Конвенция о защите прав человека и ос-новных свобод от 4 нояб. 1950 г. // Рос. газ. 1995. 5 апр.

1. Volkov Yu.G. Sociology: textbook. 3rd ed., ster. Rostov-on-Don, 2014.

2. Theory of state and law: course of lectures / ed. by N.I. Matuzov and A.V. Malko. 2nd ed., rev. and add. Moscow, 2006.

3. Frolov S.S. Sociology: textbook. URL: http://www.polbu.ru (date of access: 31.03.2016).

4. Dobrenkov V., Kravchenko A. Sociology: in 3 vol. URL: http://www.voluntary.ru (date of access: 05.04.2016).

5. Petrov I.V. Theoretical and practical aspects of suspicion in the criminal trial of Russia: auth. abstr. ... Master of Law. Krasnodar, 2012.

6. Antonov I.A., Gorlenko V.A. The objectives of the criminal justice and criminal procedure reform at the present stage of development of the Russian state // Criminal proceedings. 2008. № 3. P. 7–12.

7. Baev O.Ya. Tactics prosecution and professional protection from it. Moscow, 2008.

8. Statute of criminal proceedings d.d. Nov. 20, 1864. Access from legal reference system «Garant».

9. Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms d.d. Nov. 4, 1950 // Rus. newsp. 1995. Apr. 5.

128ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Сидоренко Мария Васильевнакандидат юридических наук,консультант Московского института государственного управления и права(e-mail: [email protected])

Правовая определенность системы российского уголовно-процессуального права: методическая константа проблемы (часть 2)Автор анализирует систему подходов российской уголовно-процессуальной доктрины относи-

тельно перечня и иерархии источников российского уголовно-процессуального права с целью констатации реальной определенности этой системы как для сугубо методических целей, так и для разрешений коллизий практической правоприменительной деятельности.Ключевые слова: источники права, законы, иерархия и конкуренция норм, коллизии практи-

ческого применения права.

M.V. Sidorenko, Master of Law, Advisor of the Moscow Institute of Public Administration and Law; e-mail: [email protected]

Legal certainty of the Russian system of criminal procedure: constant methodological problems (part 2)

The author analyzes the approaches of the Russian system of criminal procedure doctrine of the list and the hierarchy of sources of Russian criminal procedural law, for the purpose of ascertaining the real defi nition of this system, for purely methodological purposes, and for the resolution of collisions practical enforcement.

Key words: sources of law, laws, hierarchy and competition of rules, confl ict of practical application of the law.

В настоящее время есть вопросы к иерархии источников российского уголовно-процессуального права.

Прежде всего, необъяснимо отсутствие в си-стеме «общепризнанных принципов и норм международного права». Не нашлось в иерар-хии «места» и для нормативных указов Прези-дента РФ или актов Государственной Думы РФ. Кроме того, с учетом нормативных предписа-ний ч. 3 ст. 1 УПК РФ несколько сомнительно «место», отведенное международным догово-рам Российской Федерации, которые, по букве закона, явно имеют приоритет перед системой внутреннего законодательства и, по идее, не должны располагаться на последней ступени.Конвенциально на эти вопросы «отвеча-

ет» система источников права, предложенная А.Д. Прошляковым [1]. В отстаиваемой им системе форм выражения российского уго-ловно-процессуального права их иерархия выстроена следующим образом: 1) Консти-туция РФ; 2) федеральные конституционные законы; 3) УПК РФ; 4) иные федеральные за-коны; 5) законы СССР (в качестве примера автор приводит Указ Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. № 4891-Х «О

возмещении ущерба, причиненного граждани-ну незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также долж-ностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей»); 6) указы Президента РФ [1, c. 25–27]. Здесь же указывается, что под-законные нормативные акты не являются источниками исследуемой отрасли права, но, несомненно, оказывают влияние на уголовно-процессуальную деятельность.В качестве иных источников российского уго-

ловно-процессуального права автор называет общепризнанные принципы и нормы междуна-родного права, а также постановления и опре-деления Конституционного Суда РФ. Правда, отдельного комментария относительно их ме-ста и роли в правовом регулировании в работе не наблюдается; поэтому нельзя понять, как они конкурируют с теми источниками, которые объединены в иерархию. Здесь же А.Д. Про-шляков признает нормативное значение для уголовного судопроизводства России актов Го-сударственной Думы об амнистии, акцентируя внимание на том, что это своеобразный и спец-ифический источник [1, c. 28–30]. В чем именно их специфика и своеобразие в правовом регу-

129


лировании, отдельно не поясняется. Отметим, что постановления Пленума Верховного суда РФ, напротив, не признаются в качестве источ-ника уголовно-процессуального права, а рас-сматриваются как акты судебного толкования.Более «скромно» система источников иссле-

дуемой отрасли права представлена в работе Н.С. Мановой «Уголовный процесс: курс лекций» (2010 г.) [2]. Раскрывая систему действующего уго-ловно-процессуального законодательства, автор, не дифференцируя отдельно те или иные формы выражения права, выстраивает следующую их иерархию: Конституция РФ, УПК РФ; федераль-ные законы (где в едином синонимическом ряду приведены как собственно федеральные законы, так и федеральные конституционные законы). Составной частью указанной системы, по мнению Н.С. Мановой, являются общепризнанные прин-ципы и нормы международного права (при этом ни иерархии, или содержательной характеристи-ки оных, ни собственно разграничения в главе не имеется).Для обеспечения единообразного и пра-

вильного применения всех указанных законов большое значение, продолжает автор, имеют постановления Пленума Верховного суда РФ (которые нельзя считать источниками уголовно-процессуального права, т.к. они не создают но-вых норм). Особое место в уголовно-процессу-альном применении имеют решения Конститу-ционного Суда РФ; однако и в таких решениях не создаются новые процессуальные нормы [2, c. 27–29]. На этом собственно анализ форм выражения российского уголовно-процессу-ального права в данной работе заканчивается.Перейдем к позициям авторов учебника

«Уголовно-процессуальное право» под общей редакцией В.М. Лебедева (2012 г.) [3]. Первой в системе источников российского уголовно-про-цессуального права в этом издании, есте-ственно, названа Конституция РФ. Следующим источником, как отмечает В.И. Кононенко, яв-ляются принципы и нормы международного права и международные договоры. По поводу международных договоров спо-

рить не будем: как по смыслу ч. 4 ст. 15 Консти-туции РФ, так и в соответствии с ч. 3 ст. 1 УПК РФ нормы международного договора должны a priori иметь преимущество перед нормами внутреннего законодательства государства. По поводу общепризнанных принципов междуна-родного права возразим. У нас есть некоторые сомнения в том, что в целом мировое сооб-щество обязано изначально согласовывать (общепризнанные) принципы своего функцио-нирования с Конституцией РФ. В связи с этим

отстаиваемая «соподчиненность» указанных принципов нормам национальной конституции как минимум вызывает вопросы.Основным источником уголовно-процес-

суального права назван Уголовно-процессу-альный кодекс РФ, характеризуемый как фе-деральный закон. Однозначен автор и в том, что к источникам исследуемой отрасли права следует отнести акты Президента РФ и Прави-тельства РФ, касающиеся сферы уголовного судопроизводства.Несколько нивелирована указанная одно-

значность при оценке актов национального конституционного правосудия, ибо примени-тельно к последним В.И. Кононенко лишь от-мечает, что «в системе источников важную роль играют постановления Конституционного Суда РФ». Определения высшего органа кон-ституционного правосудия, видимо, указанной роли не играют, во всяком случае, к ним автор не апеллирует [3, c. 83–84].Важным источником российского уголовно-

процессуального права названы разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, которые, как подчеркивается, для судов носят обязатель-ный характер. Завершает систему несколько неожиданный тезис о том, что источниками российского уголовно-процессуального пра-ва являются также постановления судов вто-рого звена судебной системы РФ [3, c. 85]. Посредством данного тезиса мы имеем объ-ективацию вывода, суть которого состоит в признании источником российского права су-дебного прецедента. Причем прецедента не высшей судебной инстанции государства, а суда субъекта РФ. Учитывая, что исследуемое издание в основном подготовлено сотрудни-ками Российского университета правосудия (на момент подготовки издания исследуемой работы – Российской академии правосудия) и «освящено» общей редакцией Председателя Верховного Суда РФ В.М. Лебедева, ценность и практическую значимость последнего тезиса трудно переоценить. Аналогичным «открытием» для целей рабо-

ты явилась и позиция А.В. Гриненко, изложен-ная в учебнике «Уголовный процесс» (2013 г.) [4]. По юридической силе источники россий-ского уголовно-процессуального права, пишет автор, располагаются следующим образом: международные договоры РФ, общепризнан-ные принципы и нормы международного права; Конституция РФ; федеральные конституцион-ные законы; УПК РФ; иные федеральные зако-ны, касающиеся уголовного судопроизводства. Напротив, подзаконные нормативные акты

130ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


(ведомственные и межведомственные), по мнению автора, не применяются и не входят в механизм уголовно-процессуального регулиро-вания исследуемой отрасли права. Также по-становления Пленума и постановления и опре-деления судов общей юрисдикции не создают новых норм, но позволяют унифицировать су-дебную практику, иногда изменить законода-тельство [4, c. 23–27]. Как видим, в указанной иерархии безус-

ловный приоритет в правовом регулировании отдан не Конституции РФ, а международным договорам, ратифицированным Российской Федерацией и, следовательно, априори обяза-тельным для императивного исполнения. При официальном признании указанной иерархии достаточно очевидно и то, что невыполнение условий и норм международного договора на-циональными органами не может быть «оправ-дано» тем, что нормы этого договора не соот-ветствуют конституции или иному основному (органическому…) закону суверенного государ-ства. Возможно, не случайно и то, что исследуе-мый источник приводится в едином синонимиче-ском ряду (без иерархии!) с общепризнанными принципами международного права.Оставим без комментария как систему

источников российского уголовно-процессу-ального права, так и необходимые к ней по-яснения, изложенные в учебнике «Уголовный процесс. Общая часть» под общей редакцией М.П. Полякова (2013 г.) [5], т.к., несмотря на изменение авторов раздела об источниках ис-следуемой отрасли права, при изучении текста работы усматриваются явные содержательные и структурные аналоги позиций нижегородских процессуалистов, ранее проанализированных применительно к учебнику 2003 г. [6] . В учебнике «Уголовный процесс» под редак-

цией А.И. Бастрыкина и А.А. Усачева (2013 г.) анализ форм выражения российского уголовно-процессуального права предваряет исходный посыл, согласно которому «…источники уго-ловно-процессуального права закреплены в ч. 1 ст. 1 УПК РФ» [7, c. 30]. Соответственно, как резюмируют авторы, к ним относятся: Консти-туция РФ, общепризнанные принципы и нормы международного права, международные до-говоры. Приоритет Конституции РФ, оговари-ваются далее авторы, обусловлен существу-ющей в России иерархией законов, основным из которых является Конституция. Вторым по значимости источником является УПК РФ, ос-нованный на Конституции РФ.К общепризнанным международно-пра-

вовым принципам в сфере уголовного судо-

производства, по мнению авторов учебника, относятся принципы, которые не позволяют распространять юрисдикцию одного государ-ства на территорию другого; обязывают го-сударства выполнять взятые на себя обяза-тельства в сфере уголовно-процессуальной деятельности и т.д. К нормам международного права, которые также признаются источником данной отрасли права, исследователи «тра-диционно» относят Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод (1950 г.). Международные договоры при этом исследуются самостоятельно, а не в контек-сте реальной юридической природы указанной конвенции [7, c. 33]. Отсюда следует, что Евро-пейской конвенции отведена роль как минимум акта международного правового характера.Далее к источникам права отнесены федераль-

ные конституционные и федеральные законы, со-держащие нормы, регламентирующие уголовно-процессуальные отношения. Аналогичный, по сути, вывод делается в отношении постановле-ний Конституционного Суда РФ, при условии, что правовые позиции последних меняют нормы позитивного права. И, напротив, оговариваются авторы издания, последнее a priori не относится к определениям высшего органа конституционного правосудия; видимо, в силу убеждения в том, что эти акты новых норм не порождают, не изменяют. Не признаются источниками исследуемой отрас-ли права и разъяснения Верховного Суда РФ, а равно приказы и указания Генеральной прокура-туры РФ, Следственного Комитета РФ, иных пра-воохранительных ведомств. Как видим, итоговая иерархия источников «выстроена» несколько ха-отично, не позволяя однозначно понять приорите-ты в правовом регулировании.Не отличаются принципиально и позиции ав-

торов учебника «Уголовный процесс» под ре-дакцией В.П. Божьева (2014 г.) [8]. Справедли-вости ради отметим, что в отличие от авторов, чьи позиции рассмотрены выше, В.П. Божьев однозначен в вопросе о недопустимости кон-куренции между нормами УПК РФ и норма-ми иных федеральных законов. Решающим для исследователя является вывод о том, что «процессуальные» нормы вновь принимаемых федеральных законов должны императивно включаться в текст единого и кодифицирован-ного уголовно-процессуального закона (УПК РФ) [8, c. 43–44]. Не признаются в качестве легитимных источников российского уголовно-процессуального права и акты высшего органа конституционного правосудия.В заключение остановимся на учебнике

«Уголовный процесс» под редакцией А.И. Ан-

131


дреевой, А.Д. Назарова, Н.Г. Стойко и А.Г. Тузо-ва. (2015 г.) [9]. Сразу отметим, в данном изда-нии нет ни согласованной системы источников, ни отдельно выстроенной их иерархии, ни обсуждения механизма разрешения коллизий между источниками различной юридической силы. Основным источником уголовно-процес-суального права признается УПК РФ. Вместе с тем, буквально в следующем предложении Н.Г. Стойко пишет о том, что «…высшими по своей значимости и силе законодательными источниками являются международно-пра-вовые акты и Конституция РФ» [9, c. 24]. При этом, какой именно акт (акты) имеет приори-тет в правовом регулировании (Конституция или акт международного правового характе-ра), автор не уточняет. Вместо этого констати-руется, что «…международно-правовые акты рассматриваются в качестве неотъемлемой части российского уголовно-процессуального законодательства, по отношению к которому носят приоритетный характер» [9, c. 24]. Каким именно образом «неотъемлемая часть» систе-мы имеет приоритет к целому (российскому уголовно-процессуальному законодательству), Н.Г. Стойко по тексту учебника не поясняет. Да-лее признается значение актов Конституцион-ного Суда РФ и Верховного Суда РФ, однако не ясно, в каком качестве: как непосредственно источников этой отрасли права или как актов ориентирующего характера.Авторы отмечают, что к уголовно-процес-

суальной сфере относится ряд федеральных конституционных и федеральных законов [11, c. 27]. Признается и то, что подзаконные нормативные акты могут быть направлены на регулирование (отдельных) процессуаль-ных вопросов. Своеобразным источником уголовно-процессуального права, по мнению Н.Г. Стойко, являются указания Генерального прокурора РФ и Председателя Следственно-го Комитета РФ. В чем именно состоит «про-цессуальное» своеобразие указанных актов, в учебнике не раскрыто. Не указано и их возмож-ное «место» в иерархии источников российско-го уголовно-процессуального права.По идее, можно и далее приводить пози-

ции тех или иных исследователей, отмечать методическую точность отдельных элементов предложенных ими систем или, напротив, кол-лизионность их основополагающих элементов. Однако указанное вряд ли оправдано как с ме-тодических, так и сугубо практических позиций. Предложенного к анализу методического мате-риала, как представляется, достаточно, чтобы в целом понять как исходную структуру систе-

мы источников исследуемой отрасли права, так и основные проблемы в «построении» их практической иерархии. Как уже отмечалось, потребность в послед-

ней явно объективирует себя применительно к практическим задачам правового регулиро-вания уголовного судопроизводства России. В связи с этим для целей правовой определен-ности и в сугубо методическом плане видит-ся, прежде всего, оптимальным уяснение сути основных коллизий при обращении к источни-кам различной юридической силы. Указанное, в свою очередь, требует определенности как в реальной юридической силе тех или иных форм выражения российского уголовно-процессуаль-ного права, так и в правилах конкуренции норм равной, по идее, юридической силы. Вне дан-ной определенности, заложенной в том числе в правосознании основных деятелей реализу-ющихся уголовно-процессуальных отношений и, прежде всего, суда, мы будем как данность иметь не состояние определенности права, пра-вовых отношений, итоговых правовых состоя-ний, а субъективно окрашенный волюнтаризм органов судебной, обвинительной, следствен-ной власти, лишь для формы завуалированный под акты практического явления права. Указанная постановка проблемы имеет не

только и даже не столько методический ха-рактер (признаем, также значимый для фор-мирования правосознания будущих юристов – субъектов правовых отношений), но и важна непосредственно для сферы практического применения права. Именно в этой сфере нео-пределенность в вопросе о реальной системе источников права и правилах их конкуренции в текущем правовом регулировании, в повсед-невном практическом применении явно объ-ективирует себя через систему фактически неразрешимых негативных коллизий, которые в принципе не обеспечивают ни состояния правовой защищенности, ни легитимного пра-вового режима. В связи с этим формирование режима (состояния) правовой определенности в сфере уголовного судопроизводства России требует, прежде всего, теоретического, норма-тивного и методического разрешения коллизий не столько в дискуссии, сколько в практиче-ском понимании и применении права. Указан-ное, в свою очередь, требует ясности и точно-сти в следующих вопросах:

1) о сути и перечне общепризнанных прин-ципов и норм международно-правового ха-рактера, их роли в правом регулировании на-ционального уголовного судопроизводства в целом и правосудия в частности;

132ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


2) о реальном «месте» Конституции РФ в си-стеме и иерархии источников российского уго-ловно-процессуального права и (возможной) конкуренции ее предписаний с нормами меж-дународного правового характера и междуна-родными договорами;

3) о сути, правовой природе, роли в пра-вовом регулировании актов высшего органа конституционного правосудия, их иерархии в системе источников (возможных) россий-ского уголовно-процессуального права;

4) об иерархии источников исследуемой отрасли права федерального значения, императивных правилах конкуренции норм федерального законодательства при регу-лировании однородных (уголовно-процес-

суальных) или специальных правовых от-ношений;

5) о роли, правовой природе и «месте» в правовом регулировании толковательных ак-тов Пленума Верховного Суда РФ и прецеден-тов высших судебных инстанций страны;

6) о нормативной силе для уголовного судо-производства России подзаконных норматив-ных актов (указы Президента РФ, постановле-ния Государственной Думы Федерального Собрания РФ, постановления Правительства РФ);

7) о ведомственных нормативно-правовых актах правоохранительной системы государ-ства в уголовно-процессуальном правовом ре-гулировании.

1. Уголовный процесс Российской Федера-ции: учеб. / отв. ред. А.П. Кругликов. М., 2009.

2. Манова Н.С. Уголовный процесс: курс лек-ций. М., 2010.

3. Уголовно-процессуальное право: учеб. / под общ. ред. В.М. Лебедева. М., 2012.

4. Гриненко А.В. Уголовный процесс: учеб. для вузов. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2013.

5. Уголовный процесс. Общая часть: учеб. / под общ. ред. М.П. Полякова. Н. Новгород, 2013.

6. Уголовный процесс России: учеб. / А.С. Александров, Н.Н. Ковтун, М.П. Поляков, С.П. Сереброва; науч. ред. В.Т. Томин. М., 2003.

7. Уголовный процесс: учеб. для бакалавров / под ред. А.И. Бастрыкина, А.А. Усачева. М., 2013.

8. Уголовный процесс: учеб. для вузов / под ред. В.П. Божьева. 4-е изд., перераб и доп. М., 2014.

9. Уголовный процесс: учеб. для бакалав-риата юрид. вузов / под ред. А.И. Андреевой, А.Д. Назарова, Н.Г. Стойко и А.Г. Тузова. Ро-стов н/Д, 2015.

1. Criminal procedure of the Russian Federation: textbook / resp. ed. A.P. Kruglikov. Moscow, 2009.

2. Manova N.S. Criminal proceedings: course of lectures. Moscow, 2010.

3. Criminal procedural law: textbook / gen. ed. by V.M. Lebedev. Moscow, 2012.

4. Grinenko A.V. Criminal procedure: textbook for higher education institutions. 2nd ed., rev. and add. Moscow, 2013.

5. Criminal procedure. General part: textbook / gen. ed. by M.P. Polyakov. Nizhny Novgorod, 2013.

6. Сriminal trial of Russia: textbook / A.S. Aleksandrov, N.N. Kovtun, M.P. Polyakov, S.P. Serebrova; sci. ed. V.T. Tomin. Moscow, 2003.

7. Criminal proceedings: textbook for bachelors / ed. by A.I. Bastrykin, A.A. Usachev. Moscow, 2013.

8. Criminal procedure: textbook for universities / ed. by V.P. Bozhyev. 4th ed., rev. and add. Moscow, 2014.

9. Criminal procedure: textbook for higher education institutions / ed. by A.I. Andreeva, A.D. Nazarov, N.G. Stoyko and A.G. Tuzov. Rostov-on-Don, 2015.

133


Стельмах Владимир Юрьевичкандидат юридических наук,

заместитель начальника кафедры уголовного процесса Уральского юридического института МВД России


Полномочия палат Федерального Собрания Российской Федерации

в уголовном судопроизводствеВ статье рассматриваются уголовно-процессуальные полномочия палат Федерального Собрания

Российской Федерации, анализируется порядок их реализации, формулируются предложения по оптимизации законодательства.Ключевые слова: уголовное судопроизводство, предварительное расследование, следствен-

ные действия, Федеральное Собрание, Государственная Дума, Совет Федерации.

V.Yu. Stelmach, Master of Law, Deputy Head of the Chair of Criminal Procedure of the Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Powers of the chambers of the Federal Assembly of the Russian Federation in criminal proceedings

In the article criminal procedural powers of the chambers of the Federal Assambly of the Russian Federation, the procedure of its implementation are analyzed, proposals for optimization of legislation are made.

Key words: criminal legal proceedings, preliminary investigation, investigative actions, Federal Assembly, State Duma, Federation Council.

Участниками уголовного судопроизвод-ства являются специально уполномо-ченные органы, должностные лица, а

также иные физические и юридические лица, наделенные правами и обязанностями по со-вершению действий и принятию решений при производстве по уголовному делу. В некоторых случаях в уголовном судопроизводстве непо-средственно участвуют субъекты, осущест-вляющие в Российской Федерации высшую законодательную и исполнительную власть (Президент Российской Федерации и палаты Федерального Собрания – Государственная Дума и Совет Федерации). Государственная власть в Российской Фе-

дерации разделена на три ветви: законода-тельную, исполнительную и судебную (ст. 10 Конституции Российской Федерации). Законо-дательную власть представляет двухпалатное Федеральное Собрание, состоящее из Госу-дарственной Думы и Совета Федерации. Пала-ты Федерального Собрания имеют некоторые прямые полномочия в уголовном судопроиз-водстве.Во-первых, Государственная Дума полно-

мочна принимать решения об объявлении амнистии (п. «ж» ч. 1 ст. 103 Конституции Рос-сийской Федерации). Решение об амнистии

оформляется постановлением Государствен-ной Думы. Помимо этого, в практике сложился стандарт, в соответствии с которым Государ-ственная Дума в дополнение к «основному» постановлению принимает еще одно – о по-рядке реализации собственно постановления об амнистии. Поскольку постановление Го-сударственной Думы является нижестоящим по отношению к федеральному закону, оно не может противоречить общим правилам, установленным в уголовном и уголовно-про-цессуальном законах применительно к амни-стии. Вместе с тем, в правоприменительной практике иногда имеют место определенные коллизии. Например, в п. 1 постановления Государственной Думы от 22 сентября 2006 г. № 3498-4-ГД «Об объявлении амнистии в отно-шении лиц, совершивших преступления в пе-риод проведения контртеррористических опе-раций на территориях субъектов Российской Федерации, находящихся в пределах Южного федерального округа» было предусмотрено, что уголовные дела в отношении некоторых категорий (участники незаконных вооруженных формирований и сотрудники силовых органов, принимавшие участие в контртеррористиче-ских операциях на территории ряда регионов Российской Федерации в пределах Южного

134ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


федерального округа) не только подлежат прекращению, но и не подлежат возбужде-нию. Таким образом, Государственная Дума фактически предписала использовать амни-стию как повод для отказа в возбуждении уго-ловного дела, чего законом не предусмотре-но. На первый взгляд, в указанной ситуации Государственная Дума вышла за пределы полномочий, предоставленных законом, на что обратили внимание некоторые процессу-алисты [1, с. 8]. Однако очевидно, что пала-та Федерального Собрания в данном случае руководствовалась наивысшими интересами национального примирения, превосходив-шими в конкретно-исторический момент не-обходимость наказания лиц, совершивших предусмотренные уголовным законом дея-ния. Можно согласиться с И.Г. Баранниковой, отмечающей, что «исключительная государ-ственная принадлежность амнистии, ее пу-блично-правовое значение свидетельствуют, что амнистия является важным показателем государственного суверенитета, как само-стоятельности, верховенства и независимо-сти государственной власти, единственно полномочной отказываться от юридическо-го преследования и наказания в интересах укрепления престижа и безопасности госу-дарства» [2, с. 7]. Именно поэтому указанное постановление Государственной Думы было выполнено, и каких-либо запросов в высшие судебные органы по поводу его законности не поступило. Вместе с тем, представляется целесообразным предусмотреть в УПК РФ амнистию не только как основание прекра-щения уголовного дела, но и как основание для отказа в возбуждении дела. Во-вторых, палаты Федерального Собрания

участвуют в возбуждении уголовного дела в от-ношении членов Совета Федерации и депута-тов Государственной Думы.Нормы отраслевого законодательства, каса-

ющиеся лишения неприкосновенности членов Совета Федерации и депутатов Государствен-ной Думы, конструируются с учетом ч. 2 ст. 98 Конституции Российской Федерации, устанав-ливающей, что данный вопрос решается по представлению Генерального прокурора Рос-сийской Федерации соответствующей палатой Федерального Собрания.На основании и в развитие конституционных

положений ч. 1 ст. 448 УПК РФ устанавливает, что в отношении членов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы уголовное дело возбуждается Председателем Следствен-ного комитета с согласия соответствующей па-

латы Федерального Собрания, полученного на основании представления Генерального проку-рора Российской Федерации.Более детально процедура возбуждения уго-

ловного дела в отношении указанных категорий лиц законом не регламентирована. По смыслу УПК РФ, доследственная проверка должна производиться следователями Следственного комитета, поскольку Председатель Следствен-ного комитета имеет полномочия руководителя следственного органа только применительно к следователям данного ведомства. Соответ-ственно, направление материалов дослед-ственной проверки Генеральному прокурору осуществляется Председателем Следствен-ного комитета. Материалы доследственной проверки в течение трех суток представляются Генеральному прокурору Российской Федера-ции, который обязан изучить как наличие осно-ваний для возбуждения уголовного дела, так и соблюдение процессуальных требований со-трудниками, производившими доследственную проверку. Очевидно, что подобная процедура должна быть произведена в рамках общего срока доследственной проверки, поскольку ка-ких-либо особых правил в этой части УПК РФ не содержит. Соответственно, Председатель Следственного комитета обязан перед направ-лением материала Генеральному прокурору продлить срок доследственной проверки в со-ответствии с правилами, предусмотренными ч. 3 ст. 144 УПК РФ (максимум до 30 суток), а Генеральный прокурор обязан принять реше-ние в пределах имеющегося срока дослед-ственной проверки.При наличии оснований Генеральный проку-

рор составляет письменное представление о лишении члена Совета Федерации или депута-та Государственной Думы неприкосновенности и в течение одной недели (т.е. 7 суток) вносит его в соответствующую палату Федерального Собрания (ч. 4 ст. 19 Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе де-путата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации»). По смыслу закона, подписать представление

вправе только Генеральный прокурор Россий-ской Федерации. Вместе с тем, присутствовать на заседании палаты Федерального Собрания и обосновывать представление вправе по поруче-нию Генерального прокурора его заместитель.Порядок рассмотрения представления в па-

латах Федерального Собрания определен их Регламентами.Поступившее представление Генерального

прокурора предварительно направляется:

135


в Государственной Думе – в Комитет по ре-гламенту;в Совете Федерации – в Комитет по регла-

менту и Комитет по конституционному законо-дательству и государственному строительству. Комитет Государственной Думы готовит

проект постановления Государственной Думы и вносит его на рассмотрение палаты. Коми-теты Совета Федерации готовят заключения (ст. 1853 Регламента Государственной Думы, ч. 3 ст. 8 Регламента Совета Федерации). В соответствии с ч. 5 ст. 8 Регламента Совета

Федерации член Совета Федерации, в отноше-нии которого решается вопрос о лишении не-прикосновенности, вправе выступить на засе-даниях указанных Комитетов и дать пояснения. В Регламенте Государственной Думы такое правило прямо не закреплено, но очевидно, что депутат имеет соответствующее право.Государственная Дума вправе запросить у Ге-

нерального прокурора дополнительные матери-алы. Очевидно, что это имеет право сделать и Со-вет Федерации, хотя в Регламенте данной палаты такое положение прямо не сформулировано. Представление Генерального прокурора

должно быть рассмотрено:в Государственной Думе – на ближайшем

пленарном заседании по истечении 7 дней со дня внесения представления, а если представ-ление внесено в период между сессиями – в течение 7 дней со дня начала очередной сес-сии (ч. 2, 3 ст. 1852 Регламента Государствен-ной Думы);в Совете Федерации, который, в отличие от

Государственной Думы, действует постоянно – на очередном заседании (ч. 4 ст. 8 Регламента Совета Федерации).Возникает резонный вопрос, как данные сро-

ки соотносятся с установленным УПК РФ сро-ком доследственной проверки. Совершенно очевидно, что 10-суточный срок в указанных случаях соблюден не будет, оснований для его продления до 30 суток в соответствии с УПК РФ не имеется, кроме того, рассмотрение пред-ставления Генерального прокурора палатой Федерального Собрания может происходить и в срок, превышающий 30 суток с момента на-правления представления.В настоящий момент в законе имеется явный

пробел. В перспективе возможны два варианта решения проблемы: либо не включать время рассмотрения палатой Федерального Собра-ния представления Генерального прокурора в срок возбуждения уголовного дела, особо оговорив это в законе, либо предусмотреть в нормах УПК РФ специальное основание прод-

ления срока доследственной проверки для ка-тегорий граждан, указанных в гл. 52 УПК РФ. В любом случае не вызывает сомнения факт, что указанный вопрос требует дополнительной нормативной регламентации.Вопрос о лишении депутата Государствен-

ной Думы или члена Совета Федерации непри-косновенности рассматривается на пленарном заседании соответствующей палаты с участи-ем Генерального прокурора Российской Фе-дерации либо его заместителя (по поручению Генерального прокурора), а также того депу-тата Государственной Думы или члена Сове-та Федерации, в отношении которого внесено представление, при этом их неявка без уважи-тельных причин не является препятствием для рассмотрения вопроса.В Государственной Думе представление

Генерального прокурора зачитывается пред-ставителем Комитета по регламенту, который докладывает решение, принятое Комитетом. После этого слово предоставляется Генераль-ному прокурору, а затем депутату для высту-пления и для ответов на вопросы депутатов, которые также вправе выступить по окончании ответов (ст. 185.4 Регламента Государствен-ной Думы). Последовательность выступлений в Совете Федерации прямо не установлена, но, бесспорно, она должна быть такой же, как в Государственной Думе. Совет Федерации и Государственная Дума должны выяснить, не обусловлено ли решение о возбуждении уго-ловного дела мнением, выраженной им пози-цией при голосовании в палате Федерального Собрания или другими его законными дей-ствиями. Поскольку члены выборных органов законодательной власти обладают индем-нитетом («неответственностью»), то они не подлежат привлечению к ответственности за высказанное мнение или выражение позиции. Установив соответствующие обстоятельства, Совет Федерации или Государственная Дума не должны давать согласие на лишение лица неприкосновенности.После оглашения представления Генераль-

ного прокурора и всех выступлений произво-дится голосование. Решение о лишении непри-косновенности как депутатов Государственной Думы, так и членов Совета Федерации считает-ся полученным, если за дачу согласия проголо-совало большинство от общего числа членов соответствующей палаты, и оформляется по-становлением соответственно Государствен-ной Думы и Совета Федерации (ст. 185.5 Регла-мента Государственной Думы, ч. 8 Регламента Совета Федерации).

136ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Отказ палаты Федерального Собрания в даче согласия на возбуждение уголовного дела является обстоятельством, исключающим про-изводство по делу в отношении члена Сове-та Федерации или депутата Государственной Думы (ч. 4 ст. 448 УПК РФ). Следовательно, в возбуждении уголовного дела должно быть отказано, а при наличии возбужденного уго-ловного дела уголовное преследование соот-ветствующего лица подлежит немедленному прекращению (п. 6 ч. 1 ст. 24, п. 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ). В ч. 8 ст. 8 Регламента Совета Федерации

уточнено, что постановление Совета Федера-ции в течение 3 суток должно быть направлено Генеральному прокурору. Генеральный прокурор должен отправить

постановление палаты Федерального Собра-ния Председателю Следственного комитета немедленно после его получения.В-третьих, палаты Федерального Собрания

дают согласие на исполнение в отношении сво-их членов меры пресечения в виде заключения под стражу, а также производства обыска (ч. 2, 3 ст. 450 УПК РФ). Кроме того, Государствен-ная Дума дает согласие на исполнение судеб-ного решения о применении меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении Президента Российской Федерации, прекра-тившего исполнение своих полномочий, а так-же на производство обыска в отношении Упол-номоченного по правам человека Российской Федерации (ч. 2, 3 ст. 450 УПК РФ). Следует отметить, что само избрание меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении на-званных лиц осуществляется в общем порядке, однако фактическое исполнение данной меры пресечения возможно только после получения согласия соответствующей палаты Федераль-ного Собрания.Нормативное регулирование обыска вызы-

вает определенные вопросы.Во-первых, трудно объяснить, чем вызва-

ны отличия в процессуальной регламентации обыска и иных следственных действий, мно-гие из которых имеют даже большую степень проникновения в личную жизнь граждан (на-пример, контроль и запись телефонных и иных переговоров).Во-вторых, вызывает большие сомнения не-

обходимость установления столь сложных про-цедур для назначения следственных действий, которые, в отличие от задержания и мер пре-сечения, являются прежде всего средствами доказывания, а не принудительными мерами. А.С. Шаталов правильно отмечает, что «обре-

тение разного рода иммунитетов от уголовного преследования лицами, совершающими или уже совершившими преступления, существен-но осложняет процесс их изобличения и нака-зания за содеянное» [3, с. 61]. В результате си-туация может пойти по замкнутому кругу: для установления виновности или невиновности лица требуется производство следственных действий, а это невозможно без согласия ор-гана, которому для принятия данного решения необходимы сведения о причастности лица к совершению преступления.Думается, что получение судебного разреше-

ния на производство следственных действий является необходимой гарантией, позволяю-щей обеспечить как обоснованность проведе-ния следственного действия, так и соблюдение прав граждан. В связи с этим представляется целесообразным изменение УПК РФ путем ис-ключения из него норм о необходимости полу-чения согласия палаты Федерального Собра-ния для производства следственных действий в отношении ее членов. В-третьих, палаты Федерального Собрания

участвуют в процедуре возбуждения уголовно-го дела в отношении Президента Российской Федерации, прекратившего исполнение своих полномочий. В соответствии со ст. 91 Конституции Рос-

сийской Федерации, действующий Президент Российской Федерации обладает неприкосно-венностью от уголовного преследования. При-влечение к уголовной ответственности лица, занимающего должность Президента, воз-можно исключительно после его отрешения от должности. Основанием отрешения Президен-та от должности является только совершение им государственной измены или иного тяжкого и особо тяжкого преступления.Процедура отрешения Президента от долж-

ности носит конституционно-правовой харак-тер и включает в себя 4 этапа:

1. Выдвижение обвинения Государственной Думой.

2. Заключение Верховного Суда Российской Федерации о наличии в действиях Президента признаков соответствующего преступления.

3. Заключение Конституционного Суда Рос-сийской Федерации о соблюдении порядка вы-движения обвинения.

4. Решение Совета Федерации об отреше-нии Президента от должности (ст. 93 Конститу-ции Российской Федерации).Отрешение Президента от должности носит

конституционно-правовой характер и не явля-ется уголовным преследованием.

137


Президент, прекративший исполнение своих полномочий, продолжает обладать неприкос-новенностью от уголовного преследования, причем не только в отношений преступлений, совершенных во время занятия должности Президента, но и в отношении тех деяний, ко-торые совершены им после прекращения пол-номочий главы государства.Возбуждение уголовного дела в отношении

бывшего Президента производится только Председателем Следственного комитета Рос-сийской Федерации (п. 8 ч. 1 ст. 448 УПК РФ). Вопрос о лишении бывшего Президента

неприкосновенности от уголовного преследо-вания вправе ставить только Председатель Следственного комитета Российской Феде-рации независимо от состава преступления и предметной подследственности дела. Процедура лишения бывшего Президента

неприкосновенности и возбуждения уголовно-го дела в отношении него включает в себя не-сколько этапов.

1. Внесение Председателем Следственного комитета в Государственную Думу представ-ления о лишении бывшего Президента непри-косновенности. Данное представление должно быть внесено в течение 3 суток после вынесе-ния постановления о возбуждении уголовного дела (ч. 7 ст. 448 УПК РФ).

2. Дача Государственной Думой согласия на ли-шение бывшего Президента неприкосновенности.В случае если Государственная Дума отка-

зывает в даче согласия на лишение бывшего Президента неприкосновенности, соответству-ющая процедура немедленно прекращается и

выносится постановление об отказе в возбуж-дении уголовного дела или о прекращении уго-ловного преследования (ч. 7 ст. 448 УПК РФ).

3. Направление представления Председа-теля Следственного комитета и решения Го-сударственной Думы в Совет Федерации. Ука-занные документы должны быть направлены в Совет Федерации в течение 3 суток с момента получения соответствующего согласия Госу-дарственной Думы (ч. 3 ст. 448 УПК РФ).

4. Принятие решения Советом Федерации. Срок принятия решения – не позднее 3 меся-цев со дня вынесения постановления Государ-ственной Думой.Совет Федерации вправе принять одно из

двух решений:а) о лишении бывшего Президента непри-

косновенности;б) об отказе в лишении бывшего Президента

неприкосновенности (ч. 7 ст. 448 УПК РФ).Если Совет Федерации принимает решение

об отказе в лишении неприкосновенности, уго-ловное преследование бывшего Президента прекращается на основании п. 6 ч. 1 ст. 27 УПК РФ (ч. 7 ст. 448 УПК РФ). О любом из принятых решений Совет Федерации в течение 3 суток извещает Председателя Следственного коми-тета (ч. 7 ст. 448 УПК РФ).В качестве итога необходимо отметить, что

участие высших органов законодательной вла-сти в уголовном судопроизводстве отнюдь не является «ручным управлением», а позволяет обеспечить необходимый баланс ценностей и интересов и вполне соответствует общеприня-той практике развитых государств мира.

1. Скутина Е.В. Амнистия в уголовном су-допроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2009.

2. Баранникова И.Г. Институт амнистии в России: конституционно-правовые начала: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Владикав-каз, 2010.

3. Шаталов А.С. Современное состояние процессуального механизма уголовного пре-следования специальных субъектов и вопро-сы его оптимизации // Человек: преступление и наказание. 2015. № 1. С. 57–70.

1. Skutina E.V. Amnesty in criminal proceedings: auth. abstr. ... Master of Law. Ekaterinburg, 2009.

2. Barannikova I.G. Institute of amnesty in Russia: constitutional and legal principles: auth. abstr. ... Master of Law. Vladikavkaz, 2010.

3. Shatalov A.S. The current state of the procedural mechanism for the prosecution of special subjects and questions of its optimization // Man: crime and punishment. 2015. № 1. P. 57–70.

138ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

РАСКРЫТИЕ И РАССЛЕДОВАНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Волынский Александр Фомич доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заслуженный юрист РФ, профессор кафедры криминалистики Московского университета МВД России им. В.Я. Кикотя(e-mail: [email protected])

Уроки исторического опыта использования опыта других стран в борьбе с преступностьюВ статье приводятся поучительные исторические примеры негативного влияния идеологизиро-

ванных и субъективно навязанных решений в освоении и использовании в нашей стране между-народного опыта борьбы с преступностью, подчеркивается необходимость реализации в этой деятельности принципов экономичности и эффективности.Ключевые слова: уголовный процесс России, зарубежный опыт, заключение специалиста,

экспертиза, оперативно-розыскная деятельность, опыт, следственный комитет.

A.F. Volynsky, Doctor of Law, Professor, Honoured Science Worker of the Russian Federation, Honoured Lawyer of the Russian Federation, Professor of the Chair of Criminalistics of the Kikot Moscow University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

The lessons of the historical experience of using the experiences of other countries in the fi ght against crime

The article presents the instructive historical examples of the negative impact of ideological and subjectively imposed solutions to learn and use in our country the international experience of combating crime, stresses the need for the implementation of these activities effi ciency and effectiveness principles.

Key words: Russian criminal process, international experience, professional judgment, expertise, operational-search activity, experience, investigative committee.

«Его пример – другим наука...» – эти слова А.С. Пушкина заключают в себе принцип раз-вития науки, техники и в целом социально-эко-номических отношений, особенно в условиях рыночной конкуренции. Наша страна живет в таких условиях уже четверть века. Соответ-ственно, формируется новая правовая база, идет поиск новых организационных форм жиз-недеятельности общества и государства, в том числе в обеспечении правопорядка и без-опасности. При этом принципиально важное значение имеет международный опыт органи-зационного, правового, научно-технического обеспечения деятельности правоохранитель-ных органов.Отечественная история организации борь-

бы с преступностью изобилует поучительными примерами проявления крайностей в исполь-зовании опыта других стран: от огульного его отрицания, причем по формально-идеологи-ческим причинам, до безоглядного, некрити-ческого восприятия. Конечно, были примеры и продуманного, взвешенного подхода к ре-шению этой проблемы. Впрочем, наглядно

свидетельствует об этом история российской криминалистики и в целом практики борьбы с преступностью в нашей стране.

1. Еще у истоков этой науки в нашей стра-не отмечается определяющее влияние дости-жений зарубежных криминалистов. В 1890 г. в России вводится разработанная А. Бертильо-ном (Франция) антропометрия; в 1895–1896 гг. издается в русском переводе книга Г. Гросса (Швейцария) «Руководство для судебных сле-дователей, чинов жандармерии и полиции», позже (1908 г.) переизданная под измененным названием «Руководство для судебных следо-вателей как система криминалистики»; в 1906 г. в тюрьмах России, а в 1908 г. – в отделениях полиции вводится разработанная англичанами (У. Гершель, Г. Фолдс, Ф. Гальтон, Э. Генри) дак-тилоскопическая регистрация. И все это спустя 4–5 лет после внедрения указанных новшеств на родине изобретателей.В это же время довольно основательно за-

явили о себе и отечественные криминалисты. Их деятельность в этом отношении заметно активизировалась после судебной реформы

139


1864 г. В ее результате формируется, опять же не без влияния опыта западноевропейских стран (прежде всего Германии, Франции), но-вая система уголовного судопроизводства, вводятся суды присяжных; создается сыскная полиция (1866 г. – в Санкт-Петербурге, 1881 г.– в Москве, позже в Риге, Варшаве и других го-родах); открывается Е.Ф. Буринским первая в России судебно-фотографическая лаборато-рия (1889 г.) [1, с. 476–478].Кстати, именно с этого года, а не с 1919 г. и

следовало бы исчислять зарождение россий-ской судебно-экспертной, в том числе крими-налистической, службы. Таким образом мы от-дали бы должное памяти нашего знаменитого соотечественника, который, разработав метод фотографического исследования документов, по образному выражению Д.И. Менделеева, «подарил человечеству второе зрение, позво-ляющее увидеть невидимое». А вскоре (1893 г.) в России была создана и государственная судебно-фотографическая лаборатория.Заимствованию передового по тому време-

ни зарубежного опыта научно-технического обеспечения раскрытия и расследования пре-ступлений способствовали и личные контакты отечественных ученых, и не только кримина-листов, с коллегами из других стран. Имеются в виду ученые прежде всего естественно-тех-нических отраслей науки (медицины, химии, биологии и др.), достижения которых являются важнейшим источником развития криминали-стики. Тесные контакты отмечаются по линии органов полиции. В этом контексте следует вспомнить и поездку в 1911 г. чинов русской полиции в Лозанну (Швейцария), где Р. Рейсс, издавший к тому времени книгу по криминали-стике для экспертов, прочитал им курс лекций, конспекты которого С.Н. Трегубов опубликовал в России (1912 г.) под названием «Научная тех-ника расследования преступлений», а несколь-ко позже (1915 г.), дополнив и переработав его, издал книгу «Основы уголовной техники».Именно в то время в уголовно-процессу-

альной и криминалистической литературе по-явились такие образные выражения растущих возможностей научно-технических методов и средств в собирании, исследовании и исполь-зовании доказательств, как «научное доказы-вание», «научный судья» и т.п.

2. Последствиями революции 1917 г. и граж-данской войны были не только разграбленные кабинеты научно-судебной экспертизы и унич-тоженные криминалистические учеты полиции, но и нигилистическое, порой враждебное от-ношение ко всему буржуазному. Отмечались

факты уничтожения переводной литературы по криминалистике, ранее изданной в России. Многие известные криминалисты были вы-нуждены выехать из страны. И тем не менее сложная криминогенная обстановка в стране вынуждала отечественных криминалистов об-ращать все более пристальное внимание на опыт борьбы с преступностью полиции буржу-азных стран, несмотря на то, что нередко ею используются в этих целях классово чуждые методы и средства.Такая обстановка в стране накладывала

свой отпечаток на предмет и характер научных дискуссий по проблемам криминалистической теории и практики, в ходе которых нередко зву-чали личные оскорбления, а порой и обвине-ния в отступления от марксизма, в ломбрози-анстве, неумении или нежелании разоблачать реакционную сущность буржуазной кримина-листики [1, с. 74–81]. В противостоянии двух мировых систем в

нашей стране по идеологическим соображе-ниям отвергалось все, что «не наше». Крити-ковалась «лжекибернетика», разоблачалась «лжегенетика». Во всех учебниках в области юриспруденции, включая сферу борьбы с пре-ступностью, считалось патриотическим долгом представить главу о реакционной сущности буржуазного права, судопроизводства, уголов-ного процесса, криминалистики. Даже дакти-лоскопия представлялась как средство «пре-следования империалистами прогрессивных и революционных сил» (Юридический словарь, 1953). А упоминавшиеся ранее «научное дока-зывание» и «научный судья» использовались как наглядные примеры стремления буржу-азных апологетов права «извратить сущность правосудия». Хотя таким образом всего лишь подчеркивалось значение науки и техники в борьбе с преступностью. Такая обстановка сохранялась до середи-

ны 50-х гг. XX в. и во многом предопределила то, что до сих пор негативно сказывается на общественном сознании и, как следствие, на дальнейшем совершенствовании организации и правового регулирования использования до-стижений науки и техники в деятельности пра-воохранительных органов страны.

3. Но наступило время критики культа лич-ности и борьбы с его последствиями (1956 г.). Основным объектом этой критики оказался «создатель культа», а борьбы – правоохрани-тельные органы и используемые ими методы и средства. Никто тогда не придавал значения тому, что эти органы были всего лишь оруди-ем в руках политической власти и выполняли

140ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


ее волю. Не обращали внимание и на то, что существовали органы борьбы с уголовной пре-ступностью и с политической. Первые, как бо-лее открытые обществу, оказались под основ-ным ударом критиков.Так было ликвидировано МВД СССР, а вме-

сто него созданы республиканские министер-ства охраны общественного порядка. Во вновь принятом УПК РСФСР (1961 г.) упоминается право следователя взаимодействовать с орга-нами дознания, но ничего не говорилось о пра-вах и обязанностях самих этих органов в части негласных, оперативно-розыскных методов и средств борьбы с преступностью. Они оказа-лись вне этого закона.Непоследовательно, противоречиво в дан-

ном УПК решалась проблема использования в расследовании преступлений специальных знаний и криминалистической техники. Не определялись критерии допустимости техниче-ских средств; их перечень излагался примени-тельно к отдельным следственным действиям и в необъяснимо разном содержании; доказа-тельственное значение имели только резуль-таты экспертиз (заключения экспертов); поя-вилась фигура специалиста, но ограниченно определялись его права и обязанности. И это уже в то время (к вопросу о международном опыте), когда в УПК ряда зарубежных стран (Франция, Румыния и др.) наряду с судебной экспертизой средством доказывания являлось и исследование специалиста, а его заключение было признано доказательством [2]. При этом даже в социалистических странах Европы все большее признание получала идея постоянно-го участия специалиста в технико-криминали-стическом сопровождении всего процесса рас-крытия и расследования преступлений.А в нашей стране в это же время (1966 г.)

принимается дополнение к ст. 67 УПК РСФСР – п. 3а, запрещавший назначать экспертизу лицу, которое по тому же делу участвовало в осмо-тре места происшествия в качестве специали-ста. Абсурдность этого предписания была оче-видна не только в аспекте зарубежного опыта, но и с точки зрения реального состояния ор-ганизационного обеспечения участия специа-листов-криминалистов в данном следственном действии.Тогда в этой роли в нашей стране выступа-

ли только сотрудники экспертно-криминали-стических подразделений (ЭКП) милиции. Они же проводили около 80% криминалистических экспертиз, назначаемых в стране по уголовным делам. Следовательно, надо было исключить их участие в осмотрах мест происшествий, но

других специалистов-криминалистов в стране не было, либо не назначать им экспертизы, но НИИ судебных экспертиз и соответствующие учреждения юстиции, в основном в республи-канских центрах, с их малочисленными штата-ми выполнить весь объем экспертных исследо-ваний были не в состоянии физически. Выход из этой тупиковой ситуации, проявляя нигили-стическое отношение к закону, нашла практи-ка: эксперты-криминалисты ЭКП по-прежнему участвовали в осмотрах мест происшествий в качестве специалистов, но это не отражалось в протоколе данного следственного действия.В это время, конечно, генетику и кибернетику

уже никто не отвергал, но критиковалась реак-ционная сущность применения их достижений в целях борьбы с преступностью. В частности, уже в конце 80-х гг. прошлого века современ-ные информационные технологии представ-лялись не иначе как «кибернадзор», «компью-терная слежка», «электронная диктатура» [3, с. 71–85]. Все это до сих пор крайне отрицательно ска-

зывается на научно-техническом обеспечении деятельности правоохранительных органов в борьбе с преступностью, в частности на осво-ении ими современных достижений этих от-раслей науки и техники. Например, в Англии всеобщая геномная регистрация граждан вве-дена в 1995 г., а в нашей стране – 13 лет спустя (в 2008 г.) и только для отдельных категорий граждан. Аналогичные ситуации отмечаются с дактилоскопической регистрацией, с одороло-гией и некоторыми иными криминалистически-ми методами и средствами собирания, иссле-дования и использования доказательств.

4. Но настало время «перестройки». Наши реформаторы столь же отчаянно и решитель-но, по-большевицки революционно переносят на почву российских реалий то, что сформи-ровалось в совершенно иных исторических условиях. В виде лозунгов обозначая общие цели реформирования судопроизводства и его принципы, они не придают должного значения тем методам, средствам, организационным формам деятельности правоохранительных органов, посредством которых эти принципы реализуются и развиваются. Свою роль при этом сыграли и многочисленные советники из зарубежных стран, а прежде всего наследники тех, кто создавал в свое время в США «свобо-ду политического, экономического и уголовного гангстеризма» [4, с. 96–97]. В результате был «изобретен» уголовно-про-

цессуальный кодекс, в котором с благими наме-рениями, известно куда ведущими, были «сли-

141


ты три в одном» положения англо-саксонской, западноевропейской (континентальной) право-вых школ и УПК РСФСР, причем зачастую, как пишет Е.П. Ищенко, противоречивые, взаимо-исключающие [5, с. 18–102]. Не случайно за 15 лет действия УПК РФ в него внесено около двух тысяч изменений, дополнений, поправок, и, судя по всему, конец этому законотворчеству будет положен только разработкой и изданием концептуально нового уголовно-процессуаль-ного кодекса.Свою негативную роль имели последствия

культа личности и борьбы с ними. Во всяком случае, спекуляции на трагических событиях истории нашей страны, огульное осуждение не-гласных методов и средств борьбы с преступ-ностью предопределили явное расхождение в УПК РФ (2001 г.) между целями уголовного су-допроизводства и средствами их достижения, между явно расширенными возможностями сторон защиты и явно ограниченными – сторо-ны обвинения.К концу XX в. в УПК практически всех западно-

европейских стран оперативно-розыскная дея-тельность, с учетом многовекового опыта борь-бы с рыночной преступностью и ее особенно-стей в условиях глобализации международных отношений, признается как средство доказыва-ния. Негласно осуществляемые в форме этой деятельности мероприятия представляются в виде специальных (негласных) следственных действий, а их результаты используются в ка-честве доказательств. В настоящее время этот опыт восприняло большинство восточноевро-пейских стран, в том числе и бывших советских республик.Россия остается практически единственной

среди них, в УПК которой взаимодействие сле-дователя с органами дознания, т.е. с оператив-ными аппаратами, осуществляется в порядке переписки (п. 4 ч. 2 ст. 38), а не совместных действий; результаты оперативно-розыскной деятельности «в процессе доказывания за-прещается использовать…» (ст. 89); а в состав следственной группы «могут быть привлечены» (а могут быть и не привлечены?) должностные лица, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность (ч. 2 ст. 163).

5. Проблемы оперативно-розыскного сопро-вождения и научно-технического обеспечения борьбы с преступностью явно осложнились в связи с созданием в нашей стране поли-системы правоохранительных министерств и ведомств вместо ранее существовавшей их моносистемы (МВД + КГБ). Позаимствовали, что очевидно, опыт других стран, прежде всего

США, где действует более десятка различных организационно обособленных правоохрани-тельных министерств, ведомств и служб. Од-нако при этом не было учтено самое главное – особенности правовой системы, определя-ющей организацию и порядок их деятельности и в целом систему уголовного судопроизвод-ства. Осуществляемое ими полицейское рассле-дование предполагает реализацию всех гласных и негласных методов и средств, всего арсенала полицейской техники, и каждое из них имеет в своем распоряжении такие возможности. У нас создали Следственный комитет Рос-

сийской Федерации с возложением на него сложнейших задач в борьбе с преступностью, таких как раскрытие и расследование тяжких и особо тяжких преступлений, но непосредствен-но в его распоряжении, кроме мозгов в основ-ном молодых и пока малоопытных следовате-лей, ничего нет! Есть еще, конечно, надежда на взаимодействие с соответствующими подраз-делениями МВД и ФСБ, но всем хорошо извест-но, что внутриведомственное взаимодействие небезпроблемно, а межведомственное – тем более, что реально оно срабатывает не по приказу, а на основе личностных, психологиче-ски сбалансированных отношений.

6. Точно также в УПК РФ противоречиво, под влиянием искусственно нагнетаемого приме-рами из прошлого страха решена проблема научно-технического обеспечения борьбы с преступностью. Надо сказать, что в некото-рых западноевропейских странах традиционно были разграничены функции научной полиции (экспертов-криминалистов) и технической по-лиции (специалистов-криминалистов). В конце XX в. такое положение закреплено европей-ским стандартом и стало обязательным для всех стран Евросоюза.Существенно возросшая техноемкость дея-

тельности правоохранительных органов, осо-бенно в результате освоения ими современных информационных технологий и высокочувстви-тельных приборных комплексов, объективно обусловливает необходимость более основа-тельной специализации и экспертов, и специ-алистов, что фактически невозможно при со-вмещении их функций в одном лице. Однако опыт в этом отношении стран Евро-

союза для нас не является примером. Не по-казательно для нас и то, что даже союзниче-ские нам государства – Республики Беларусь и Казахстан – реформировали свои судебно-экспертные учреждения и экспертно-крими-налистические подразделения. В дискуссии по этому поводу иногда, в оправдание наше-

142ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


го консерватизма и инертности, раздаются го-лоса: «Да они прогнулись под Европой». Мы убеждены, что действительно «прогнулись», но не перед Европой, а перед рыночной пре-ступностью и, вместе с тем, перед возможно-стью и необходимостью более эффективного использования современных достижений нау-ки и техники в борьбе с ней в условиях глоба-лизации международных отношений, что пока с трудом дается нашему пониманию.

7. Учитывая территориальные, националь-ные, демографические особенности нашей страны и исторически сложившиеся традиции, можно по-разному относиться к зарубежно-му опыту борьбы с преступностью. Однако, признавая, что в целом наше уголовное судо-производство не в пример другим забюрокра-тизировано и чрезмерно затратно, особое вни-мание необходимо обратить на реализуемые в ряде западноевропейских стран такие принци-пы организации борьбы с преступностью, как прагматизм, экономичность и эффективность (рынок обязывает!). С этих позиций нам также следовало бы определить приоритетность дан-ных принципов и пересмотреть всю систему уголовно-процессуальной деятельности, вклю-чая порядок возбуждения и отказа в возбужде-нии уголовных дел; организацию многоуровне-

вого надзора и контроля за их расследованием; реализацию принципа процессуальной само-стоятельности следователя; методы и сред-ства формирования доказательственной базы; научно-техническое и оперативно-розыскное обеспечение процесса раскрытия и расследо-вания преступлений и др.Особо следует отметить необходимость

государственного, а не узковедомственного подхода к организации научно-технического обеспечения деятельности вновь созданных правоохранительных министерств и ведомств. Многие современные приборно-исследова-тельские комплексы (для ДНК-анализа, элек-тронные микроскопы и т.п.) слишком дорого обходятся для государственной казны, чтобы их «разбрасывать» по ведомствам, предопре-деляя к тому же крайне низкий коэффициент их использования. Может быть, и нам следу-ет присмотреться к опыту теперь уже наших союзников – Республики Беларусь и Казах-стана – и тоже создать единую государствен-ную службу судебной экспертизы, а вместе с тем приступить к формированию института специалистов-криминалистов непосредствен-но в службах, раскрывающих и расследующих преступления, во всех вновь созданных право-охранительных министерствах и ведомствах.

1. Белкин Р.С. История отечественной кри-миналистики. М., 1999.

2. Волынский А.Ф. Экспертиза и специаль-ные научно-технические исследования по но-вому УПК Социалистической Республики Ру-мынии // Советская юстиция. 1970. № 24.

3. Батурин Ю.М. Право и политика в ком-пьютерном круге. М., 1987.

4. Торвальд Ю. Век криминалистики. М., 1990.

5. Ищенко Е.П. Реформой правит крими-нал? М., 2013.

1. Belkin R.S. The history of Russian criminalistics. Moscow, 1999.

2. Volynsky A.F. The examination and the special technical and scientifi c studies on the new Criminal procedure code of the Socialist Republic of Romania // Soviet justice. 1970. № 24.

3. Baturin Yu.M. Law and politics in the computer circle. Moscow, 1987.

4. Torvald Yu. Criminalistics century. Moscow, 1990.

5. Ishchenko E.P. Is reform ruled by criminals? Moscow, 2013.

143


Игнатов Александр Николаевичдоктор юридических наук, старший научный сотрудник,профессор кафедры уголовного права и криминологии

Крымского филиала Краснодарского университета МВД России(e-mail: [email protected])

Пахомов Сергей Валерьевичкандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры криминалистики

Краснодарского университета МВД России (e-mail: [email protected])

Влияние качественно-пространственных особенностей местности

на выбор и реализацию способа совершения преступления

Внешняя среда может выступать в качестве одного из факторов, влияющих на выбор и реа-лизацию способа совершения преступления. Исследование качественно-пространственных осо-бенностей преступности, которые могут быть обусловлены местом и обстановкой совершения отдельных видов преступления (топографии преступности), способствует углублению кримино-логического и криминалистического познания отдельных видов преступлений и разработке эф-фективных частных методик их расследования, раскрытия и профилактики. Ключевые слова: способ совершения преступления, качественно-пространственные особен-

ности местности, топография преступности.

A.N. Ignatov, Doctor of Law, Senior Researcher, Professor of the Chair of Criminal Law and Criminology of the Crimea branch of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];

S.V. Pakhomov, Master of Law, Assistant Professor, Head of the Chair of Criminalistics of the Krasnodar University of the Ministry the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Impact of qualitative and spatial features of the territory on the selection and implementation of the method of committing a crime

The external environment can act as one of the factors which affecting on the choice and implementation of the method of crime. Study of quality and spatial characteristics of crime, which can be caused by the space and environment of commission of the certain types of crime (crime topography) contributes to the deepening of criminology and criminalistics knowledge of the certain types of crimes and development effective methods of private investigation, detection and prevention.

Key words: method of committing a crime, qualitative and spatial features of the territory, crime topography.

Деятельность субъектов раскрытия и расследования преступлений связана с установлением значительного кру-

га информации. Статус данной информации определяется возможностью ее использования в ходе осуществления указанной деятельно-сти. Выявление любой информации осущест-вляется с целью выработки и определения направления поисково-познавательной и про-цессуальной функции субъектов раскрытия и расследования преступления. Причем сама

информация может носить материально-фик-сированное отражение (например, различные данные, содержащиеся в системе учетов ор-ганов внутренних дел, имеющие конкретную характеристику объекта или комплекса сведе-ний), или информация, отраженная в процессу-альных и иных документах и зафиксированная в установленном порядке). Эта группа инфор-мационных признаков может быть связана с конкретным преступлением и использоваться для цели его раскрытия и расследования. Дру-

144ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


гая разновидность информации носит гносео-логический характер на основе эмпирического обобщения ряда преступных событий, порож-дающих специфический комплекс признаков. Как правило, подобная информация направле-на на познание сущности преступления опре-деленного вида (либо группы преступлений) как результата преступной деятельности во-обще. Использование такой информации опо-средовано научно-исследовательской целью для дальнейшей разработки конкретных ре-комендаций по предупреждению, раскрытию, расследованию и профилактике преступлений. Решением задач, порождаемых обозначенной целью, занимается криминалистическая и кри-минологическая наука.О взаимосвязи этих наук ведется продолжи-

тельная научная полемика. Вместе с тем, мы умышленно устраняемся от участия в таковой, поскольку ставим иную цель в данной рабо-те. Однако укажем, что совпадение объектов двух указанных наук объективно существует, поскольку обе изучают преступную деятель-ность. Естественно, каждая из них исследу-ет данную проблему под собственным углом зрения, поэтому каждая формирует для себя аутентичный научный предмет. Вышеуказан-ное убедительно свидетельствует о том, что сфера научных интересов криминологии и криминалистики, лежащая в плоскости позна-ния преступности, имеет явно выраженные межпредметные связи, наполняя и дополняя друг друга новой информацией. Ярким приме-ром такой взаимосвязи является криминали-стическая характеристика преступления как научная категория, прочно укоренившаяся в системе научно-теоретических знаний.Не секрет, что при разработке криминали-

стической характеристики преступления ис-пользуются данные криминологической науки. При получении и обобщении сведений о лично-сти преступника и потерпевшего как элементов криминалистической характеристики приме-няются криминологические данные, в рамках изучения обстановки преступления также при-меняются методы и знания криминологической науки. В равной мере это касается и проблемы изучения мотивов и цели совершения престу-пления. Превалирование криминологических данных в структуре криминалистической ха-рактеристики породило волну дискуссий от-носительно целесообразности дальнейшей разработки криминалистической характери-стики преступления. Тем не менее, в условиях продолжающихся споров криминалистическая

характеристика по-прежнему остается предме-том научного интереса.Разные авторы предлагают различную

структуру элементов криминалистической ха-рактеристики, их разную последовательность и, в определенной степени, содержание. Но так или иначе, неизменным элементом крими-налистической характеристики преступления всегда остается «способ совершения престу-пления». Это логично с любых позиций, по-скольку, как известно, способ присущ любому волевому поведению человека, поэтому имма-нентен преступлению как явлению реальной действительности [1, c. 6–7]. Таким образом, не существует ни одного преступления без присущего ему способа совершения, который представляет собой форму проявления пре-ступного деяния и, соответственно, тесно свя-зан с последствием [2, c. 182].Практически ни в одной криминалистиче-

ской работе, посвященной рассматриваемой теме, данный элемент не подвергается кри-тической оценке (вместе с тем, в криминали-стической науке существуют разные подходы к терминологическому определению способа совершения преступления, с указанием на целесообразность его обозначения как «спо-соба преступления») [3, c. 14]. Профессор Р.С. Белкин, впоследствии выступавший за не-обходимость отказа от криминалистической ха-рактеристики преступления, называя ее «кри-миналистическим фантомом», по причинам, указанным нами выше, утверждал, что только способы совершения преступления (а точнее их описание) являются чисто криминалисти-ческой категорией в структуре криминалисти-ческой характеристики. Он писал, что способ совершения преступления есть «основная кри-миналистическая классификация преступле-ний и, в сущности, определяющая среди всех других подобных классификаций, ибо призна-ки, по которым преступление классифицирует-ся применительно к иным элементам состава преступления, как правило, отражаются в спо-собе совершения и сокрытия преступления…» [4, c. 359; 5, с. 114]. Поэтому попытки опреде-лить место криминалистической характери-стики преступления в структуре методики рас-следования преступлений приводили ученых к пониманию главенствующей роли «способа совершения преступления» в системе крими-налистической характеристики [6, c. 82–85; 7, c. 20; 8, c. 64–66]. Предложения же ряда уче-ных отказаться от изучения криминалистиче-ской характеристики в пользу развития теории

145


«механизма преступления» не умалили тем самым роль «способа совершения преступле-ния», поскольку они так же включали его в эле-ментную структуру механизма преступления.К определению способа совершения престу-

пления разные ученые подходили по-разному. Так, в учебнике Е.П. Ищенко и А.А. Топоркова указано, что способ совершения преступления – это «система действий по подготовке, совер-шению и сокрытию следов преступления, объ-единенных единым преступным замыслом, заданная условиями внешней среды и психо-физиологическими свойствами личности пре-ступника» [9, c. 36 ]. Иначе определяется способ совершения преступления в другом источнике: «Детерминированная личностью, предметом и обстоятельствами преступного посягательства система действий субъекта, направленная на-достижение преступной цели и объединенная единым преступным замыслом. В этой системе могут быть выделены действия по подготовке, непосредственно совершению и сокрытию сле-дов преступления» [10, c. 46].Изучение способа совершения преступле-

ния направлено на выявление определенных закономерностей, связанных с подготовкой, непосредственным совершением и его сокры-тием. Любое преступление как факт реаль-ной действительности является результатом индивидуального человеческого поведения. Поскольку поведение человека как процесс, который разворачивается в пространстве и во времени, – это взаимодействие с окру-жающей средой, опосредованное внешней (двигательной) и внутренней (психической) активностью человека, любое преступление является результатом взаимодействия лично-сти и внешней среды. На развитие взаимодей-ствия элементов механизма индивидуального преступного поведения как открытой системы, которое приводит к совершению конкретного преступления, влияет совокупность субъек-тивных и объективных факторов (явлений и процессов) действительности. Таким образом, охватываемый единым преступным замыслом способ совершения преступления реализуется в зависимости от складывающихся условий, в которых протекает совокупность действий, на-правленных на подготовку, непосредственное совершение и сокрытие преступления.Следовательно, внешняя среда может

выступать в качестве одного из факторов, влияющих на выбор (а в некоторых случаях определяющих его) и реализацию способа со-вершения преступления. А значит, можно пред-

положить существование причинно-следствен-ной связи (закономерности) между внешней средой и способом совершения преступления. С точки зрения экономической теории внешняя среда может рассматриваться как некая со-вокупность условий, факторов и сил, которые воздействуют на организацию извне, опреде-ляя ее поведение. Вполне применима данная теория и в контексте рассматриваемой нами проблемы. Изучая закономерности выбора и реализа-

ции способа совершения преступления в усло-виях конкретной внешней среды, можно выве-сти конкретную взаимосвязь. Познание данной связи преследует определенную цель – напол-нить поисково-познавательную деятельность субъекта расследования сведениями о том, что конкретное преступление может быть со-вершено только в данных условиях внешней среды. Обратное же может свидетельствовать о нетипичности преступного события, об инс-ценировке, о придании одному преступлению вида другого.Изучение сущности приведенной взаимосвя-

зи важно и с точки зрения разработки средств предупреждения преступлений, принятия кон-кретных мер профилактического характера. В данном контексте криминалистические знания о способе совершения преступления создают пи-тательную среду для детального исследования качественно-пространственных особенностей преступности, которые могут быть обусловлены местом и обстановкой совершения отдельных видов преступления. В этой связи позволим себе обозначить вышеуказанное таким терми-ном, как «топография преступности».Исследование топографии преступности

предусматривает получение соответствующих данных путем анализа мест и обстановки со-вершения преступлений с целью исследования криминологической и криминалистической ха-рактеристики отдельных видов преступлений, а также оценки криминогенного потенциала от-дельных точек пространства и, соответствен-но, учета полученных данных в криминалисти-ческих, оперативно-розыскных и превентивных целях. При этом точка пространства понимается в

широком смысле: от определенного участка местности (берег водоема, парк, лес, кладби-ще и т.д.), архитектурных или иных сооружений (город, паркинг, недостроенное сооружение, жилой комплекс, больница и т.д.) до конкрет-ных мест (квартира, подвал здания, лифт и т.д.). Под криминогенным потенциалом отдель-

146ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


ных точек пространства следует понимать их определенные характеристики, которые могут влиять на проявления преступного поведения и интенсивность такого влияния.Необходимость исследования топографии

преступности обусловливается взаимосвязью совершения отдельных преступлений с харак-теристиками (географическими и простран-ственно-геометрическими) определенных точек пространства, в пределах которых они совершаются. В соответствии со спецификой объекта преступного посягательства и (или) способа его совершения внешняя обстановка совершения преступлений предусматривает определенную их классификацию на основа-нии качественно-пространственных особенно-стей: совершаемые в городской или сельской местности; в помещении или на улице; в об-щественных местах или на автодорогах (авто-транспорте) и др. Часто преступные деяния, отражая особен-

ности субъективных детерминант преступного поведения, имеют «атрибутивный» характер, что может быть связано как с местом соверше-ния преступления, умышленно или подсозна-тельно выбранным преступником (помещение, подъезд жилого дома, открытая местность, специально оборудованное место), так и с об-становкой его совершения: умышленно или подсознательно выбраны особые характери-стики обстановки, прежде всего, связанные с предметами обстановки (детская площадка, кладбище, строительная площадка), звуками (железная дорога, детская площадка, дискотека и т.д.), явлениями природы (дождь и гроза, шум водоема, полнолуние и т.д.), деятельностью лю-дей (наличие очевидцев и т.п.), возможностью преодоления сопротивления жертвы и исклю-чением наличия возможных очевидцев (строи-тельная площадка, подвал дома, лес и т.д.). Выбор преступником места и обстановки

совершения преступления, а следовательно, и особенностей качественно-пространствен-ных характеристик преступления, также может быть связан с демографическими особенно-стями потенциальной жертвы преступления, родом ее занятий, способом проведения досу-га и т.д. Что касается оценки криминогенного по-

тенциала отдельных точек пространства, то, например, проектные просчеты при строи-

тельстве или недостаточные меры по обеспе-чению охраны паркингов могут способствовать совершению краж из автотранспорта, а нали-чие проходных парадных в многоквартирных домах или отсутствие освещенного тротуара, ведущего от остановки транспорта и жилому массиву, – совершению грабежей и разбоев и т.д. Соответствующие оценки должны учиты-ваться в первую очередь при планировании и строительстве населенных пунктов и застрой-ке других местностей, а также при нормативно-разрешительном регулировании порядка функ-ционирования отдельных объектов.Развитие обозначенной нами концепции

будет, на наш взгляд, способствовать даль-нейшей разработке теории «взаимосвязи наук» в части выработки приемов, методов и средств, направленных на выявление, рас-крытие и расследование преступлений. Фор-мирование предмета любой науки не должно осуществляться безотносительно выявления взаимообусловливающих положений; связь материального, процессуального и приклад-ного компонентов – триумвират, формиру-ющий единый правоохранительный механизм. Определить главенствующую роль указанных компонентов сложно, да и вряд ли в этом есть необходимость и целесообразность. Важнее всего то, что все они (компоненты), кроме ре-шения частных задач, должны быть ориенти-рованы на общую цель – превенцию преступ-ного поведения.В то же время исследование качественно-

пространственных особенностей преступно-сти, которые могут быть обусловлены местом и обстановкой совершения отдельных видов преступления, возможно, прежде всего, по-средством выявления и изучения объективных взаимосвязей «место – способ» в системе кон-кретного преступления, осуществляемых на уровне массового воспроизводства преступ-ного поведения. Таким образом, разработка концептуальных основ «топографии преступ-ности» и практическое наполнение данной теории эмпирическими данными будет спо-собствовать углублению криминологического и криминалистического познания отдельных видов преступлений (убийств, изнасилований, краж, грабежей и др.) и, соответственно, раз-работке эффективных частных методик их рас-следования, раскрытия и профилактики.

147


1. Панов Н.И. Основные проблемы способа совершения преступления в советском уго-ловном праве: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Харьков, 1987.

2. Брайнин Я.М. Уголовная ответствен-ность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963.

3. Коврижных Б.Д. Деятельность органов прокуратуры по делам о нераскрытых убий-ствах: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Харьков, 1969.

4. Белкин Р.С. Курс криминалистики: в 3 т. Т. 3: Криминалистические средства, приемы и рекомендации. М., 1997.

5. Рябов Е.В. Способы квалифицированного хулиганства как один из элементов его кри-миналистической характеристики // Вестн.криминалистики. М., 2011. Вып. 1(37).

6. Коновалов С.И. Теоретико-методологи-ческие проблемы криминалистики. Ростов н/Д, 2001.

7. Бахин В.П. Криминалистическая харак-теристика преступлений как элемент рас-следования // Вестн. криминалистики. М., 2000. Вып. 1.

8. Сергеев К.А. Криминальное рейдерство: элементный состав криминалистической ха-рактеристики // Вестн. криминалистики. М., 2011. Вып. 2(38).

9. Ищенко Е.П., Топорков А.А. Криминали-стика: учеб. / под ред. Е.П. Ищенко. М., 2007.

10. Аверьянова Т.В., Белкин Р.С., Корухов Ю.Г., Россинская Е.Р. Криминалистика: учеб. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2016.

1. Panov N.I. The main problems of the method of committing a crime in the Soviet criminal law: auth. abstr. ... Dr of Law. Kharkov, 1987.

2. Brainin Ya.M. Criminal liability and its basis in Soviet criminal law. Moscow, 1963.

3. Kovrizhnykh B.D. Activities of the prosecution of cases of unsolved murders: auth. abstr. ... Master of Law. Kharkov, 1969.

4. Belkin R.S. Criminalistics course: in 3 vol. Vol. 3: Criminalistic tools, techniques and recommendations. Moscow, 1997.

5. Ryabov E.V. Methods of qualifi ed hooliganism as one of the elements of its criminalistics characteristics // Bull. of criminalistics. Moscow, 2011. Iss. 1(37).

6. Konovalov S.I. Theoretical and methodological problems of criminology. Rostov-on-Don, 2001.

7. Bakhin V.P. Forensic characteristic of crimes as an element of the investigation // Bull. of criminalistics. Moscow, 2000. Iss. 1

8. Sergeev K.A. Pulp raiding: elemental composition of criminological characteristics // Bull. of criminalistics. Moscow, 2011. Iss. 2(38).

9. Ishchenko E.P., Toporkov A.A. Criminalistics: textbook / ed. by E.P. Ishchenko. Moscow, 2007.

10. Averyanova T.V., Belkin R.S., Korukhov Yu.G., Rossinskaya E.R. Criminalistics: textbook. 4th ed., rev. and ext. Moscow, 2016.

148ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Павличенко Николай Владимирович доктор юридических наук, профессор, первый заместитель начальника ВНИИ МВД России (е-mail: [email protected])

Проблемы взаимодействия оперативно-розыскных органов и населения: теоретические и прикладные проблемы В статье рассматриваются проблемы, возникающие при организации взаимодействия оперативно-

розыскных органов и населения. Автором анализируется группа факторов, негативно влияющих на желание граждан оказывать помощь оперативно-розыскным органам в борьбе с преступностью. Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ и правительства Волгоградской обла-

сти в рамках проекта проведения научных исследований («Влияние региональных социальных инсти-тутов на взаимодействие оперативно-розыскных органов и населения»), проект № 15-13-34019. Ключевые слова: оперативно-розыскная деятельность, содействие, взаимодействие, населе-

ние, оперативно-розыскные органы.

N.V. Pavlichenko, Doctor of Law, Professor, First Deputy Head of the National Research Institute of the Ministry of the Interior of Russia; е-mail: [email protected]

Problems of interaction between operational search units and the public: theoretical and legal issuesThe article addresses the problems occurring in the process of interaction between operational search

units and the public. The author analyses the group of factors which negatively affects people’s attitude to cooperating with operational search units in their crime counteracting activity.

The research is conducted with the fi nancial support from the Humanitarian Scientifi c Fund of Russia and from the Government of the Volgograd Region as a part of a scientifi c research project («The Infl uence of Regional Social Institutions on the Interaction between Operational Search Units and the Public»), project № 15-13-34019.

Key words: operational search activity, cooperation, interaction, the public, operational search units.

Взаимодействие оперативно-розыскных ор-ганов и населения имеет принципиальное значение при рассмотрении данного во-

проса сквозь призму обеспечения общественного порядка, безопасности общества и государства от преступных посягательств. Формы и направления этого взаимодействия серьезно изучены современ-ными учеными. Каждый из них подтверждает, что в помощи граждан правоохранительным органам скрыт значительный потенциал в борьбе с преступ-ностью [1, с. 36–40]. Вместе с тем, вопрос конфи-денциального содействия оперативно-розыскным органам остается наиболее проблемным. Среди факторов, негативно влияющих на эффективность данного процесса, можно назвать: недостатки в формировании социального статуса лиц, оказыва-ющих конфиденциальное содействие правоохра-нительным органам [2, с. 99–104], а также пробле-мы пропаганды социально полезной деятельности конфидентов и предоставления государственных гарантий лицам, оказывающим содействие. Рас-смотрим указанные факторы последовательно. Федеральный закон от 12 августа 1995 г.

№ 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятель-ности» в своих нормативных предписаниях за-фиксировал, с одной стороны, право органа, осуществляющего оперативно-розыскную де-ятельность, устанавливать на безвозмездной либо возмездной основе отношения сотрудни-чества с лицами, изъявившими согласие оказы-

вать содействие на конфиденциальной основе органам, осуществляющим оперативно-розыск-ную деятельность (ч. 2 ст. 15), а с другой – пра-во самих этих лиц исключительно с их согласия привлекаться к подготовке или проведению оперативно-розыскных мероприятий с сохра-нением по их желанию конфиденциальности содействия органам, осуществляющим опера-тивно-розыскную деятельность, в том числе по контракту (ч. 1 ст. 17).Вторая составляющая данного процесса в

виде согласия имеет не только внешнее вы-ражение, но, что значительно важнее, включа-ет в себя духовное (психологическое) состоя-ние претендентов на содействие, которые не только соглашаются на участие в оперативно-розыскной деятельности, но и планируют прини-мать в ее осуществлении практическое участие (представляется, что подобная формулировка максимально приближена к праксиологическому значению термина «согласие»). Данный внутрен-ний процесс зависит от многих факторов, первое место среди которых, по нашему мнению, зани-мает значимость социального статуса лица, ока-зывающего конфиденциальное содействие. Социальный статус личности – интегратив-

ное понятие, в его содержание традиционно включают атрибутивные (принадлежность к определенной социальной группе, объедине-нию), функциональные (поступки, роль лично-

149


сти в процессе деятельности), оценочные (пре-стиж выполняемой функции) и нормативные признаки (правовое регулирование положения человека в обществе, социальной группе) [3, с. 331]. По мнению Е.А. Ануфриева, статус лич-ности с наибольшей полнотой и объемностью выражает единство общественной роли лично-сти и ее престижа. Это понятие объединяет в себе функциональную и оценочную стороны, показывает то, что личность может делать, что она делает, каковы результаты ее действий и как они оцениваются другими людьми, обще-ством [4, с. 176–178]. Именно эти две составляющие социального

статуса личности, вовлеченной в оперативно-розыскную деятельность, играют ключевую роль в принятии решения об оказании содей-ствия. С одной стороны, понимание социально полезной деятельности конфидента, направ-ленной на предупреждение и раскрытие пре-ступлений, а с другой – оценка этой деятель-ности социумом. У большинства опрошенных нами респон-

дентов при отсутствии глубоких знаний о вкладе, месте и роли оперативно-розыскных органов в противодействии преступности в целом не возникло проблем в понимании об-щественной роли и необходимости негласной работы в борьбе с преступностью. Однако в процессе исследования выявлена негативная оценка конфиденциальной работы различны-ми социальными группами. В частности, изуче-ние взаимоотношений граждан и оперативных подразделений правоохранительных органов, включающее опрос 456 человек в четырех ре-гионах Российской Федерации, показало, что респонденты стремятся избегать контактов с оперативными подразделениями. Так, более 70% опрошенных посчитали невозможным в любой форме участвовать в проведении опе-ративно-розыскных мероприятий, а также ока-зывать содействие оперативным подразделе-ниям, обьясняя свою позицию стыдом (65,4%); негативной оценкой окружающих (93,4%); мо-ралью (81,4%) и др. (24,3%). Вышеприведенные сведения свидетель-

ствуют о слабой заинтересованности граждан в сотрудничестве с оперативными подраз-делениями правоохранительных органов [5, с. 1–4], что подтверждает вывод Ю.С. Калягина, Е.Н. Тверитиновой и А.Г. Есипова о том, что сей-час деятельность граждан, связанная с оказани-ем содействия правоохранительным органам, лишена широкой общественной поддержки [1, с. 36–40]. Причина негативной оценки работы конфи-

дентов лежит на поверхности, любой иссле-дователь может сделать вывод, к которому мы пришли, проанализировав ряд факторов.

Первый из них – формирование отрицатель-ного образа негласного сотрудника в средствах массовой информации. Краткий анализ публи-каций, рассматривающих отдельные вопросы работы конфидентов, показал, что они содер-жат негативные комментарии, характеризу-ющие как «стукачество», «предательство», «доносительство» и т.п работу лиц, оказываю-щих содействие. Полагаем, что отдельные «журналисты»,

изучающие работу конфидентов, не задумыва-ются о том, что эти так называемые стукачи, сексоты, доносители содействуют в раскрытии тяжких и особо тяжких преступлений, предот-вращают террористические акты, не допускают массовых беспорядков, в которых могут погиб-нуть люди, а также о том, что наносят непопра-вимый имиджевый ущерб сложной и опасной работе людей, рискующих жизнью ради их без-опасности. Наверное, так происходит потому, что работа лиц, оказывающих конфиденци-альное содействие, остается за рамками сухих цифр статистики, а дешевая популярность ста-новится приоритетом в карьере многих совре-менных представителей масс-медиа. Однако факт остается фактом. Количество

публикаций негативного характера о работе конфидентов не уменьшается. Вот некоторые выдержки из названий статей популярных ин-тернет-изданий и краткая характеристика их содержания:

«МВД запросило на ‘‘стукачей’’ 280 млн ру-блей» [6]. Авторы данной статьи признают, что большинство преступлений спецслужбы во всем мире предотвращают или раскрывают именно благодаря помощи конфидентов, вме-сте с тем, пренебрежительно называют их сту-качами, а их деятельность – доносами.

«Теперь стукач на России – это почетная профессия!». В аннотации к статье авторы го-ворят: «Павлики Морозовы и Иуды получили возможность получать на России пенсию за свою ‘‘работу’’» [7].

«В народные ‘‘стукачи’’ записались 39 тыс. татарстанцев». В статье описывается работа сервиса «Народный инспектор», позволяющего активным гражданам оставлять уведомления о нарушениях правил дорожного движения [8]. Дальнейшие комментарии публикаций тако-

го рода, полагаем, излишни.Наряду с печатными средствами массовой

информации, негативное отношение к неглас-ному содействию правоохранительным орга-нам поддерживает кино и телевидение. В этой связи приведем цитату одного из авторов ин-тернет-публикации, который, отвечая на свой вопрос, кто такие стукачи на кино- и телеэкра-нах, говорит, что это, как правило, «некраси-вые, ущербные, порочные люди. Герои практи-

150ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


чески никогда не стучат. Стукачей показывают сравнительно нечасто и, как правило, в непри-глядном свете. …стукач постоянно прячется, стыдится своих поступков, боится их афиши-ровать, никогда, например, не хвастается типа, как здорово получилось – он сообщил ценную информацию, и опасный преступник тут же был задержан и арестован» [9].С учетом перечисленных выше факторов в

обществе сформировался устойчивый образ негласного сотрудника, который в обобщенном виде можно описать так: опустившийся в соци-альном плане мужчина 35–40 лет без семьи и перспектив морального и физического развития. Таким образом, можно констатировать, что

оценка социумом работы негласных сотрудни-ков резко отрицательная, соответственно, их социальный статус имеет негативную окраску. Подобное состояние вещей отрицательно ска-зывается на инициативе в осуществлении не-гласного содействия и желании активно проти-востоять криминалу, что подтверждает мнение А.Г. Залужного и С.М. Тохтарбаевой, аргумен-тированно утверждающих, что в настоящее время отсутствует механизм взаимодействия и система надежных каналов обратной связи граждан с органами государственной власти всех уровней, в том числе с ОВД, в сфере про-тиводействия преступности [10].Следующим фактором, негативно влия-

ющим на взаимодействие оперативно-розыск-ных органов и населения, является отсутствие пропаганды социально полезной деятельности конфидентов и закрытость от неограниченного количества заинтересованных субъектов инфор-мации о принимаемых мерах, направленных на обеспечение социальных и правовых гарантий лицам, оказывающим конфиденциальное содей-ствие. Постановка вопроса с подобной позиции, полагаем, нова и требует пояснения.С одной стороны, учитывая риски, которым

подвергаются лица, оказывающие конфиден-циальное содействие, государство предусмо-трело нормы, обеспечивающие негласность их деятельности. Это касается самого факта содействия и распространения сведений о нем (ч. 1 и 2 ст. 12 Федерального закона «Об опера-тивно-розыскной деятельности»). Несмотря на сложности в реализации указанных норматив-ных предписаний, влияющих на процесс вза-имодействия оперативно-розыскных органов и населения, в целом данные нормы соблю-даются. С другой – граждане, заинтересован-ные в противодействии преступности, должны адекватно воспринимать и понимать политику государства в области охраны общественного порядка, осуществляемой с использованием помощи граждан, в том числе и конфиденци-альной.

Это возможно путем реализации активной правовой пропаганды в институтах граждан-ского общества и разъяснения социально по-лезной роли лиц, оказывающих содействие правоохранительным органам, деятельность которых направлена на защиту жизни, здоро-вья, прав и свобод человека и гражданина, собственности, обеспечение безопасности общества и государства от преступных посяга-тельств (ст. 1 Федерального закона «Об опера-тивно-розыскной деятельности»).Кроме того, достижение поставленной

цели возможно в случае реализации принци-па «гласности (открытости) практических мер охраны конфиденциального содействия». Данный принцип должен выражаться в фор-

мировании доступного для понимания всеми категориями граждан законодательства, ре-гламентирующего работу лиц, оказывающих содействие правоохранительным органам. Вопросы социальной защиты лиц, оказыва-ющих содействие, изложены «эзоповым язы-ком», сформулированы некорректно и не от-ражают в полной мере объективные реалии настоящего времени. Это касается вопросов пенсионного обеспечения конфидентов; реа-лизации мер устранения реальной угрозы про-тивоправного посягательства на жизнь, здо-ровье или имущество отдельных лиц в связи с их содействием органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность; осво-бождения от уголовной ответственности лица из числа членов преступной группы, совер-шивших противоправное деяние, не повлек-шее тяжких последствий, и привлеченных к сотрудничеству с органом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, активно способствовавших раскрытию преступлений, возместивших нанесенный ущерб или иным образом загладивших причиненный вред, и т.п. При таком подходе к формированию норм опе-ративно-розыскного законодательства понима-ние сущности изучаемого нами содействия, а также мер, предпринимаемых государством в лице его правоохранительных органов в целях обеспечения безопасности содействующих им лиц, вызывает серьезные затруднения. Нам представляется, что в современных ус-

ловиях антипропаганды конфиденциального содействия в средствах массовой информации принцип гласности должен рассматриваться в гипертрофированном варианте, как принцип «демонстративности». То есть любой чело-век, как вовлеченный в оперативно-розыскную сферу, так и не являющийся субъектом подоб-ных правоотношений, должен не только знать, что негласные сотрудники находятся под защи-той государства, но и видеть реальные практи-ческие шаги по реализации мер обеспечения

151


безопасности лиц, оказывающих негласное со-трудничество. Реализация данного принципа возможна

лишь в том случае, если информация о методах и средствах защиты лиц, оказывающих содей-ствие, а также ее результатах будет доступна неограниченному кругу субъектов. Основным критерием подобной информации должна яв-ляться ее объективность. Так, требование объ-ективности информации предполагает и публи-кацию достоверных данных, и всестороннее освещение деятельности правоохранительных органов, включая как негативные, так и поло-жительные моменты, а также встречающиеся здесь трудности [11, с. 43–48]. При этом тре-

бование объективности информации должно касаться не только настоящего, но и прошлого. Историческая гласность о деятельности орга-нов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, по обеспечению безопасности лиц, оказывающих содействие, должна стиму-лировать активность подобных лиц. Затронутые в статье проблемы не являются

исчерпывающими. Проблемы взаимодействия оперативно-розыскных органов и населения значительно шире. Вместе с тем, решение обозначенных проблем позволит объектив-но изменить ситуацию с организацией помо-щи граждан при осуществлении оперативно-розыскной деятельности.

1. Калягин Ю.С., Тверитинова Е.Н., Есипов А.Г. Правосознание в контексте психологии со-действия граждан субъектам оперативно-розыскной деятельности // Юрид. психоло-гия. 2014. № 1.

2. Павличенко Н.В. Проблемы взаимодей-ствия оперативно-разыскных органов и насе-ления // Вестн. Волгоград. акад. МВД России. 2015. № 3(34).

3. Политология: курс лекций / под ред. М.Н. Марченко. М., 1997.

4. Ануфриев Е.А. Социальный статус и ак-тивность личности. Личность как объект и субъект социальных отношений. М., 1984.

5. Сухаренко А. Сотрудничество с полици-ей нынче в цене // ЭЖ-Юрист. 2012. № 19.

6. URL: http://izvestia.ru/news/4930237. URL: http://cheslavsky.livejournal.com/8. URL: http://www.business-gazeta.ru/article/136676/9. URL: http://www.jamajo.lv/sshow.php3/id-10/

lang-R10. Залужный А.Г., Тохтарбаева С.М. Взаи-

модействие органов внутренних дел с инсти-тутами гражданского общества в борьбе с коррупцией. Доступ из справ. правовой систе-мы «КонсультантПлюс».

11. Супонев С.П. Проблемы реализации принципа гласности в деятельности органов и учреждений Федеральной службы исполне-ния наказаний // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2006. № 2.

1. Kalyagin Yu.S., Tveritinova E.N., Yesipov A.G. Sense of justice in the context of psychology behind people’s assisting the subjects of operative search activity // Juridical psychology. 2014. № 1.

2. Pavlichenko N.V. Problems of cooperation between the operational search units and the public // Bull. of Volgograd academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2015. № 3(34).

3. Politology: course of lectures / ed. by M.N. Marchenko. Moscow, 1997.

4. Anufriev E.A. Social status and activity of an individual. An individual as an object and a subject in social relations. Мoscow, 1984.

5. Sukharenko A. Coooperation with the police is valued nowadays // EJ-Lawyer. 2012. № 19.

6. URL: http://izvestia.ru/news/4930237. URL: http://cheslavsky.livejournal.com/8. URL: http://www.business-gazeta.ru/article/136676/9. URL: http://www.jamajo.lv/sshow.php3/id-10/

lang-R10. Zaluzhny A.G., Tokhtarbayeva S.M. Cooperation

between law enforcement agencies and the civil society institutions in their fi ght against corruption. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

11. Suponev S.P. Problems of realization of the principle of transparency in the activity of the units and institutions of the Federal penitentiary service // Penal system: law, economics, management. 2006. № 2.

152ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Титова Кристина Александровна кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса Краснодарского университета МВД России (тел.: +78612583563)

Криминалистическая характеристика судебного рассмотрения уголовных дел о хищениях, совершаемых должностными лицами в сфере жилищно-коммунального хозяйства, как структурный компонент криминалистической методикиВ статье исследуется проблема формирования криминалистической характеристики судеб-

ного следствия по делам о хищениях, совершаемых должностными лицами в сфере ЖКХ, как необходимого компонента построения целостной методики предварительного расследования и судебного следствия по делам о хищениях в сфере ЖКХ. Обосновывается идея применения кри-миналистических знаний в суде. Рассматривается структура криминалистической характеристики судебного следствия. Ключевые слова: тактика следствия, методика расследования отдельных видов преступле-

ний, хищение, жилищно-коммунальное хозяйство, классификация следственных ситуаций.

K.A. Titova, Master of Law, Assistant Professor of the Chair of Criminal Procedure of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583563.

Forensic characteristic of judicial review of criminal cases on the embezzlement committed by offi cials in the sphere of housing and communal services as a structural component of forensic techniques

The article considers the problem of formation of criminological characteristics of the trial of cases of embezzlement by offi cials in the sphere of housing and communal services, as an essential component of building an integrated methodology of the preliminary investigation and trial of cases of theft in the housing sector. It substantiates the idea of the use of forensic expertise in court. We consider the structure of forensic characteristics of the trial.

Key words: investigation tactics, methods of investigation of certain types of crime, theft, housing and communal services, classifi cation of investigative situations.

На сегодняшний день в криминалисти-ческой литературе продолжает ана-лизироваться вопрос о возможностях

применения криминалистических знаний в про-цессе судебного рассмотрения уголовных дел. Учеными-криминалистами не был вырабо-

тан единый подход к использованию кримина-листических данных в стадии судебного разби-рательства уголовных дел. Так, Л.Е. Ароцкер писал, что «суд имеет возможность, исполь-зуя все предоставленные ему законом права и разработанные криминалистикой приемы и методы получения и проверки доказательств, проверить все то, что сделано следователем, и восполнить пробелы предварительного след-ствия, если они были допущены» [1, с. 223].

О.Я. Баев не признает существование кри-миналистической методики судебного след-ствия, ведя речь о тактике поддержания государственного обвинения и тактике профес-сиональной защиты от него [2, с. 639].А.А. Эксархопуло считает, что «криминали-

стика исторически формировалась и успешно развивалась как наука, содействующая сво-ими разработками борьбе с преступностью, а не успешному противостоянию обвинения и защиты в уголовном судопроизводстве» [3, с. 112]. Мы разделяем точку зрения авторов, счи-

тающих необходимой разработку криминали-стических рекомендаций для судебного раз-бирательства уголовных дел, в том числе о

153


хищениях в сфере жилищно-коммунального хозяйства.Действующий УПК РФ закрепляет положе-

ние о том, что суд лишен возможности само-стоятельно проводить следственные действия, которые будут направлены на сбор новых до-казательств, в то же время полагаем, что без использования криминалистических знаний судебное следствие будет малоэффективным. Однако если обратиться к гл. 37 УПК РФ, мож-но увидеть, что она предусматривает возмож-ность проведения следственных действий в судебном процессе (производство судебной экспертизы, допросы, осмотры местности и по-мещений и т.д.). Это, на наш взгляд, вызывает необходимость разработки соответствующих тактико-криминалистических рекомендаций по их проведению. Тактика проведения отдель-ных судебно-следственных действий в суде в любом случае отличается от предварительно-го следствия. Так, в суде основными сторонами являются стороны защиты и обвинения. Про-курор встречается с подсудимым, как правило, в судебном заседании и информацию о совер-шенном преступлении он получает из материа-лов уголовного дела. Успешному поддержанию государственного обвинения в суде способ-ствует знание тактики проведения отдельных следственных действий, а также поддержания обвинения.Базовой для построения криминалисти-

ческой характеристики судебного следствия по делам о хищениях в сфере ЖКХ является криминалистическая характеристика их рас-следования [4]. Одним из первых предложил использовать понятие криминалистической характеристики расследования преступлений В.К. Гавло [4, с. 333]. По его мнению, крими-налистическая характеристика расследова-ния является, наряду с криминалистической характеристикой преступления, необходимым структурным компонентом методики расследо-вания. Основные компоненты криминалисти-ческой характеристики расследования – след-ственные ситуации, следственные версии и направления расследования, складывающие-ся на первоначальном и последующем этапах, система следственных, оперативно-розыскных и иных организационно-технических действий и тактических операций, обеспечивающих вы-полнение целей расследования [5, с. 212–214]. С.А. Шейфер подробно исследовал вопрос

о соотношении предварительного и судебного следствия. По его мнению, «нормы УПК РФ не дают оснований ставить под сомнение призна-ваемый многими юристами факт: доказатель-

ственная база, необходимая для правильного разрешения дела, формируется в основном на предварительном следствии; от его эффектив-ности в немалой степени зависит и эффектив-ность правосудия» [6, с. 139].Особое значение для тактики судебного

следствия по делам о хищениях в сфере ЖКХ имеет познание закономерностей исследова-ния и анализа доказательств в судебном про-цессе. Суд не дублирует следователя, а реша-ет другие задачи, присущие ему. Как мы уже писали, суд может провести любые следствен-ные действия в целях уточнения, проверки вы-водов следователя. В связи с этим суд может избрать наиболее эффективную тактику судеб-ного следствия. Планирование судебного следствия по де-

лам о хищениях в сфере ЖКХ представляет собой: определение обстоятельств, подлежа-щих доказыванию по уголовному делу; пере-чень доказательств, необходимых для уста-новления этих обстоятельств; выбор тактики и очередности исследования добытых доказа-тельств; решение организационно-технических вопросов суда. Необходимо затронуть вопрос о выдвиже-

нии судебных версий. Так, версии по делам о хищениях в сфере ЖКХ выдвигаются в суде исходя из материалов уголовного дела. Часто версии могут проверяться повторно, если не были проверены до конца на стадии досудеб-ного производства, причем об этом могут хода-тайствовать участники процесса. Специфика судебного следствия по делам о хищениях в сфере ЖКХ заключается также и в ситуаци-ях, складывающихся в суде при рассмотрении дел о хищениях в данной сфере и влияющих на тактику проведения судебно-следственных действий в суде. На наш взгляд, какой бы ни была склады-

вающаяся судебная ситуация, необходимо учитывать механизм ее возникновения, а это может быть связано: 1) с обстановкой, в кото-рой протекает судебное разбирательство; 2) с воздействием на эту обстановку подсудимого (его соучастников), в результате чего могут по-явиться новые вещественные доказательства, которые влияют на перспективу развития су-дебной ситуации; 3) с поведением лиц, име-ющих отношение к слушанию дела, и их пока-заниями (к данным лицам относятся свидете-ли, специалисты и др.); 4) с действиями судьи, направленными на исследование, оценку фак-тических данных уголовного дела и формули-рование своего решения – вынесение пригово-ра подсудимому [7, с. 124].

154ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Исходя из этого ситуацию судебного след-ствия по делам о хищениях в сфере ЖКХ мож-но представить как определенную обстановку, складывающуюся во время судебного след-ствия, влияющую на подготовку, проведение и итоги судебного рассмотрения уголовного дела. Таким образом, в качестве структурных ком-

понентов криминалистической характеристики

судебного следствия по делам о хищениях в сфере ЖКХ можно выделить: следственные ситуации; следственные версии и планиро-вание судебного следствия; тактические при-емы проведения отдельных следственных действий в суде; особенности поведения и взаимодействия участников уголовного судо-производства.

1. Ароцкер Л.Е. Использование данных кри-миналистики в судебном разбирательстве. М., 1964.

2. Баев О.Я. Тактика уголовного преследо-вания и профессиональной защиты от него. М., 2008.

3. Эксархопуло А.А. Предмет и система криминалистики: Проблемы развития на ру-беже XX–XXI вв. СПб., 2004.

4. Лозовский Д.Н. Методы расследования преступлений. М., 2010.

5. Гавло В.К. Теоретические проблемы и практика применения методики расследова-ния отдельных видов преступлений. Томск, 1985.

6. Шейфер С.А. Доказательства и доказы-вание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. М., 2009.

7. Гавло В.К., Титова К.А. Проблемы тео-рии и практика предварительного и судеб-ного следствия по делам о хищениях, совер-шаемых лицами с использованием служебного положения, в сфере жилищно-коммунального хозяйства. М., 2011.

1. Arotsker L.E. Using data forensics in court proceedings. Moscow, 1964.

2. Baev O.Ya. Tactics of prosecution and professional protection from it. Moscow, 2008.

3. Eksarhopulo A.A. Forensics subject and system: Problems of development at the turn of XX–XXI centuries. St. Petersburg, 2004.

4. Lozovsky D.N. Crime investigation techniques. Moscow, 2010.

5. Gavlo V.K. Theoretical problems and practice of a technique of investigation of certain types of crimes. Tomsk, 1985.

6. Shafer S.A. Evidence and proof in criminal cases: problems of theory and legal regulation. Moscow, 2009.

7. Gavlo V.K., Titova K.A. Problems of the theory and practice of preliminary and judicial investigation in cases of embezzlement committed by persons with jobbery in the sphere of housing and communal services. Moscow, 2011.

155

АДМИНИСТРАТИВНОЕ ПРАВО И АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ПРОЦЕСС

Денисенко Виктор Васильевичдоктор юридических наук, профессор,

профессор кафедры конституционного и административного права Краснодарского университета МВД России

(тел.: +79298391875)

Прут Евгений Викторович адъюнкт кафедры конституционного и административного права

Краснодарского университета МВД России (тел.: +79615919295)

Дуализм административно-правового статуса сотрудников органов внутренних дел в сфере реализации государственной

социально-правовой политикиВ статье анализируются особенности административно-правового статуса сотрудников орга-

нов внутренних дел в сфере реализации государственной социально-правовой политики, кото-рые, с одной стороны, выступают субъектами, проводящими названную политику, с другой – яв-ляются ее объектами, адресатами.Ключевые слова: служба в органах внутренних дел, социальная политика, социальные гаран-

тии, стимулирование службы, престиж службы в органах внутренних дел.

V.V. Denisenko, Doctor of Law, Professor, Professor of the Chair of Constitutional and Administrative Law of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel: +79298391875;

E.V. Prut, Adjunct of the Chair of Constitutional and Administrative Law of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +79615919295.

Dualism of administrative legal status of staff of law-enforcement bodies in the sphere of realization of the state social policy of law

In the article authors analyze features of administrative legal status of staff of law-enforcement bodies in the sphere of realization of the state social policy of law who, on the one hand, act as the subjects pursuing the called policy with another are its objects, addressees.

Key words: service in law-enforcement bodies, social policy, social guarantees, stimulation of service, prestige of service in law-enforcement bodies.

Россия в соответствии с Конституци-ей РФ (ст. 1 и ч. 1 ст. 7) является правовым и социальным государ-

ством, в котором признается верховенство права и «политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих до-стойную жизнь и свободное развитие чело-века» [1].Наряду с этим, в ч. 2 ст. 7 Конституции

РФ выделяются в качестве основных при-оритетов социальной политики охрана тру-да и здоровья человека, развитие системы социальных служб, установление гаранти-рованного минимального размера оплаты труда, государственных пенсий, пособий и иных гарантий социальной защиты, а также обеспечение государственной поддержки

таких базовых институтов, как семья, ма-теринство, отцовство и детство и наиболее нуждающихся в социальной защите катего-рий граждан, включая инвалидов и пожи-лых людей.Таким образом, объектами социальной

защиты, с одной стороны, выступают все граждане России, поскольку каждому из них государство обязуется создать усло-вия, обеспечивающие достойную жизнь и свободное развитие человека, с другой – конкретные социальные категории и группы граждан, для каждой из которых предусма-тривается целевая социальная помощь.Вместе с тем, конкретно названными в

Конституции РФ объектами социальной защиты их круг не исчерпывается и фак-

156ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


тически охватывает значительно большее количество категорий граждан, которые мо-гут быть объединены в несколько самосто-ятельных групп:лица, не достигшие трудоспособного воз-

раста (дети-инвалиды, дети-сироты, дети, оставшиеся без попечения родителей, дети из неполных либо многодетных семей, безнад-зорные дети и подростки, а также иные катего-рии нуждающихся в социальной защите детей и подростков) [2];лица старше трудоспособного возраста

(неработающие пенсионеры по возрасту; не имеющие трудового стажа, дающего право на пенсию; одинокие престарелые граждане; ин-валиды и участники Великой Отечественной войны);лица в трудоспособном возрасте, имеющие

длительную либо постоянную нетрудоспособ-ность (инвалиды [3]; лица, приобретшие профес-сиональное заболевание либо утратившие здо-ровье вследствие техногенных катастроф [4]);трудоспособные граждане трудоспособного

возраста, временно не имеющие работы в силу своего статуса, смены рода деятельности или места жительства (лица, уволенные из Воору-женных сил России; безработные незанятые граждане; беженцы и вынужденные пересе-ленцы); граждане трудоспособного возраста, вре-

менно нетрудоспособные по болезни (лица, имеющие на руках выданный медицинским уч-реждением листок временной нетрудоспособ-ности) [5];граждане трудоспособного возраста, огра-

ниченно трудоспособные либо временно не-трудоспособные в связи с материнством (бе-ременные женщины; женщины, находящиеся в отпуске по беременности и родам; женщи-ны, находящиеся в отпуске по уходу за ребен-ком) [6];лица трудоспособного возраста, имеющие

право на досрочное назначение трудовой пен-сии по старости (военные пенсионеры, пенси-онеры органов внутренних дел; лица, занятые на производстве с особыми условиями, уста-новленные законодателем, например, мужчи-ны по достижении возраста 50 лет и женщины по достижении возраста 45 лет, если они про-работали соответственно не менее 10 лет и 7 лет 6 месяцев на подземных работах, на работах с вредными условиями труда и в го-рячих цехах и имеют страховой стаж соот-ветственно не менее 20 и 15 лет; отдельные категории граждан, установленные законода-телем, например женщины, родившие пять и

более детей и воспитавшие их до достижения ими возраста 8 лет, по достижении возраста 50 лет, если они имеют страховой стаж не менее 15 лет; один из родителей инвалидов с детства, воспитавший их до достижения ими возраста 8 лет: мужчины по достижении возраста 55 лет, женщины по достижении возраста 50 лет, если они имеют страховой стаж соответственно не менее 20 и 15 лет) [7, ст. 27, 27.1, 28];лица, нуждающиеся в социальной защите в

силу особенностей своего статуса и конкрет-ной жизненной ситуации (малообеспеченные граждане, т.е. лица со среднедушевым дохо-дом ниже прожиточного минимума; граждане, имеющие детей; многодетные семьи; иные се-мьи, находящиеся в трудной жизненной ситуа-ции; молодые семьи) [8];лица, находящиеся на государственной

службе и нуждающиеся в социальной защи-те в силу особенностей осуществляемой ими профессиональной деятельности (депутаты, судьи, прокуроры, сотрудники органов внутрен-них дел и другие категории государственных служащих).В частности, Федеральным законом от

19 июля 2011 г. № 247-ФЗ «О социальных га-рантиях сотрудникам органов внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Россий-ской Федерации» для сотрудников органов внутренних дел предусмотрены пособия и другие денежные выплаты в связи с прохожде-нием службы и увольнением со службы, еди-новременная социальная выплата для строи-тельства или приобретения жилья, денежная компенсация за наем жилого помещения, ме-дицинское обеспечение и санаторно-курортное лечение и др. [9].Примечательно, что содержание мер соци-

альной защиты сотрудника органов внутренних дел и членов его семьи в одних случаях не за-висит от занимаемой сотрудником должности, а в других – находится в прямой зависимости от нее.Так, в соответствии со ст. 8 Федерального за-

кона от 19 июля 2011 г. № 247-ФЗ «О социаль-ных гарантиях сотрудникам органов внутрен-них дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» при переводе сотруд-ника органов внутренних дел на новое место службы в другой населенный пункт сотрудни-ку, не имеющему жилого помещения в данном населенном пункте, а также проживающим со-вместно с ним членам его семьи может предо-ставляться жилое помещение специализиро-

157


ванного жилищного фонда (служебное жилое помещение или жилое помещение в общежи-тии), формируемого органом внутренних дел. В заключаемом между органом внутренних дел и сотрудником договоре найма определяется порядок предоставления, содержания, оплаты и освобождения выделяемого жилого помеще-ния. При отсутствии в органе внутренних дел жилых помещений специализированного жи-лищного фонда сотрудникам, не имеющим жи-лого помещения, по месту службы ежемесячно выплачивается денежная компенсация за наем (поднаем) жилого помещения. Одновременно предусмотрен и порядок сохранения права на пользование служебным жилым помещени-ем за членами семьи сотрудника, погибшего или умершего вследствие увечья или иного повреждения здоровья, полученных им в свя-зи с выполнением служебных обязанностей, либо вследствие заболевания, полученного сотрудником в период прохождения им службы в органах внутренних дел, до получения или приобретения ими другого жилого помещения. Право на получение ежемесячной денежной компенсации за наем (поднаем) жилого поме-щения за вдовами либо вдовцами выше оха-рактеризованных сотрудников сохраняется до их повторного вступления в брак.По иным правилам, закрепленным в

ст. 9 Федерального закона от 19 июля 2011 г. № 247-ФЗ «О социальных гарантиях сотруд-никам органов внутренних дел Российской Фе-дерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федера-ции», осуществляется предоставление жилых помещений сотрудникам, занимающим долж-ности участковых уполномоченных полиции. Во-первых, предоставление жилого помеще-ния участковому уполномоченному предусмо-трено не в связи с назначением его на службу в новый для него населенный пункт, а в связи с самим назначением на указанную должность. Во-вторых, оговорены сроки предоставления органом внутренних дел жилого помещения специализированного жилого фонда участ-ковому, не имеющему жилого помещения на территории муниципального образования, в котором он замещает должность (6 месяцев со дня вступления в должность). В-третьих, при отсутствии в органе внутренних дел своего специализированного жилого фонда участко-вому уполномоченному полиции и членам его семьи предоставляется в те же сроки жилое помещение муниципального жилищного фон-

да. В-четвертых, при отсутствии вышеназван-ных помещений орган внутренних дел арен-дует для участкового уполномоченного и его семьи иное жилое помещение. В-пятых, при переводе участкового уполномоченного со-трудника полиции на иную должность, не свя-занную с исполнением обязанностей участко-вого уполномоченного полиции на территории муниципального образования, выделившего муниципальное жилое помещение, сотрудник и проживающие с ним члены семьи обязаны освободить данное жилое помещение. При этом на них распространяются общие правила предоставления сотрудникам органов внутрен-них дел жилых помещений.Таким образом, объектами социальной за-

щиты выступают как все население Россий-ской Федерации, так и отдельные категории граждан. Наряду с объектами социальной защиты,

рассмотрим вопрос о субъектах социальной защиты. Прежде всего это субъекты, состав-ляющие в соответствии со ст. 5 Федерально-го закона от 28 декабря 2013 г. № 442-ФЗ «Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации» [10] систему социаль-ного обслуживания, которую образуют:Министерство труда и социальной защиты

Российской Федерации;органы государственной власти субъекта

Российской Федерации, осуществляющие пол-номочия в сфере социального обслуживания населения;государственные организации социального

обслуживания, находящиеся в ведении феде-ральных органов власти либо субъекта Рос-сийской Федерации;негосударственные коммерческие и неком-

мерческие организации социального обслу-живания либо предоставляющие социальные услуги социально ориентированные некоммер-ческие организации;индивидуальные предприниматели, осу-

ществляющие социальное обслуживание.Однако это лишь часть субъектов, которые

осуществляют социальное обслуживание на-селения, т.е. деятельность по предоставлению социальных услуг получателям социальных ус-луг, т.е. гражданам, признанным нуждающими-ся в социальном обслуживании посредством получения социальных услуг, выражающихся в оказании разовой, периодической или посто-янной помощи в целях улучшения условий их жизнедеятельности и/или расширения их воз-

158ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


можностей самостоятельно обеспечивать свои основные жизненные потребности. Социальные услуги, оказываемые получате-

лям этих услуг, могут быть: социально-бытовыми, т.е. направленными

на поддержание их жизнедеятельности в быту;социально-медицинскими, т.е. направленны-

ми на поддержание и сохранение их здоровья;социально-психологическими, т.е. направлен-

ными на оказание помощи в коррекции психоло-гического состояния гражданина для адаптации в социальной среде, в том числе анонимно и с использованием телефона доверия;социально-педагогическими, т.е. направлен-

ными на профилактику отклонений в пове-дении и развитии личности, формирование у граждан позитивных интересов, включая орга-низацию их досуга, оказание помощи семье в воспитании детей;социально-трудовыми, т.е. направленными

на оказание помощи в трудоустройстве и в тру-довой адаптации;социально-правовыми, т.е. направленными

на оказание помощи в получении юридических услуг, в том числе бесплатных, а также в защи-те прав и законных интересов граждан;связанными с повышением коммуникатив-

ного потенциала граждан, имеющих ограниче-ния жизнедеятельности.

Наряду с социальным обслуживанием, осу-ществляются и другие направления социальной защиты, которые в широком смысле направле-ны на обеспечение безопасности жизни граж-дан, создание условий для реализации ими интересов и потребностей, возможности само-реализации, духовного развития, а также физи-ческого и нравственного здоровья населения. При таком подходе к рассмотрению сущно-

сти социальной защиты органы внутренних дел, вне всякого сомнения, выступают органа-ми социально-правовой защиты населения.Проведенное нами исследование позволяет

сделать следующий вывод.Сотрудники органов внутренних дел (поли-

ции), с одной стороны, выступают элементом государственной системы оказания помощи субъектам, нуждающимся в социально-пра-вовой защите, обеспечивают общественный порядок, личную и общественную безопас-ность граждан, общественных организаций, юридических лиц, с другой – субъектами, нуж-дающимися в адресной социально-правовой защите государства. При этом сотрудник орга-нов внутренних дел будет выступать объектом социальной защиты и как гражданин (общий объект социальной защиты), и как собственно сотрудник органов внутренних дел (специаль-ный объект социальной защиты).

1. Конституция Российской Федерации. До-ступ из справ. правовой системы «Консуль-тантПлюс».

2. О дополнительных гарантиях по со-циальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей: фе-дер. закон от 21 дек. 1996 № 159-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. 1996. № 52. Ст. 5880.

3. О социальной защите инвалидов в Рос-сийской Федерации: федер. закон от 24 нояб. 1995 г. № 181-ФЗ (в ред. от 29 дек. 2015 г.) // Собр. законодательства РФ. 1995. № 48. Ст. 4563.

4. О социальной защите граждан, подверг-шихся воздействию радиации вследствие ка-тастрофы на Чернобыльской АЭС: закон РФ от 15 мая 1991 г. № 1244-1 (в ред. от 3 июля 2016 г.) // Ведомости Съезда народных депу-татов и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 21. Ст. 699.

1. Constitution of the Russian Federation. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

2. On additional guarantees on social support of orphan children and children without parental support: fed. law d.d. Dec. 21, 1996 № 159-FL (as amended on July 3, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 1996. № 52. Art. 5880.

3. On social protection of disabled people in the Russian Federation: fed. law d.d. Nov. 24, 1995 № 181-FL (as amended on Dec. 29, 2015) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 1995. № 48. Art. 4563.

4. On social protection of the citizens who were affected by radiation owing to accident on the Chernobyl NPP: law of the Russian Federation d.d. May 15, 1991 № 1244-1 (as amended on July 3, 2016) // Bull. of the Congress of People’s Deputies and the Supreme Soviet of the RSFSR. 1991. № 21. Art. 699.

5. About obligatory social insurance on a case of temporary disability and in connection

159


5. Об обязательном социальном страхо-вании на случай временной нетрудоспособ-ности и в связи с материнством: федер. за-кон от 29 дек. 2006 г. № 255-ФЗ (в ред. от 9 марта 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. № 1, ч. 1. Ст. 18.

6. О государственных пособиях гражданам, имеющим детей: федер. закон от 19 мая 1995 г. № 81-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. 1995. № 21. Ст. 1929.

7. О трудовых пенсиях в Российской Феде-рации: федер. закон от 17 дек. 2001 г. № 173-ФЗ (в ред. от 28 дек. 2013 г., с изм. от 19 нояб. 2015 г.) // Собр. законодательства РФ. 2001. № 52, ч. 1. Ст. 4920.

8. О дополнительных мерах государствен-ной поддержки семей, имеющих детей: фе-дер. закон от 29 дек. 2006 г. № 256-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. 2007. № 1, ч. 1. Ст. 19.

9. О социальных гарантиях сотрудникам органов внутренних дел Российской Федера-ции и внесении изменений в отдельные зако-нодательные акты Российской Федерации: федер. закон от 19 июля 2011 г. № 247-ФЗ (в ред. от 3 июля 2016 г.; с изм. и доп., вступ. в силу с 4 июля 2016 г.) // Собр. законодатель-ства РФ. 2011. № 30, ч. 1. Ст. 4595.

10. Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации: федер. за-кон от 28 дек. 2013 г. № 442-ФЗ (в ред. от 21 июля 2014 г.) // Официальный интер-нет-портал правовой информации. URL: http://www.pravo.gov.ru, 30.12.2013.

with motherhood: fed. law d.d. Dec. 29, 2006 № 255-FL (as amended on March 9, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2007. № 1, pt. 1. Art. 18.

6. On welfare payments to the citizens having children: fed. law d.d. May 19, 1995 № 81-FL (as amended on July 3, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 1995. № 21. Art. 1929.

7. On work pensions in the Russian Federa-tion: fed. law d.d. Dec. 17, 2001 № 173-FL (as amended on Dec. 28, 2013, with amendments of Nov. 19, 2015) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2001. № 52, pt. 1. Art. 4920.

8. On additional measures of the state support of the families having children: fed. law d.d. Dec. 29, 2006 № 256-FL (as amended on July 3, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2007. № 1, pt. 1. Art. 19.

9. On social guarantees to the staff of law-enforcement bodies of the Russian Federation and modifi cation of separate acts of the Russian Federation: fed. law d.d July 19, 2011 № 247-FL (as amended on July 3, 2016; with amendments and additional d.d. July 4, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2011. № 30, pt. 1. Art. 4595.

10. About bases of social service of citizens in the Russian Federation: fed. law d.d. Dec. 28, 2013 № 442-FL (as amended on July 21, 2014) // Offi cial Internet portal of legal information. URL: http://www.pravo.gov.ru, 30.12.2013.

160ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Дмитриев Сергей Николаевичдоктор юридических наук, профессор кафедры административной деятельности органов внутренних дел Краснодарского университета МВД России(e-mail: [email protected])

Правовое обеспечение действий сотрудников подразделений транспортной безопасностиВ статье рассматриваются новации в правовом регулировании транспортной безопасности.

Констатируется, что требования и предписания в современном транспортном законодательстве не должны создавать необоснованных препятствий для осуществления перевозок людей и гру-зов, работы экипажей транспортных средств и служб обеспечения транспортного процесса. Ключевые слова: транспортная инфраструктура, транспортная безопасность, законодательство в

области транспорта, досмотр, новейшие требования и предписания, меры безопасности и процедуры.

S.N. Dmitriev, Doctor of Law, Professor of the Chair of Administrative Activity of Internal Affairs Agencies of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Legal protection for the actions of employees divisions of transport safetyThe article discusses innovations in the legal regulation of transport safety. It is stated that the

demands and requirements of modern transport legislation should not create unnecessary obstacles for transportation of people and goods, the work of crews of vehicles and services that provide the transport process.

Key words: transport infrastructure, transport safety, transport laws, inspection, new requirements and provisions, security measures and procedures.

Как известно, на территории Российской Федерации и в странах ЕС отмечается существенный рост террористических

проявлений. Однако полагаем, что в условиях острейшего экономического кризиса необходимо отказаться от некоторых программ и способов обеспечения транспортной безопасности (далее – ТБ), поскольку в настоящее время их несосто-ятельность и неэффективность становятся все более очевидными. Они не имеют достаточной научной основы, их реализация регулируется правовыми нормативными актами, не отража-ющими реалии современных транспортных про-цессов и возможности их правового, организа-ционно-штатного и материально-технического обеспечения. Однако усиливающееся прямое и косвенное табуирование критики современной системы ТБ привело к тому, что научная обще-ственность не проявляет должной активности в исследовании «антитеррористического» давле-ния на субъекты транспортной инфраструктуры (далее – СТИ) и бюджет страны, хотя речь идет об относительно новой сфере правоотношений, практически лишенной самостоятельного пред-мета регулирования [1; 2; 3; 4; 5], но при этом со-провождаемой потоком новейших нормативно-правовых актов, общее количество которых стре-мительно приближается к сотне.

Анализ содержания современной правовой базы дает основания полагать, что в настоя-щее время достижение некого состояния защи-щенности объектов транспортной инфраструк-туры (далее – ОТИ) и транспортных средств (далее – ТС) от актов незаконного вмешатель-ства (далее – АНВ), о котором говорится в ст. 1.6 Федерального закона 9 февраля 2007 г. № 16-ФЗ «О транспортной безопасности» [6], становится практически невыполнимой зада-чей, поскольку транспортные предприятия по-всеместно сталкиваются с непреодолимыми ресурсными ограничениями и не в состоянии реализовать элементарные требования по ограждению и охране категорированных объ-ектов, не говоря уже о внедрении современных инженерно-технических средств обеспечения ТБ, таких как переносные поставщики загра-дительных радиопомех; системы обнаруже-ния, распознавания и идентификации оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрыв-ных устройств, ядовитых или радиоактивных веществ; средства ночной видеосъемки, ор-ганизации «непрерывного контроля не менее чем тремя сотрудниками сил обеспечения ТБ выводимых данных, эксплуатационных и функциональных показателей инженерно-тех-нических систем обеспечения транспортной

161


безопасности» (п. 13.7 Требований по обе-спечению транспортной безопасности, учиты-вающих уровни безопасности для различных категорий объектов транспортной инфраструк-туры и транспортных средств автомобильного транспорта и дорожного хозяйства (далее – Требования) [7]) и т.д. В настоящее время не на-ходится средств даже на элементарное обустрой-ство таких объектов высочайшей социальной зна-чимости, как Керченская переправа, где до сих пор не оборудованы автобусные остановки, тротуары, недостаточно мест для ожидания пассажирами паромов, посадка и высадка пассажиров ведется непосредственно через грузовые аппарели, по ко-торым одновременно движется автотранспорт. На гидроузлах канала им. Москвы отсутствуют каче-ственные ограждения шлюзов, не везде исправны системы тревожной сигнализации. Даже на круп-нейшие узловые железнодорожные станции мож-но беспрепятственно пройти со стороны входных и выходных путей и т.д. О косвенном признании данного обстоятель-

ства федеральными органами государствен-ной власти могут свидетельствовать: ст. 11 Федерального закона от 9 февраля 2007 г. № 16-ФЗ «О транспортной безопасности», рас-поряжение Правительства РФ «Об утвержде-нии плана первоочередных мероприятий по обеспечению устойчивого развития экономи-ки и социальной стабильности в 2015 году»; приказ Минтранса России от 23 июля 2014 г. № 196 «Об установлении Перечня объектов транспортной инфраструктуры и транспортных средств, не подлежащих категорированию по видам транспорта» и др., где признается невоз-можность распространения единых требований на наиболее сложные регионы и ОТИ, несмотря на то, что именно они, прежде всего, нуждаются в реализации этих требований. Не забудем и о достижениях «руферов» и «сталкеров», регу-лярно проникающих на сотни охраняемых объ-ектов, включая аэропорты, и выкладывающих видеоотчеты о своих похождениях в Интернет.Удручает недопустимо низкий уровень нор-

мотворчества в сфере ТБ. Законодатель по-лагает возможным не считаться с процессу-альными положениями отраслевых кодексов, что порождает множество трудноразрешимых коллизий. Так, в Федеральном законе от 9 фев-раля 2007 г. № 15-ФЗ «О транспортной безо-пасности» появилась статья 12.2 «Досмотр, дополнительный досмотр и повторный до-смотр в целях обеспечения транспортной без-опасности»; в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях (да-лее КоАП РФ) – ст. 11.15.2 «Нарушение уста-новленных в области обеспечения транспорт-ной безопасности порядков и правил», которая устанавливает наказания за нарушение пра-вил дополнительного досмотра и повторного

досмотра в целях обеспечения транспортной безопасности [8]. При этом организация «до-полнительного досмотра», «повторного досмо-тра», а также неких «наблюдения», «обследо-вания» и «собеседования в целях обеспечения транспортной безопасности» возлагается на СТИ и перевозчиков [6]. На первый взгляд, данные нормы отражают

возможность применения указанных мер обе-спечения административного производства и соответствующих административных наказа-ний. Однако такая фрагментарная коррекция упомянутых законов совершенно недостаточ-на, поскольку противоречит принципиальным положениям гл. 27 КоАП РФ (ст. 27.2, 27.3, 27.9, 27.13). В тексте недавно вступивших в силу Правил проведения досмотра, дополнительно-го досмотра, повторного досмотра в целях обе-спечения транспортной безопасности (далее – Правила) содержится восемнадцать (!) упо-минаний о необходимости информирования уполномоченных подразделений МВД России и ФСБ России в случае обнаружения оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрыв-ных устройств, ядовитых или радиоактивных веществ, а также лиц, не имеющих правовых оснований для нахождения в зоне ТБ, наруша-ющих Требования по соблюдению транспорт-ной безопасности либо застигнутых при совер-шении или подготовке к совершению АНВ [9]. В последующем это обеспечивает возможность ведения административного производства по данным фактам. При этом согласно ст. 1.6 КоАП РФ любое лицо, привлекаемое к ответ-ственности, может быть подвергнуто досмотру и иным мерам обеспечения производства по делу об административном правонарушении исключительно на основаниях и в порядке, установленных законом. Однако такие понятия, как «дополнительный досмотр и повторный до-смотр в целях обеспечения транспортной без-опасности» в процессуальной части КоАП РФ не используются. Нет там ни слова и о возмож-ности применения «наблюдения», «обследова-ния» и «собеседования в целях обеспечения транспортной безопасности». В правоприме-нительной деятельности можно оперировать лишь такими мерами, как «досмотр», «личный досмотр», «досмотр вещей, «досмотр ТС» и «осмотр принадлежащих юридическому лицу помещений, территорий, находящихся там ве-щей и документов». Наконец, все без исключе-ния «инновационные» меры вполне могли бы применяться и без разработки каких-либо ори-гинальных дефиниций. Для этого и ранее было вполне достаточно установления соответству-ющих признаков правонарушений.Искусственное расширение номенклатуры

мер обеспечения административного произ-водства немедленно провоцирует всевозмож-

162ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


ные организационно-штатные выводы парази-тарного толка. Следуя новым положениям закона, ведомства-инициаторы немедленно создают пакет нормативных актов, регламен-тирующих порядок реализации данных мер, игнорируя необходимость их соответствующе-го процессуального обеспечения. Например, в общих положениях Правил (п. 1) утверждается, что они разработаны «с учетом Требований по обеспечению транспортной безопасности по видам транспорта, в том числе требований к антитеррористической защищенности объек-тов (территорий), учитывающие уровни безо-пасности для различных категорий объектов транспортной инфраструктуры и транспортных средств, постановления Правительства РФ от 15 ноября 2014 г. № 1208 ‘‘Об утверждении требований по соблюдению транспортной без-опасности для физических лиц, следующих либо находящихся на объектах транспортной инфраструктуры и транспортных средствах, по видам транспорта’’ и норм международных договоров Российской Федерации». Указано также, что данные правила обязательны для исполнения всеми СТИ, перевозчиками, под-разделениями транспортной безопасности на ОТИ и ТС, застройщиками ОТИ, а также иными лицами, прибывающими на ОТИ или ТС либо находящимися на ОТИ или ТС [9]. Однако невозможно, например, признать

корректными пп. 8–22 Правил, из содержания которых следует, что персонал сил ТБ на ОТИ следует делить на сотрудников, осуществля-ющих досмотр, и лиц, осуществляющих «на-блюдение и собеседование». Вследствие ограниченности территории контрольно-про-пускных пунктов (далее – КПП), а также ряда технологических особенностей ОТИ и ТС дале-ко не всегда целесообразно проводить досмотр исключительно на КПП и постах, расположен-ных на границах зоны ТБ или ее частей, а также в зоне ТБ ОТИ и ТС (п. 4 Правил). Масштабная попытка «творчески» укрепить инструментарий обеспечения ТБ привела к противоположному результату – Правила получились громоздки-ми (более 100 стр. формата А4 с приложени-ями), запутанными и малосодержательными. Так, если потребуется ответить на вопрос, что же такое «дополнительный досмотр», то в п. 6 Правил Вы можете прочесть буквально следующее: «В ходе дополнительного досмо-тра в целях обеспечения ТБ осуществляются мероприятия по обследованию объектов до-смотра в целях обнаружения, распознавания и идентификации выявленных в ходе досмотра предметов и веществ, которые запрещены или ограничены для перемещения, а также по об-следованию материально-технических объек-тов, которые могут быть использованы для со-вершения актов незаконного вмешательства»

[9]. Каких-либо отличий от установленного в ст. 27.7 КоАП определения понятия «досмотр» здесь нет. То же самое можно сказать и о содержании

повторного досмотра. Пункт 7 Правил гласит: «В ходе повторного досмотра в целях обеспе-чения ТБ осуществляются мероприятия по по-вторному обследованию объектов досмотра для выявления физических лиц, в действиях которых усматриваются признаки подготовки к совершению АНВ, либо материально-техниче-ских объектов, которые могут быть использова-ны для совершения АНВ. Повторный досмотр проводится при получении СТИ или перевозчи-ком информации об угрозе совершения АНВ» [9]. Как видите, тоже ничего нового. К тому же на объектах транспорта относительно часто возникает потребность в проведении не толь-ко «повторного», но и последующих досмо-тров, поскольку их количество определяется конкретными обстоятельствами и особенно-стями эксплуатации ОТИ и ТС.Пункт 8 Правил также можно отнести к образ-

цам сугубо формального подхода к трактовке оснований и содержания служебных действий представителей сил ТБ. Так, «наблюдение и (или) собеседование в целях обеспечения транспортной безопасности... направленные на выявление лиц, в действиях которых усма-триваются признаки подготовки к совершению АНВ, проводятся в ходе досмотра, а также в случаях, предусмотренных Требованиями. По результатам наблюдения и (или) собеседова-ния принимается решение о проведении до-полнительного досмотра с составлением акта о принятом решении. Образцы данного акта и журнала учета таких актов включаются в По-рядок сверки и (или) проверки документов, на-блюдения и (или) собеседования с физически-ми лицами в целях обеспечения транспортной безопасности, а также оценки данных техниче-ских средств обеспечения транспортной без-опасности, осуществляемых для выявления подготовки к совершению АНВ или соверше-ния АНВ в отношении ОТИ и (или) ТС» [9]. Но наблюдение за действиями участников транс-портного процесса и их опрос в любом случае представляют собой не что иное, как основные, рутинные методы служебной деятельности лиц, занятых обеспечением ТБ, и, разумеется, эти действия далеко не всегда должны сопро-вождаться дополнительными бюрократиче-ским процедурами (в частности, предполагает-ся введение дополнительных регистрационных журналов и актов досмотра). Нет необходимо-сти загромождать текст Правил многочислен-ными формально-логическими констатациями, например, в пп. 10, 11: «решения о проведении дополнительного досмотра, повторного досмо-тра, а также о допуске объектов досмотра в

163


зону транспортной безопасности или ее часть принимаются лицами, ответственными за обе-спечение транспортной безопасности на ОТИ и (или) ТС, или лицами из числа сил обеспечения транспортной безопасности, уполномоченными на это СТИ и (или) перевозчиками»; «в ходе до-полнительного досмотра, повторного досмотра, наблюдения и собеседования осуществляются мероприятия по выявлению лиц, не имеющих правовых оснований для прохода (проезда) и (или) перемещения в зону транспортной безо-пасности ОТИ и (или) ТС или ее часть» [9] и т.п.Значительная часть предписаний, содержа-

щихся в Правилах, базируется на использо-ваний понятий и терминов, лишенных какой-либо правовой основы. В частности, в пп. 13–15 применяются такие словосочетания, как «технологический сектор», «перевозочный сектор», «зона транспортной безопасности» и «сектор свободного доступа», в Требованиях они определяются следующим образом: технологический сектор зоны транспортной

безопасности – конфигурация и границы участ-ков зоны транспортной безопасности ОТИ или ТС, доступ в которые ограничен для пасса-жиров и осуществляется для физических лиц и материальных объектов по пропускам уста-новленных видов в соответствии с номенкла-турами (перечнями) должностей, и предметы и вещества, которые запрещены или ограничены для перемещения (п. 5.25.4 Требований);перевозочный сектор зоны транспортной

безопасности – конфигурация и границы участ-ков зоны транспортной безопасности ОТИ, допуск физических лиц и перемещение мате-риальных объектов в которые осуществляет-ся по перевозочным документам и/или пропу-скам установленных видов в соответствии с номенклатурами (перечнями) должностей, и предметы и вещества, которые запрещены или ограничены для перемещения (п. 5.25.3 Требо-ваний). Однако трудно найти какие-либо весомые

аргументы для разграничения этих секторов на технологический и перевозочный, поскольку применительно к подавляющему большинству ОТИ это одно и то же – так называемая пере-возочная функция является обязательным эле-ментом технологической цепи любого транс-портного предприятия. Не говоря уже о том, что «зона транспортной безопасности» – это не что иное, как территория, подлежащая ох-ране. В связи с этим вводимый в п. 23 Правил знак-указатель «Граница зоны транспортной безопасности» также лишен смысла.

«Зона свободного доступа» в п. 5.25.1 Тре-бований определяется как территория ОТИ, «доступ в которую физических лиц, пронос (провоз) материальных объектов не ограни-чивается» [7]. В результате возникает пред-

писание (п. 13 Правил), регламентирующее основания «для пересечения объектами до-смотра границ сектора свободного доступа зоны транспортной безопасности», к которым причисляются «отсутствие у таких объектов досмотра запрещенных или ограниченных для перемещения предметов и веществ, включен-ных в перечни оружия, взрывчатых веществ или других устройств, предметов и веществ, в отношении которых установлен запрет или ограничение на перемещения в зону транс-портной безопасности… перемещаемых без законных на то оснований, а также выполне-ние Требований по соблюдению ТБ» [9]. Если совместить это с п. 6.1 Требований, согласно которому необходимо «воспрепятствовать про-никновению в зону свободного доступа… лица (группы лиц), пытающегося совершить АНВ» [7], то проще пойти туда, не знаю куда, и при-нести то, не знаю что. Более того, всем СТИ и перевозчикам предписано учитывать Правила при разработке планов обеспечения ТБ, схем размещения и состава оснащения КПП на гра-ницах зоны ТБ, постов на ОТИ, инструкций о пропускном и внутриобъектовом режимах, а также иных внутренних организационно-рас-порядительных документов (п. 16 Правил). Можно не сомневаться в том, что текст Правил также будет аккуратно переписан в указанные планы наряду с другими трудновыполнимыми «перлами» обширного пакета подзаконных ак-тов, действующих в сфере обеспечения ТБ. Бумага все стерпит, но как реализовать на

практике многочисленные «заоблачные» тре-бования, если речь идет не о местах базиро-вания ракет стратегического назначения, а о транспортных предприятиях, через КПП кото-рых транспортные средства нередко идут по-током? Отныне согласно п. 25 Правил «КПП, расположенные на пути попадания объектов досмотра в перевозочный сектор из сектора свободного доступа, а также в любую часть зоны транспортной безопасности, с террито-рии вне границ зоны ранспортной безопасно-сти ОТИ или ТС, оборудуются заграждениями, исключающими наблюдение лиц, не относя-щихся к силам обеспечения ранспортной без-опасности ОТИ или ТС, за мероприятиями, осуществляемыми в ходе досмотра, дополни-тельного досмотра и повторного досмотра» [9]. При этом, как указано в п. 54 Правил, «на КПП (постах), на которых осуществляется досмотр, дополнительный досмотр и повторный досмотр транспортных средств и (или) самоходной тех-ники, машин и механизмов, используются тех-нические средства обеспечения транспортной безопасности, препятствующие несанкциони-рованному проникновению в зону ТБ или ее часть ТС, самоходной техники, машин и меха-низмов под управлением лица (группы лиц),

164ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


пытающихся совершить АНВ» [9] и т.п. Как можно запомнить излагаемые на протяжении десятков пунктов Правил чисто умозритель-ные вариации применения «дополнительного» и «повторного» досмотров, а также «наблюде-ния» и «собеседования» при «перемещении объектов досмотра «в перевозочный сектор зоны транспортной безопасности из сектора свободного доступа и технологического сек-тора зоны ТБ ОТИ и ТС»? При формулировке Правил следовало бы ограничиться простым изложением порядка выполнения досмотра и сопровождающих его действий на охраняемой

территории, а не дробить его на пару сотен практически стереотипных пунктов в духе буд-дийских мантр и худших образцов прецедент-ного права. «Аbsoluta sententia epositore non indigent», – полагали древние («Ясное значение не требует объяснений»). Кроме рассмотренных в данной статье Правил, персонал сил ТБ в на-стоящее время вынужден изучать по обширным программам множество нормативных правовых актов, а также приемы выполнения служебных обязанностей [10], освоение которых, судя по результатам опроса персонала служб ТБ, вы-зывает существенные затруднения.

1. Дмитриев С.Н. Транспортная безопас-ность: цель и средства // Транспорт Россий-ской Федерации. 2015. № 7.

2. Дмитриев С.Н. Проблемы правового ре-гулирования транспортной безопасности // Транспорт Российской Федерации. 2014. № 4.

3. Дмитриев С.Н. Избыточное рвение // Вестн. транспорта. 2015. № 6.

4. Дмитриев С.Н. Проблемы обеспечения безопасности портовой инфраструктуры // Транспортное право. 2014. № 1.

5. Дмитриев С.Н. Система транспортной безопасности нуждается в оптимизации // Общество и право. 2015. № 3.

6. О транспортной безопасности: федер. закон от 9 февр. 2007 г. № 16-ФЗ. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

7. Об утверждении Требований по обеспе-чению транспортной безопасности, учиты-вающих уровни безопасности для различных категорий объектов транспортной инфра-структуры и транспортных средств авто-мобильного транспорта и дорожного хозяй-ства: приказ Минтранса России от 8 февр. 2011 г. № 42. Доступ из справ. правовой си-стемы «КонсультантПлюс».

8. Кодекс Российской Федерации об адми-нистративных правонарушениях от 30 дек. 2011 г. № 195-ФЗ (ред. от 5 апр. 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. 2002. № 1, ч. 1. Ст. 1.

9. Об утверждении Правил проведения до-смотра, дополнительного досмотра, повтор-ного досмотра в целях обеспечения транс-портной безопасности: приказ Минтранса России от 23 июля 2015 г. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

10. Об образовании в Российской Федерации: федер. закон от 29 дек. 2012 г. № 273-ФЗ. До-ступ из справ. правовой системы «Консуль-тантПлюс».

1. Dmitriev S.N. Transport security: the purpose and means // Transport of the Russian Federation. 2015. № 7.

2. Dmitriev S.N. The legal regulation of the transport safety problems // Transport of the Russian Federation. 2014. № 4.

3. Dmitriev S.N. Excessive zeal // Bull. of transport. 2015. № 6.

4. Dmitriev S.N. Problems of security of port infrastructure // Transport law. 2014. № 1.

5. Dmitriev S.N. Transport safety system needs optimization // Society and law. 2015. № 3.

6. On transport security: fed. law d.d. Febr. 9, 2007 № 16-FL. Access from legal refence system «ConsultantPlus».

7. On approval of Requirements to ensure transport safety, taking into account the levels of security for different categories of transport infrastructure and vehicles of road transport and road infrastructure: order of the Ministry of Transport of Russia d.d. Febr. 8, 2011 № 42. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

8. The Russian Federation Code of Administrative Offences d.d. Dec. 30, 2011 № 195-FL (as ameneded on Apr. 5, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2002. № 1, pt. 1. Art. 1.

9. On approval of Rules of inspection, an additional inspection, re-inspection in order to ensure transport security: order of the Ministry of Transport of Russia d.d. July 23, 2015. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

10. On education in the Russian Federation: fed. law d.d. Dec. 29, 2012 № 273-FL. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

165


Долгополов Александр Александровичдоктор юридических наук, доцент,

профессор кафедры специальных дисциплин Краснодарского университета МВД России


Белоконь Анна Викторовнакандидат юридических наук,

преподаватель кафедры специальных дисциплин Краснодарского университета МВД России


О теоретических проблемах административно-правового регулирования

информационного обеспечения деятельности органов внутренних дел

Исследуются теоретические проблемы совершенствования информационного обеспечения деятельности органов внутренних дел. Определяются задачи, на реализацию которых должно быть направлено административно-правовое регулирование информационного обеспечения де-ятельности органов внутренних дел и их соответствующих структурных подразделений, долж-ностных лиц.Ключевые слова: административно-правовое регулирование, деятельность органов внутрен-

них дел, информационное обеспечение, информационные технологии, правовая норма.

A.A. Dolgopolov, Doctor of Law, Assistant Professor, Professor of the Chair of Special Disciplines of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];

A.V. Belokon, Master of Law, Lecturer of the Chair of Special Disciplines of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

On the theoretical problems of administrative-legal regulation of information support of activity of bodies of internal affairs

Examines the theoretical problems of improvement of information support of activity of bodies of internal affairs. Defi nes the tasks for implementation which should be directed to administrative law regulation of information support of activity of bodies of internal affairs and their respective departments and offi cials.

Key words: administrative-legal regulation, activity of bodies of internal affairs, information support, information technology, legal norm.

Организация деятельности органов внутренних дел без достаточного и необходимого уровня информацион-

ного обеспечения не представляется возмож-ной. Информационные процессы составляют основу управления органами внутренних дел и являются одним из основных факторов обеспе-чения системности в деятельности их служб и подразделений. На основе поступающей в ор-ган внутренних дел информации принимаются соответствующие управленческие, процессу-альные, юрисдикционные и иные решения, поэтому от качества и достоверности посту-пающей информации, скорости ее обработки, компетентности должностных лиц, в полномо-чия которых входит принятие решений, зави-

сит и качество работы всего органа внутрен-них дел. Характер информации, лежащей в основе принятия решений в органах внутрен-них дел, предопределяет оптимальность ре-шений, а порой и их законность. Оптимальные решения в органе внутренних дел могут быть приняты лишь тогда, когда они строятся на базе информации, соответствующей их зада-чам и функциям. Очевидно, что на современ-ном этапе развития органов внутренних дел качественное управление ими невозможно без сбора, обработки информации о состоя-нии управляемых объектов, постоянно меня-ющейся оперативной обстановке, состоянии внешней среды, результатах взаимодействия с иными правоохранительными органами и

166ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


органами исполнительной власти в обеспече-нии правопорядка. Преобразования в деятельности органов

внутренних дел должны сопровождаться со-вершенствованием всей системы их инфор-мационного обеспечения, внедрением со-временных информационных технологий. Совершенствование деятельности органов внутренних дел на основе внедрения новей-ших информационных технологий не сводится к решению только технических задач, практи-ка показывает, что важнейшее значение имеет решение проблем совершенствования адми-нистративно-правового регулирования, опре-деляющее способность имеющихся информа-ционных технологий, успешно применяемых в других отраслях социальной жизни, стать основой информационного обеспечения дея-тельности органов внутренних дел.Информационные процессы составляют ос-

нову управления, и единственно возможным объяснением факта сохранения организован-ности систем является непрерывное поступле-ние к ним информации, характеризующей как явления, происходящие в окружающем мире, так и процессы в данных системах.Следовательно, основой возникновения и

одним из главных признаков процесса управ-ления является информация, которая бес-прерывно циркулирует между компонентами самой системы, а также между системой и окружающей ее средой функционирования. То есть об управлении как таковом можно гово-рить только в такой системе, где ее элементы и объекты внешней среды связаны между собой и находятся в постоянном информационном взаимодействии.Являясь непременным атрибутом управле-

ния, информация присуща всем этапам управ-ленческого цикла. Действительно, выработка и принятие управленческого решения начинает-ся, как правило, с получения, а затем перера-ботки задающей информации, информации об ограничениях и о состоянии объектов управ-ления и внешней среды. Функция организации исполнения управленческих решений также не мыслится без наличия информации о состоя-нии системы органов внутренних дел и усло-виях их функционирования, облегчающих или затрудняющих выполнение поставленных за-дач. Информация о результатах деятельности органа, меняющейся оперативной обстановке и ходе выполнения принятых решений явля-ется основой для осуществления таких функ-ций процесса управления, как регулирование и коррегирование, учет и контроль. В конечном счете вся эта информация является основой для подготовки нового управленческого цикла [1, с. 105].

Важным аспектом в работе с информаци-онными ресурсами является возможность об-работки полученных данных в том ракурсе, в котором возникает необходимость у органа управления. Определение необходимых ин-формационных ресурсов, их автоматизирован-ная обработка в интересах органа управления являются одной из важнейших тенденций его информационного обеспечения [2, с. 307–308].Следует отметить, что любой процесс

управления в обществе, в сущности, являет-ся информационным процессом, основанным на поиске, обработке, передаче и использо-вании информации. Информация является инструментом процесса управления. Инфор-мационной системой охватываются сведения об управляемом объекте, обработка таких сведений, формирование алгоритма поведе-ния управляемого объекта, передача команд управляемому объекту.Информация является определенной цен-

ностной категорией, без которой невозможен процесс управления. Правоотношения в органе внутренних дел по поводу управленческой де-ятельности носят административно-правовой характер, и соответствующими нормативными правовыми актами устанавливаются субъекты этих отношений, поэтому информацию как ре-альное благо, на использование которого на-правлены субъективные права и юридические обязанности, следует отнести к объекту адми-нистративно-правовых отношений. Как объект административно-правового ре-

гулирования информация определяет специ-фику предмета правового регулирования, а именно круг заинтересованных в информации субъектов (юридических, физических, долж-ностных лиц), а также определяет совокупность отношений по поводу информации, которые подлежат правовому регулированию посред-ством правовых средств. С.С. Алексеев пи-шет, что понятие «правовое регулирование» – это не просто вариант выражения «право-регулятор», а особая категория, основатель-ная и «теоретически насыщенная», возглавля-ющая специфический понятийный ряд. В этот понятийный ряд входят также понятия «меха-низм правового регулирования», «тип регули-рования», «правовой режим», «метод регули-рования», другие динамические структуры [3, с. 263].Целью правового регулирования в сфере ин-

формационного обеспечения управленческой деятельности в органах внутренних дел явля-ется правовое обеспечение функционирова-ния информационных потоков, генерирующих деятельность этого органа исполнительной власти, что является предметом администра-тивного права. Ю.А. Тихомиров отмечает, что

167


«именно административное право регулиру-ет организацию и деятельность специального аппарата – органов исполнительной власти, собственно управленческую деятельность. И в то же время административное право в функ-циональном смысле охватывает и управление обществом, и управление государством, по-скольку его нормы создают правовые режимы функционального назначения. В орбиту этих режимов технологически единообразной дея-тельности неизбежно включается широкий круг субъектов права. Иначе невозможно обеспе-чить постоянное, оперативное и специализи-рованное осуществление и охрану публичных интересов» [4, с. 38]. Из этого следует, что ин-формационное обеспечение управленческой деятельности в органах внутренних дел долж-но быть подвергнуто административно-право-вому регулированию для установления пра-воотношений, связанных с формированием, передачей, обработкой, использованием, хра-нением информационных ресурсов в органах внутренних дел.Предметом, образующим специальную от-

расль отношений, условно называемых ин-формационными, является совокупность ре-ально существующих материализованных результатов творчества и труда, воплощенных: 1) в информации при разнообразии форм ее проявления и создаваемых на этой основе ин-формационных ресурсах; 2) средствах и техно-логиях работы с информацией (информацион-ных технологиях); 3) средствах и технологиях коммуникации информации по сетям связи. Указанные аспекты информационного обе-

спечения социальной деятельности позволя-ют «акцентировать внимание на следующих ключевых позициях нескольких комплексов правовых отношений, которые цементируются единством предмета – информационными ре-сурсами. Это:а) все виды деятельности, связанные с ин-

формационным ресурсом в качестве предме-та деятельности (продукта интеллектуальной, производственной – любой социальной дея-тельности);б) виды деятельности, связанные с созда-

нием и использованием информационных тех-нологий и их составляющих, с использованием средств связи для коммуникации информации;в) управление в области работы с информа-

ционными ресурсами и технологиями;г) установление порядка включения и ис-

пользования новых технологий работы с ин-формацией – информатизация, гармонизация информационных систем и систем коммуни-каций в информационных системах и сетях – регулирование инновационных процессов на основе информационных технологий;

д) обеспечение безопасности в сфере ин-формации и информатизации;е) реализация юридической ответственно-

сти в области информации, информатизации, телекоммуникации и иных областях, связан-ных с инфосферой» [5, с. 26].Объект правоотношения не следует смеши-

вать с предметом правового регулирования. Последний понимается как система обще-ственных отношений, урегулированных норма-ми права. А конкретное правоотношение пред-ставляет собой результат реализации права, т.е. иное, отличное от нормы права явление. Соответственно, меняется и направленность действия правоотношения. Его побудитель-ной силой выступает не норма права, а интерес участников правоотношения к определенным материальным или духовным благам или дей-ствиям. Правоотношение направлено на эти конкретные предметы или действия, и поэтому именно они, а не какие-либо другие явления вы-ступают объектом правоотношения [6, с. 326]. Выделение в составе правоотношения, на-

ряду с субъектами права и материальным содержанием, его объекта позволяет осуще-ствить подлинно научный анализ правоотно-шения. Следует напомнить, что качественная новизна освещения вопроса о правоотноше-нии с позиций современной науки состоит не только в том, что оно понимается как выра-жение объективной закономерности право-вой материи, но и в том, что само это явление трактуется широко, материалистически, т.е. как такая правовая связь, которая «живет» в дан-ной социальной среде, находится в целостной системе общественных отношений, сопряжена с ее материальными и нематериальными бла-гами, ценностями – объектами [7, с. 394].В целом же следует заметить, что социаль-

ная и индивидуально-целевая значимость объ-ектов действительно лежит в основе правового регулирования. При этом она определяет не только его способы, их сочетание, но даже и его пределы, в том числе характер, объем и назначение субъективных прав и юридических обязанностей субъектов, связываемых с соот-ветствующими объектами правоотношений.По отношению к информации, являющейся

объектом административно-правового регу-лирования, лежащей в основе обеспечения деятельности органов внутренних дел, у долж-ностных лиц как субъектов правоотношений должны быть установлены соответствующими нормативными правовыми актами их права и обязанности, компетенция и полномочия, а также их правовой статус в сфере формиро-вания, передачи, обработки, использования, хранения соответствующих информационных ресурсов.

168ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Организация деятельности органов внутрен-них дел представляет собой совокупность мер, направленных на создание внутренней упоря-доченности, согласованности действий струк-турных подразделений, создание необходимых условий для взаимодействия органов внутрен-них дел с иными органами исполнительной власти в сфере обеспечения правопорядка. Результативность деятельности органов вну-тренних дел во многом определяется правиль-ной организацией их деятельности.Общим объектом, на который направлен

вектор организационной деятельности органов внутренних дел, ее целью является правоох-ранительная деятельность, направленная на борьбу с преступностью, на обеспечение об-щественного порядка.Понятие «организация» является одним из

самых многозначных и включает в себя так-же: общее и неотъемлемое свойство системы; процесс превращения неупорядоченного, слу-чайного в упорядоченное; способ связи эле-ментов этой системы [8, с. 20].В системе органов внутренних дел организа-

ционная деятельность предполагает комплекс правовых, управленческих (планирование ра-боты, выработка и принятие решений по рас-становке сил и средств, оперативное руко-водство подразделениями полиции, контроль, обобщение и распространение передового опыта работы), кадровых, ресурсных и иных мер, направленных на решение задач, связан-ных с обеспечением правопорядка. Среди ос-новных задач в деятельности органов внутрен-них дел, направленных на упорядочивание правоохранительной деятельности, следует выделить внутриорганизационные и внешне-организационные задачи.Степень решения внутриорганизационных

задач как раз и предопределяет результаты внешнецелевой деятельности, непосредствен-но влияет на конечные результаты по борьбе с правонарушениями.Центральное место в процессе организации

занимает выработка проектов управленческих решений, на принятие которых влияют три группы факторов: 1) внешние (объективные) – «...комплекс экономических, социально-поли-тических и идеологических мероприятий об-щества, преломляющийся в целях и задачах, стоящих перед субъектом управления»; 2) та-кие «...основные параметры социальных ин-ститутов, как структура организации, система социальной информации, размер и иерархия руководства, централизация и децентрали-зация управления, фактор времени и т.п.»; 3) внутренние (субъективные) – «...профессио-нальный, идейный и культурный уровень субъ-екта управления, удовлетворенность трудом и

перспективами роста, ‘‘социологический’’ микро-климат, взаимоотношения в коллективе...» [9, с. 6].Внутриорганизационная деятельность орга-

нов внутренних дел строится на реализации следующих управленческих задач:работа с информацией, связанной с анали-

зом и оценкой оперативной обстановки;планирование деятельности органов вну-

тренних дел, реализация запланированных мероприятий;принятие управленческих решений, связан-

ных с реализацией планов;организационное, материально-техническое

обеспечение деятельности органов внутрен-них дел;обеспечение взаимодействия в органах вну-

тренних дел (внутриорганизационного и внешне-организационного);контроль за реализацией управленческих

решений;кадровое обеспечение деятельности орга-

нов внутренних дел;оценка эффективности деятельности орга-

нов внутренних дел.Правовой статус субъектов правоотноше-

ний в сфере информационного обеспечения органов внутренних дел формируется в за-висимости от задач, решаемых той или иной информацией, поскольку сущность субъек-та управления всецело зависит от природы и свойств объекта управления. При этом неотъ-емлемым условием взаимоотношений субъ-екта и объекта является гарантированное по-ступление субъекту управления информации о состоянии объекта управления. Следователь-но, движение информации является обязатель-ным признаком управления. Управленческая информация включает в себя необходимый и достаточный объем сведений, поступающий субъекту управления, который требуется для управления соответствующим объектом.Информационное обеспечение деятель-

ности органа внутренних дел должно быть выстроено таким образом, чтобы из обще-го потока информации отбирались только те сведения, которые необходимы и достаточны органу внутренних дел для реализации возло-женных на него задач.Эффективность деятельности органов вну-

тренних дел всецело зависит от того, насколь-ко адекватно они реагируют на информацию, объективно отражающую социальные процес-сы, и как применяют средства установления правопорядка, имеющиеся в их распоряжении.Административно-правовым регулировани-

ем должны быть охвачены все этапы информа-ционного обеспечения органов внутренних дел: сбор информации о состоянии управляемых объектов; процесс передачи и обработки ин-

169


формации; процесс анализа и доклада инфор-мации; процесс принятия решений на основе поступившей информации; реализация управ-ленческих решений и контроль за их испол-нением. Таким образом, можно полагать, что информационное обеспечение деятельности органов внутренних дел должно регулировать-ся соответствующими административно-право-выми режимами. Административно-правовые режимы информационного обеспечения дея-тельности органов внутренних дел должны на нормативно-правовом уровне образовываться соответствующими юридическими конструк-циями. Характер правовых норм таких юри-дических конструкций будет зависеть, прежде всего, от предмета правового регулирования и юридических свойств субъектов и объектов правоотношений. Правовые нормы в юриди-ческой конструкции должны располагаться не в свободном порядке, а группироваться по ос-новным правовым блокам: режимные правила; правовые статусы субъектов и объектов пра-воотношений; юридические, организационные, материально-технические, информационные гарантии устойчивого функционирования адми-нистративно-правового режима. Такой подход к решению проблемы формирования админи-стративно-правовых режимов информацион-ного обеспечения деятельности органов вну-тренних дел позволяет гибко реагировать на те социальные процессы, которые требуют режимного правового регулирования. Кроме этого, указанным способом решается вопрос порядка построения комплексных администра-тивно-правовых режимов. Конструкционный подход в формировании административно-правовых режимов позволяет обеспечить эф-фективное построение нормативных правовых актов, образующих режимные правовые нор-мы, их взаимосвязь между собой, а также дает возможность прогнозировать правовой эффект режимного правового регулирования. Изложенное позволяет сделать следующие

выводы. Процессы информационного обе-спечения организации деятельности органов внутренних дел должны быть урегулированы соответствующими административно-право-выми нормами. Предмет их правового регу-лирования: оптимальный объем информации для различных уровней управления и видов управленческих решений; сроки поступления информации; степень детализации, точности информации; форма, процедуры обработки, направление потоков информации и др. Уре-гулированное правовыми нормами движение информации в организации деятельности ор-ганов внутренних дел выполняет важные ком-муникативные, ценностно-ориентационные, управленческие и другие функции.

Информация, циркулирующая в процессе деятельности органов внутренних дел, являет-ся основой возникновения и главным призна-ком процесса управления, она одновременно служит носителем управляющего воздействия (прямая связь) и реакции объекта управления (обратная связь), являясь определяющим фак-тором по отношению к характеру процессов управления.Целью административно-правового регули-

рования информационного обеспечения дея-тельности органов внутренних дел является создание системы отбора из совокупности ин-формации (с учетом ее источника и периодич-ности поступления) только тех сведений, кото-рые необходимы для выполнения их функций. В процессе информационного обеспечения должны быть приняты меры по недопущению фактов появления избыточности информации, т.к. в ее потоке можно потерять сущность орга-низационной деятельности. Административно-правовое регулирование

информационного обеспечения деятельности органов внутренних дел и их соответствующих структурных подразделений, должностных лиц должно быть нацелено на реализацию следу-ющих задач:внедрение современных информационных

технологий, обеспечивающих увеличение чис-ла баз данных по различным направлениям деятельности органов внутренних дел с од-новременным объединением их массивов в единую информационную систему, что необ-ходимо для эффективного противодействия преступлениям и административным правона-рушениям, а также для минимизации времени поступления актуальной информации;интенсификация информационных связей

органов внутренних дел с институтами граж-данского общества, средствами массовой информации для получения дополнитель-ной информации, расширяющей уровень ин-формированности органов внутренних дел о латентных преступлениях, повышающей эффективность противодействия преступле-ниям и правонарушениям, а также улучша-ющей информированность граждан о состоя-нии правопорядка, об актуальных направле-ниях деятельности органов внутренних дел и результатах их работы;внедрение современных автоматизирован-

ных информационных технологий в органи-зацию деятельности органов внутренних дел, направленных на интенсификацию работы сотрудников полиции, повышение уровня их осведомленности, оптимальности в принятии управленческих решений;обеспечение неуклонного достижения пра-

воприменительных целей органов внутренних

170ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


дел за счет внедрения автоматизированных информационных технологий в работу по обе-спечению контроля за выполнением принятых управленческих решений.Информационное обеспечение деятель-

ности органов внутренних дел должно быть урегулировано соответствующим администра-тивно-правовым режимом, функционирование органов внутренних дел в сфере информаци-онного обеспечения своей управленческой, контролирующей деятельности должно опи-раться на организационно-штатные, кадро-вые, материально-техническиме, финансовые ресурсы. В органах внутренних дел, их струк-турных подразделениях (при необходимости)

должны быть образованы специальные под-разделения, осуществляющие производство информационных массивов по различным на-правлениям деятельности с помощью средств автоматизации. В этих целях необходимо: уста-новить объем и источники финансирования мероприятий по реализации концепции совер-шенствования информационного обеспечения организации деятельности органов внутренних дел; решить проблему профессиональной под-готовки в образовательных организациях МВД России квалифицированных специалистов в области информационного обеспечения орга-низационной деятельности органов внутрен-них дел.

1. Основы управления в органах внутрен-них дел / под. ред. А.П. Коренева. 4-е изд. М., 2000.

2. Долгополов А.А. Теоретические и орга-низационные основы административно-пра-вовых режимов оборота оружия и взрывчатых веществ в Российской Федерации: дис. … д-ра юрид. наук. М., 2007.

3. Алексеев С.С. Восхождение к праву. По-иски и решения. М., 2002.

4. Тихомиров Ю.А. Административное пра-во и процесс: полный курс. М., 2005.

5. Бачило И.Л. Информационное право. М., 2009.

6. Сырых В.М. Теория государства и права. М., 2007.

7. Алексеев С.С. Общая теория права. М., 2009.

8. Петрушенко Л.А. Единство системно-сти, организованности и самодвижения. М., 1975.

9. Грядовой Д.И., Малахов В.П., Пылев С.С., Чернявский В.С. Принятие управленческого решения (опыт системного исследования). М., 1996.

1. Basics of management in law enforcement bodies / ed. by A.P. Korenev. 4th ed. Moscow, 2000.

2. Dolgopolov A.A. Theoretical and organizational bases of administrative and legal regimes traffi cking in arms and explosives in the Russian Federation: diss. ... Dr of Law. Moscow, 2007.

3. Alekseev S.S. Climb to the law. Searches and solutions. Moscow, 2002.

4. Tikhomirov Yu.A. Administrative law and procedure: full course. Moscow, 2005.

5. Bachilo I.L. Information law. Moscow, 2009.6. Syrykh V.M. Theory of state and law. Moscow,

2007.7. Alekseev S.S. General theory of law.

Moscow, 2009.8. Petrushenko L.A. The unity of the systems,

organization and self-propulsion. Moscow, 1975.9. Gryadovoy D.I., Malakhov V.P., Pylev S.S.,

Chernyavsky V.S. The adoption of management solutions (systems research experience). Moscow, 1996.

171


Лупарев Евгений Борисовичдоктор юридических наук, профессор,

академик Евразийской академии административных наук,заведующий кафедрой административного и финансового права

Кубанского государственного университета(e-mail: [email protected])

Генезис правового регулирования административной юстиции в России в досоветский период: попытка новой

исторической ретроспективыВ статье рассматривается проблема осмысления места и роли административной юстиции

в России на фоне эволюции реальной власти в России в сопоставлении с условиями развития данного института в зарубежных странах. Предлагается гипотеза о специфическом генезисе ин-ститута административной юстиции в отечественной политико-правовой действительности.Ключевые слова: административная юстиция, история развития административной юстиции,

административное судопроизводство, административный процесс.

E.B. Luparev, Doctor of Law, Professor, Academician of the Eurasian Academy of Administrative Sciences, Head of the Chair of Administrative and Financial Law of the Kuban State University; e-mail: [email protected]

The genesis of the legal regulation of administrative justice in Russia in the pre-Soviet period: an attempt at a new historical retrospectives

The article is devoted to the problem of understanding the place and role of administrative justice in Russia amid the evolution of real power in Russia in relation to the conditions for the development of this institute in foreign countries. It is proposed that the hypothesis of a particular genesis institute of administrative justice in domestic political and legal reality.

Key words: administrative justice, history of the development of administrative justice, administrative proceedings, the administrative process.

Целью данного исследования является выяснение исторических причин от-сутствия в России организационного

оформления административной юстиции. По мнению отечественных исследователей, воз-никновение административного права связа-но с формированием института администра-тивной юстиции в ходе Великой французской революции 1789 г. В России единственной организационной формой административной юстиции выступал Первый Департамент Пра-вительствующего Сената, который в ходе ре-формы в 1916 г., как отмечает А.И. Елистра-тов, стал главным органом административной юстиции в России [1, с. 589].Мы попытаемся уточнить указанные поло-

жения. Во Франции и до 1789 г. были администра-

тивные суды в виде Chambre descomptes и Сour des aides. В рамках существовавшей во Франции до Великой французской революции интендантской системы это были зависимые

от короля суды, в которых должности легально продавались. Эти суды содержали в себе эле-менты административной юстиции. Очевидно, можно говорить о том, что это не была адми-нистративная юстиция в современном пони-мании. Но диалектический подход и принцип историзма исследуемых явлений требуют ис-следовать явление в его исторической динами-ке. С этих позиций вполне возможно говорить о зачатках административной юстиции в мире в целом и в России в частности в несколько бо-лее ранний период, чем обозначается в основ-ных работах по данному вопросу.Методологически мы придерживаемся функ-

ционально-организационного подхода к опре-делению административной юстиции, что дает нам возможность говорить о существовании административной юстиции в России в досо-ветский период.При исследовании архивных документов,

имеющихся в Российском государственном ар-хиве древних актов, удалось обнаружить сви-

172ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


детельства того, что суды в том или ином виде рассматривали до судебной реформы 1864 г. административные дела. По определению Пер-вый Департамент Правительствующего Сената всегда рассматривал дела, сопряженные с ка-зенным интересом, например, в делах Первого Департамента Правительствующего Сената за 1784 г. имеется дело камерколлегии в поряд-ке апелляции о взыскании питейной недоимки с купца Петра Савостина [2, с. 1–16]. И это не единственное такого рода дело, являющееся по своему содержанию административно-пра-вовым, а точнее налоговым спором.

Такого рода анализ дает нам понимание ис-ходного принципа формирования националь-ной системы административной юстиции, а именно принципа относительной независимо-сти суда от администрации. Следует отметить, что чем больше степень такой независимости, тем быстрее формируется административная юстиция в государстве. Как писал Г. Аншютц, «административная юстиция во Франции и по всему своему строю, и по всей своей ор-ганизации есть поэтому гораздо более адми-нистративная и гораздо менее юстиция, чем в Германии» [3, с. 54]. Тем самым он подчер-кнул степень независимости юстиции от ад-министрации в этих странах со сложившейся административной юстицией, считающейся классической. Заметим, что в Англии перио-да формирования административной юсти-ции в Европе не было того избытка власти у администрации, который присутствовал в континентальной Европе, административная власть активно контролировалась (и сейчас контролируется) Парламентом. Именно по-этому в совокупности с традиционным для Ан-глии принципом превосходства общих судов там не возникло предпосылок для формиро-вания специальных административных судов. А.В. Дайси писал: «Не только ни один человек не стоит над законом, но и каждый человек всякого положения и в любом состоянии яв-ляется субъектом общих законов королевства и подлежит юрисдикции обычных судов» [4, с. 2]. Таким образом, в Англии власть короля получила другой способ ограничения. В России юстиция дореформенного (до

1864 г.) периода представляла собой не что иное, как «придаток административной вла-сти» [5, с. 26]. Суд в России долго вообще не был отделен от администрации, а попытки та-кого отделения, предпринятые Петром I, а за-тем Екатериной II, вплоть до судебной рефор-мы 1864 г. заканчивались безуспешно [6, с. 86]. Как отмечают А.Б. Зеленцов и В.И. Радченко,

в ходе разработки судебной реформы 1864 г. «...вопрос о создании системы каких-либо специальных административных судов не возникал, за исключением проектов преобра-зования Первого Департамента Правитель-ствующего Сената в особый орган судебного контроля за деятельностью администрации» [7, с. 29–30]. В 1916 г. предпринимается попыт-ка реформы Правительствующего Сената как «главного органа административной юстиции в России» [8, с. 589]. Вместе с тем, М.Г. Коротких писал, что в ходе подготовки судебной рефор-мы 1864 г. достаточно сильно звучали голоса тех, кто вообще настаивал на сохранении за-висимости суда от администрации [5, с. 91]. В истории развития отечественной юридической науки досоветского и советского периодов во-прос о специализации судов применительно к административно-правовым отношениям ни-когда серьезно не ставился. В работе «Учеб-ник права внутреннего управления (Полицей-ского права). Общая часть» П.Н. Шеймин в качестве проблемного ставит лишь вопрос об отсутствии в России «одного самостоятельно-го, независимого учреждения, которое решало бы все конфликты в области управления и ко-торое устраняло бы во многих случаях повод и причину действовать органам управления по их личным взглядам на закономерность управ-ления» [8, с. 107–108]. Тем не менее земская (1864 г.) и городская (1870 г.) реформы создают условия, при которых административно-пра-вовые споры возникают не только у граждан и администрации, но и у органов местного са-моуправления и администрации. Правитель-ствующий Сенат, как высший судебный орган Российской империи, выступал в качестве ор-гана, разрешавшего подобного рода споры [9, с. 128–129]. Но Правительствующий Сенат не выступал как специализированный орган ад-министративной юстиции. И.Т. Тарасов обра-щает внимание на необходимость выработки модели организации административных судов с учетом зарубежного опыта. Ученый отмечает, что в России нет правильно организованной и цельной системы административной юстиции, однако имеются «…учреждения, которые не будучи административными судами в точном смысле этого слова, тем не менее ведают не-которые дела административной неправды и потому имеют значение подобий администра-тивных судов» [10, с. 68]. После проведения судебной реформы 1864 г. и создания отно-сительно централизованной судебной систе-мы, а также в советский период речи о раз-дроблении целостной юстиции с выделением

173


из нее административной не шло [11, с. 142]. Один из современных молодых исследователей Э. Гиззатулина пишет, что при проведении су-дебной реформы 1864 г. «за основу брался нормативный материал западноевропейских го-сударств и Америки…» [12, с. 28]. Но и для за-падноевропейских государств того периода, не говоря уже о США, институт административной юстиции был относительно новым и фактиче-ски не стал предметом рассмотрения комис-сий по подготовке судебной реформы 1864 г. и С.И. Зарудного, статс-секретаря Государствен-ного Совета, который специально для изучения иностранного процессуального законодатель-ства был командирован в Европу. Таким обра-зом, можно констатировать, что при крепостном праве, полностью зависимой от администрации судебной системе не существовало и не могло быть никаких значимых предпосылок формиро-вания административной юстиции в России в общем контексте формирования данного инсти-тута в Европе. Мы считаем, что именно крепост-ное право, отмена которого связана с судебной реформой, не позволило ввести институты ад-министративной юстиции параллельно с евро-пейскими странами. Тем не менее буржуазные реформы создали благоприятную почву для мно-гочисленных теоретических исследований в Рос-сии по проблемам административной юстиции. Административная юстиция должна являть-

ся органическим продолжением той общей тенденции взаимного ограничения властей, прежде всего, исполнительной или самодер-жавной власти, которая выработана в данной стране. В досоветский период впервые ре-альное ограничение самодержавия связано с созданием Государственной Думы, после чего теоретики и заявили о необходимости админи-стративной юстиции в России.Примечательно, что в состав образованного

Временным правительством 22 марта 1917 г.

Юридического совещания согласно Протоко-лу Заседаний Временного правительства от 22 марта 1917 г. № 28 [13, с. 93–97] вошел известный теоретик административной юсти-ции В.Ф. Дерюжинский. На первом заседании совещания при Временном правительстве по вопросам реформы губернского и местного управления от 26 марта 1917 г. одним из во-просов повестки дня был вопрос об устройстве местных органов административной юстиции. Еще до принятия 30 мая 1917 г. известного По-ложения о судах по административным делам 15 апреля 1917 г. принимаются «Временные правила о производстве выборов гласных го-родских дум», в ст. 10, 31 и 32 которых закре-пляются нормы, согласно которым «жалобы на допущенные при выборах неправильности могут быть подаваемы только лицами, име-ющими право участия в выборах, и притом в течение трех дней со дня окончания их. Жа-лобы эти подаются в подлежащую инстанцию административного суда. Протесты и жалобы, означенные в статьях 30 и 31, административ-ный суд рассматривает в семидневный срок со дня получения им выборного производ-ства» [14, с. 229–237].Нормы, где говорилось об административ-

ной юстиции, содержались также во Времен-ном положении о волостном земском управ-лении от 21 мая 1917 г. [15, с. 1041–1060]. Интересно отметить, что М.Д. Загряцков успел в 1917 г. прокомментировать этот норматив-ный акт, выпустив соответствующий коммен-тарий в типографии В. Муратова.Таким образом, первым нормативным упо-

минанием об административной юстиции в России следует считать именно «Временные правила о производстве выборов гласных го-родских дум», подписанные князем Г.Е. Льво-вым и Управляющим делами Временного пра-вительства В. Набоковым.

1. Елистратов А.И. Основные начала адми-нистративного права // Российское полицей-ское (административное) право: конец XIX – начало XX века: хрестоматия. Воронеж, 2000.

2. Российский государственный архив древ-них актов. Сенат и его учреждения. Ф. 248. Оп. 1784. Д. 722. Л. 1–16.

3. Аншютц Г. Юстиция и администрация. СПб., 1907.

4. Харви Д., Безер А.Л. Примат закона. URL: http://www.hrights.ru/text/b7/Chapter9.htm (дата обращения: 02.09.2016).

1. Yelistratov A.I. Basic principles of administrativelaw // Russian police (administrative) law: the end of XIX – early XX century: reader. Voronezh, 2000.

2. Russian state archive of ancient acts. The Senate and its institutions. F. 248. Op. 1784. D. 722. L. 1–16.

3. Anshyutts G. Justice and administration. St. Petersburg, 1907.

4. Harvy D., Bezer A.L. The primacy of the law. URL: http://www.hrights.ru/text/b7/Chapter9.htm (date of access: 02.09.2016).

174ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


5. Коротких М.Г. Самодержавие и судебная реформа 1864 года в России. Воронеж, 1989.

6. Ефремова Н.Н. Судебные реформы в Рос-сии: традиции, новации, проблемы // Государ-ство и право. 1996. № 11.

7. Зеленцов А.Б., Радченко В.И. Админи-стративная юстиция в России (История и современность): учеб. пособие для судей. М., 2001.

8. Шеймин П.Н. Учебник права внутренне-го управления (Полицейского права). Общая часть // Российское полицейское (админи-стративное) право: конец XIX – начало XX века: хрестоматия. Воронеж, 2000.

9. Ефремова Н.Н., Немытина М.В. Местное самоуправление и юстиция в России (1864–1917 гг.) // Государство и право. 1994. № 3.

10. Тарасов И.Т. Очерк науки полицейского права. М., 1897.

11. Афанасьев С.Ф., Зайцев А.И. Об исто-рии специализации юрисдикционных органов // Правоведение. 2002. № 2.

12. Гиззатулина Э. Предпосылки судебной реформы 1864 года в России // Очерки новей-шей камералистики. 2015. № 3.

13. Государственный архив Российской Фе-дерации. Ф. 1779. Oп. 2. Д. I. Ч. I. Л. 93об.–97об.

14. Журнал заседаний Временного прави-тельства от 15 апреля 1917 года, протокол № 55 // ГА РФ. Ф. 1779. Oп. 2. Д. 1. Ч. I. Л. 220–237об.

15. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правитель-ствующем сенате. Отдел I. 30 мая 1917. № 122. Ст. 655. С. 1041–1060.

5. Korotkyh M.G. Autocracy and judicial reform of 1864 in Russia. Voronezh, 1989.

6. Efremova N.N. Judicial reform in Russia: traditions, innovations, problems // State and law. 1996. № 11.

7. Zelentsov A.B., Radchenko V.I. Administrative justice in Russia (Past and present): study aid for judges. Moscow, 2001.

8. Sheymin P.N. Textbook of internal control law (Police regulations). General part // Russian police (administrative) law: the end of XIX – early XX century: reader. Voronezh, 2000.

9. Efremova N.N., Nemytina M.V. Local government and justice in Russia (1864–1917) // State and law. 1994. № 3.

10. Tarasov I.T. Essay of science of police law. Moscow, 1897.

11. Afanasyev S.F., Zaytsev A.I. On the history of specialization of jurisdictional bodies // Jurisprudence. 2002. № 2.

12. Gizzatulina E. Background of the judicial reform of 1864 in Russia // Essays of modern cameralistics. 2015. № 3.

13. State archive of the Russian Federation. F. 1779. Op. 2. D. I. Pt. I. L. 93t.–97t.

14. Journal of the Provisional Government meeting d.d. Apr. 15, 1917, Minutes № 55 // State archive of the Russian Federation. F. 1779. Op. 2. D. 1. Pt. I. L. 220–237t.

15. Collection of laws and Government orders issued under the Government of the Senate. Section I. May 30, 1917. № 122. Art. 655. P. 1041–1060.

175


Затолокин Александр Александровичкандидат юридических наук,

старший преподаватель кафедры административной деятельности органов внутренних дел

Краснодарского университета МВД России(e-mail: [email protected])

Субъект государственной системы обеспечения безопасности дорожного движения (историко-правовой аспект)

В статье осуществляется ретроспективный анализ различных мер, реализуемых в сфере обеспечения безопасности дорожного движения. Проводятся параллели между конъюнктурой времени и процессом подготовки специалистов в сфере безопасности дорожного движения на различных этапах развития государства. Доказывается прямая качественная взаимосвязь между реализуемыми мерами, направленными на снижение аварийности, и знаниями, умениями, навы-ками, получаемыми субъектами системы обеспечения безопасности дорожного движения. Ключевые слова: Стрелецкий приказ, полицмейстерская канцелярия, Министерство внутрен-

них дел, дорожно-транспортное происшествие, ведомственная система образования.

A.A. Zatolokin, Master of Law, Senior Lecturer of the Chair of Administrative Activity of Internal Affairs Agencies of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

The subject of the state system of ensuring safety of road traffi c (historical and legal aspect)The author conducted a retrospective analysis of the various measures implemented in the sphere

of ensuring road safety. There are parallels between the situation time and the process of training specialists in the fi eld of road safety at different stages of development of the Russian state. We prove a direct qualitative relationship between implemented measures aimed at reducing accident rates and ranks, the skills received by the security agents of the road

Key words: Streletsky order, police offi ce, Ministry of Internal Affairs, road traffi c accident, departmental system of education.

Начать настоящую статью хочется цита-той, которая, несмотря на столетнюю историю, актуальна как никогда: «Об-

разование – обязанность всякого полицейско-го... приобретать знания, благодаря которым он только и может принести пользу и продвинуться по службе» (Букварь современного городового. Варшава, 1915). Государственная система обе-спечения безопасности дорожного движения является многокомпонентной и имеет многове-ковую историю. Согласно проведенным ранее исследованиям науке известно девять этапов развития нормативно-правового регулирова-ния форм и методов работы государства через соответствующие субъекты в сфере предостав-ления услуг [1, с. 9]. Являясь лишь частью госу-дарственной системы безопасности дорожного движения, институт государственных услуг бе-рет свое начало с 1907 г., а сама система имеет признаки более древнего возникновения. Так, Р.Я. Зайцев указывает, что первыми субъек-

тами государственной системы обеспечения безопасности дорожного движения были Стре-лецкие приказы (предшественники полиции) [2, с. 7], которым вменялась определенная функ-ция в сфере безопасности движения: «в Кремль извощиков с седоками и с порожними саньми не пропускать ни которыми дела, и о том сей Их Великих Государей Указ записать на стенном карауле, впредь до ведома» [3, с. 78]. В последующем государственные функции

в сфере безопасности дорожного движения осуществляются различными субъектами, вплоть до образования в 1802 г. Министерства внутренних дел. В числе прочих задач на но-вое ведомство возлагаются задачи по «сбору сведений о происшествиях и предотвраще-нию ложных слухов» [4, с. 289]. С разделени-ем «государственных дел по министерствам» и созданием в 1810 г. Министерства полиции функции правоохранительного органа в сфере безопасности дорожного движения были кон-

176ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


кретизированы, а именно на полицию возлага-лась обязанность по обеспечению «исправно-сти и безопасности путей сообщения» (аналог современной государственной функции по осу-ществлению федерального государственного надзора в области безопасности дорожного движения). Дальнейшая реорганизация МВД в 1819 г. вновь возложила на данное министер-ство административно-полицейские функции, в числе которых было и обеспечение безопас-ности дорожного движения. При обсуждении и подготовке будущих ре-

форм в конце 50-х гг. XIX в. ставится вопрос о преобразовании полиции, об общем и про-фессиональном уровне подготовки ее сотруд-ников. При всей важности и многообразии функций, выполняемых полицией, становится очевидно, что необходимо предъявлять высо-кие требования к ее служащим. Реализацией подобного рода идей явилось создание при резерве Санкт-Петербургской полиции школы для подготовки городских и околоточных над-зирателей. В программу обучения в данном заведении входило изучение законов, норма-тивных актов МВД, распоряжений местных властей (градоначальника, городской думы), определявших права и обязанности полиции [5]. К сожалению, ввиду неразвитости на тот момент уличного движения в Российской им-перии говорить о специализации подготовки полицейских в сфере безопасности дорожного движения пока рано. Отсталость в развитии автопрома связана с большой протяженностью страны, в связи с чем развитие получил желез-нодорожный, а не автомобильный транспорт. Соответственно, если нет дорожного движе-ния, то и нет дорожного полицейского.В рамках последовавшей полицейской ре-

формы предполагалось создать расширен-ную сеть специальных учебных заведений для подготовки полицейских. Учебные заведения рассматривались «как необходимое условие повышения... профессионализма и упорядоче-ния системы прохождения службы в полиции» [5]. Однако изменение общественно-политиче-ского устройства страны повлекло и изменение требований к правоохранительному органу, вместо полиции создается милиция, которая формируется Временным правительством по принципу добровольности. В результате чего в рядах милиции Временного правительства вместе со студентами и интеллигенцией ока-зываются и представители преступного мира.В связи с развитием автомобилизации и при-

ходящими вместе с ней тенденциями «3 июля

1936 года Совет Народных Комиссаров СССР по-становлением № 1182 утверждает Положение о Государственной автомобильной инспекции Глав-ного управления рабоче-крестьянской милиции СССР» [6]. В это же время создаются отделы учеб-ных заведений, в том числе и Главного управления шоссейных дорог. Впервые за всю историю право-охранительной системы нашего государства обра-зовательные учреждения получают узкую специ-ализацию. Так, только по Главному управлению шоссейных дорог образовывается 4 автодорож-ных института (Москва, Харьков, Саратов, Омск) и 6 техникумов.С интенсивным развитием системы обе-

спечения безопасности дорожного движения появляется необходимость в подготовке субъ-ектов управленческой деятельности в данной сфере. Переломным моментом в обеспечении безопасности дорожного движения в СССР яв-ляется принятие Советом министров в 1976 г. постановления «О мерах по предупреждению дорожно-транспортных происшествий и сни-жению тяжести их последствий». С данного времени наметились изменения в подходах к решению проблем обеспечения безопасности дорожного движения, а именно в системе под-готовки кадров МВД СССР появляются специ-ализированные школы ГАИ (Краснодарская школа усовершенствования начальствующего состава милиции и Орловская специальная средняя школа милиции). Создание школ было вызвано отсутствием

специальной подготовки в сфере безопасно-сти дорожного движения у субъектов соответ-ствующей деятельности: «среди сотрудников ГАИ абсолютное большинство составляют вы-пускники гражданских вузов, не обладающие специальными знаниями, необходимыми для выполнения специфических задач, стоящих перед работниками службы» [7, с. 29].С самых первых дней в Краснодарской шко-

ле усовершенствования начальствующего состава (далее – Школа) огромное значение уделяется практической составляющей про-цесса обучения. Так, только за первые два года деятельности Школы во время проведения практических занятий было выявлено «свыше 25,5 тыс. нарушений правил дорожного дви-жения» [7, с. 46]. Развиваясь, Школа не толь-ко осуществляет подготовку специалистов в сфере обеспечения безопасности дорожного движения, но и становится научным центром. Ярким подтверждением чего является вышед-шее в 1981 г. указание МВД СССР «О проведе-нии анкетного опроса граждан в целях изучения

177


проблемы дефицита водительских кадров», в соответствии с которым сотрудники Школы осу-ществили анкетирование граждан, имеющих водительские удостоверения, полученные ре-зультаты были учтены при составлении общего-сударственных программ подготовки водителей. Наиболее полно характеристику того вре-

мени в своих воспоминаниях дает В.А. Федо-ров, руководитель Госавтоинспекции России в 1990–2003 гг.: «На местах тогда очень четко почувствовали влияние Главка и новых идей и технологий. Новеллы от Главка шли постоян-но. Они были заметны не только работникам ГАИ, но и всему населению. Начался диалог с народом... Прежде Госавтоинспекция могла влиять только на человека, на профессионала. Теперь же она взяла всю комплексную систему обеспечения безопасности дорожного движе-ния на себя» [6]. ГАИ становится монопольным субъектом го-

сударственной деятельности в сфере безопас-ности дорожного движения, стали необходимы новые подходы к обучению сотрудников Гос-автоинспекции, что и предопределило преоб-разование 25 марта 1983 г. Школы в Краснодар-скую специальную среднюю школу милиции МВД СССР (КССШМ). Образовательное заве-дение после повышения статуса стало реали-зовывать двухлетнюю программу подготовки кадров специального среднего юридического образования для административно-правовой деятельности ГАИ с сохранением курсов по-вышения квалификации. По окончании школы выдавался общесоюзный диплом юриста сред-ней квалификации и присваивалось звание «лейтенант милиции» [8, с. 6]. Однако, несмо-тря на привлекательные условия службы, все же обучение в КССШМ привлекало абитуриен-тов не только этим. Уже в те годы руководство образовательной организации, тонко чувствуя потребности практических подразделений ГАИ в высококлассных специалистах системы обе-спечения безопасности дорожного движения, насыщало процесс обучения всевозможными инновациями. В то время были созданы кри-миналистический полигон, фотолаборатория на 30 учебных мест, класс автотренажеров и многое другое. Важнейшим этапом обеспече-ния практической направленности обучения субъектов государственной системы обеспе-чения безопасности дорожного движения яв-ляется создание учебного поста ГАИ. Данный пост имел определенное сходство с другими стационарными постами ГАИ, развернутыми на улично-дорожной сети СССР (зал опера-

тивного управления, комната разбора нару-шений, комната отдыха, техническое помеще-ние), однако имел и принципиальные отличия: по флангам здания размещались помещения двух учебных аудиторий, которые позволяли проводить занятия, непосредственно транспо-зиционированные в процесс контроля и над-зора за соблюдением участниками дорожного движения требований ПДД.Далее систему обеспечения безопасности

дорожного движения, впрочем, как и всю стра-ну, ждали серьезные перемены. Переход от ад-министративно-командной системы к рыночной экономике был сопряжен сиквестированием расходов в сфере обеспечения безопасности дорожного движения, что в дальнейшем вы-разилось в снижении расходов на подготовку соответствующих специалистов. Новые эконо-мические условия требовали поиска и приня-тия новых решений, обеспечивающих если не улучшение дорожно-транспортной ситуации, то хотя бы сохранение нормального функци-онирования элементов системы обеспечения безопасности дорожного движения. Результа-том чего стало принятие Закона «О дорожных фондах РСФСР», который определил финан-сово-правовые основы содержания и развития автодорог России [9, с. 9]. Распад СССР, разделение союзных и рос-

сийских структур ГАИ, осложнение обстановки с безопасностью дорожного движения, по сути, распад существовавшей в СССР государствен-ной системы обеспечения безопасности до-рожного движения в конечном итоге привели к плачевным результатам. Пояснительная запи-ска к Федеральному закону «О безопасности дорожного движения» позволяет оценить мас-штабы той катастрофы, которая развернулась на дорогах России: «В 1994 году число постра-давших в дорожно-транспортных происше-ствиях составило более 225 тысяч человек, из которых свыше 35,5 тысячи погибли… В целом количество пострадавших на дорогах много-кратно превышает число жертв межнациональ-ных конфликтов, катастроф, землетрясений и других стихийных бедствий» [10]. Необходимо констатировать тот факт, что

распад СССР повлек за собой и развал госу-дарственной системы обеспечения дорож-ного движения. ГАИ Российской Федерации, унаследовавшая от ГАИ СССР методы адми-нистративно-хозяйственного управления, за-нялась поиском новых методов. Решение было найдено. Госавтоинспекция предпринимает по-пытки отказаться от устаревших организационно-

178ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


хозяйственных функций. С середины 90-х гг. ХХ в. создается Правительственная комиссия РФ по обеспечению безопасности дорожного движения, и с этого времени Госавтоинспекция формально перестает быть единственным ор-ганом государственной системы обеспечения безопасности дорожного движения. Вместе с тем, такое решение повышает статус ГАИ, т.к. Госавтоинспекция имеет возможность ставить вопрос о решении той или иной проблемы без-опасности дорожного движения на уровне фе-дерального правительства.Рыночная экономика, диктуя свои условия,

заставила отказаться от государственного ре-гулирования дорожного движения, переводя поэтапно систему обеспечения безопасности дорожного движения на самоокупаемость и са-морегулируемость. Так, с 2002 г. вводится обязательное стра-

хование гражданской ответственности, инсти-тут которого вызывал и продолжает вызывать недоумение и обоснованные претензии граж-дан. В качестве примера приведем цитату из особого мнения судьи Конституционного Суда Российской Федерации А.Л. Кононова: «…Пе-реложение всей ответственности за послед-ствия дорожно-транспортных происшествий на частных лиц вызывает обоснованные опа-сения, что это существенным образом снижает заинтересованность государства в выполне-нии собственно социальных функций в этой сфере – по регулированию и охране безопас-ности движения..» [11]. С началом реформирования МВД России

началась массовая ликвидация стационарных постов ДПС на федеральных автомобильных дорогах. Такие меры повлекли увеличение числа транспортных средств, провозящих без соответствующего разрешения тяжеловесный, крупногабаритный груз и, как следствие, приве-ли к увеличению количества ДТП с большегру-зами (о чем мы писали в предыдущих работах [12, с. 282]) и ухудшению состояния автомо-бильных дорог.С 2011 г. происходит передача функций по

периодическому техническому осмотру от ГИБДД к аккредитованным операторам Россий-ского союза автостраховщиков, что вызывает появление на дорогах транспортных средств

с техническими неисправностями и вводит в обиход водителей термин «купить диагности-ческую карту», приводя к возникновению ДТП по техническим причинам.С 2017 г. в Российской Федерации при

оформлении ДТП предполагается прейти на Европротокол (т.е. без участия сотрудников ДПС), о чем заявил Президент России В.В. Пу-тин 14 марта 2016 г. на заседании президиума Государственного совета РФ.Таким образом, проведенное исследование

демонстрирует, что, меняясь во времени, си-стема обеспечения безопасности дорожного движения меняет и требования к субъектам управленческого воздействия данной сферы. Субъект системы обеспечения безопасности дорожного движения прошел путь от Стрелка (с неопределенными полномочиями) до со-трудника подразделения по обеспечению без-опасности дорожного движения (имеющего крайне узкую специализацию). В настоящее время предъявляются все более серьезные требования к сотрудникам подразделений по обеспечению безопасности дорожного движе-ния. Меняется и узкая специализация в ведом-ственных вузах – с «Государственной инспек-ции безопасности дорожного движения» на «Сотрудник подразделения по обеспечению безопасности дорожного движения». То есть в самом названии специализации отсутству-ет упоминание о ГИБДД, а имеется абстракт-ное «Сотрудник подразделения…». Возникает вполне естественный вопрос: подразделение чего? Какой будет государственная система обеспечения безопасности дорожного движе-ния через несколько (десятков) лет, кто будет ее субъектом? Будет ли это узкий специалист в сфере предоставления государственных услуг по регистрации, инспектор ДПС, госу-дарственный инспектор дорожной инспекции и организации дорожного движения или уни-версальный полицейский, способный регу-лировать движение в заторовых ситуациях, оформлять семейно-бытовой конфликт, при-менять меры обеспечения производства к не-совершеннолетнему нарушителю? Ответы на эти вопросы зависят от требований общества и в современных условиях реформ пока не из-вестны.

1. Затолокин А.А. Предоставление государ-ственных услуг в сфере безопасности дорож-ного движения Министерством внутренних дел Российской Федерации: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2013.

1. Zatolokin A.A. Provision of public services in the fi eld of road safety by the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation: auth. abstr. ... Master of Law. Moscow, 2013.

179


2. Зайцев Р.Я. Дорожно-патрульная служба Государственной инспекции безопасности до-рожного движения: организация деятельности и правовое регулирование: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2002.

3. Полное собрание законодательства Рос-сийской империи с 1649 года. Т. II. 1676–1688. СПб., 1830. № 664.

4. Санкт-Петербургская столичная поли-ция и градоначальство. Краткий историче-ский очерк (1703–1903 гг.). СПб., 1910.

5. URL: https://dgsk.mvd.ru/Dejatelnost/history (дата обращения: 13.03.2016).

6. URL: https://gibdd.ru/history (дата обраще-ния: 13.03.2016).

7. Цимбал Н.Г. Четверть века из двух сто-летий: Посвящается 200-летию МВД России и 25-летию Краснодарского юридического ин-ститута МВД России. Краснодар, 2002.

8. МВД. Краснодарская специальная сред-няя школа милиции. Краснодар, 1990.

9. Налоговое право Российской Федерации. Комментарии, рекомендации, законы, ин-струкции. М., 1992. Вып. 2.

10. URL: https:// base.consultant.ru (дата об-ращения: 20.03.2016).

11. Постановление Конституционного Суда РФ от 31 мая 2005 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности Федераль-ного закона ‘‘Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств’’ в связи с запросами Государственного Собрания Эл Курултай Ре-спублики Алтай, Волгоградской областной Думы, группы депутатов Государственной Думы и жалобой гражданина С.Н. Шевцова». Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ А.Л. Кононова // Рос. газ. 2005. 7 июня.

12. Затолокин А.А. Актуальные вопросы обеспечения транспортной безопасности //Общество и право. 2015. № 3(53).

2. Zaitsev R.Ya. Road patrol service of the State inspection of road safety: activity organisation and legal regulation: auth. abstr. ... Master of Law. St. Petersburg, 2002.

3. Complete collection of laws of the Russian Empire since 1649. Vol. II: 1676–1688. St. Petersburg, 1830. № 664.

4. St. Petersburg the Metropolitan police and the city administration. Brief historical essay (1703–1903). St. Petersburg, 1910.

5. URL: https://dgsk.mvd.ru/Dejatelnost/history (date of access: 13.03.2016).

6. URL: https://gibdd.ru/history (date of access: 13.03.2016).

7. Tsymbal N.G. A quarter of a century of two centuries: Dedicated to the 200th anniversary of the Ministry of Internal Affairs of Russia and the 25th anniversary of Krasnodar juridical institute of MIA of Russia. Krasnodar, 2002.

8. The Ministry of Internal Affairs. Krasnodar special secondary school of militia. Krasnodar, 1990.

9. Tax law of the Russian Federation. Comments, recommendations, laws, regulations. Moscow, 1992. Iss. 2.

10. URL: https:// base.consultant.ru (date of access: 20.03.2016).

11. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. May 31, 2005 № 6-P «On case about check of constitutionality of the Federal law ‘‘On mandatory insurance of civil liability of vehicle owners’’ in connection with the requests of the State Assembly – El Kurultai of the Altai Republic, Volgograd regional Duma, group of deputies of the State Duma and the complaint of citizen S.N. Shevtsov». Special opinion of judge of the Constitutional Court of the Russian Federation A.L. Kononov // Rus. newsp. 2005. June 7.

12. Zatolokin A.A. Topical issues of ensuring transport safety // Society and law. 2015. № 3(53).

180ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Шиенкова Анна Сергеевнакандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры административной деятельности органов внутренних делКраснодарского университета МВД России

Подгайный Андрей Михайловичкандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры административной деятельностиорганов внутренних делКраснодарского университета МВД России


Способы повышения безопасности дорожного движенияВ статье анализируются отдельные направления государственной политики в области повы-

шения безопасности дорожного движения, рассматриваются отдельные виды административных наказаний, применяемых за совершение административных правонарушений в сфере дорожного движения. Авторы предлагают способы устранения пробелов российского законодательства в области безопасности дорожного движения.Ключевые слова: безопасность дорожного движения, административная ответственность,

лишение специального права, административное правонарушение, административные наказания.

A.S. Shienkova, Master of Law, Assistant Professor, Head of the Chair of Administrative Activity of Internal Affairs Agencies of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia;

A.M. Podgainyi, Master of Law, Senior Lecturer of the Chair of Administrative Activity of Internal Affairs Agencies of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Ways to improve road safetyThe article anayzes separate directions of the state policy in the fi eld of enhancing road safety,

consideres separate types of administrative punishments for administrative offenses in the fi eld of road traffi c. The authors offer ways of elimination of gaps in Russian legislation in the fi eld of road safety.

Key words: traffi c safety, administrative responsibility,deprivation of special right, administrative offense, administrative sanctions.

Сегодня весь цивилизованный мир оза-бочен проблемой сохранения жизни и здоровья людей на дорогах. Прези-

дент РФ 14 марта на заседании президиума Государственного совета, посвященном вопро-сам безопасности дорожного движения, сказал следующее: «...Фактор массовой автомобили-зации не может и не должен быть обоснова-нием неизбежности аварий и их трагических последствий – наоборот, мы должны добиться кардинального снижения числа погибших и по-страдавших при ДТП. Напомню, что за прошед-шее десятилетие в результате таких происше-ствий получили ранения более 3 млн человек, погибло при этом, обращаю ваше внимание на эту ужасную цифру, за десятилетие 350 тыс. человек. Это население достаточно прилично-го города. Страшные, бессмысленные жертвы, которых можно было бы избежать. И абсолют-ное большинство таких трагедий произошло по вине водителей: именно агрессия и неуваже-

ние к другим участникам дорожного движения, как правило, приводят к тяжелейшим авариям. Поэтому считаю ключевой задачей воспитание культуры вождения, а это строгое исполне-ние Правил дорожного движения, следование нормам грамотного, дружелюбного поведения на дорогах, понимание ответственности и за свою жизнь, и за жизнь своих близких, за без-опасность других участников движения» [1]. Понятно, что воспитание такой культуры – это процесс длительный, поэтому он должен идти параллельно с ужесточением наказаний за на-рушения. Мы видим на практике, что именно эти меры помогли решить проблему с ремня-ми безопасности, например, заставили уста-навливать в салонах машин кресла для детей, или, как говорят специалисты, удерживающие устройства.В результате этих и других решений вдвое

снизилось число погибших в городах и насе-ленных пунктах, но их количество остается,

181


тем не менее, неоправданно высоким. Анали-тики Министерства внутренних дел РФ одной из основных причин аварийности на дорогах считают противоправное поведение водителей транспортных средств.Бесспорно, нормы, устанавливающие адми-

нистративную ответственность, становятся фор-мальными, если принятые решения по делам об административных правонарушениях не испол-няются. Безнаказанность же правонарушителей обесценивает авторитет правоохранительной системы России. Именно поэтому на современ-ном этапе развития правоприменительной дея-тельности исполнение административных нака-заний имеет значение не только для соблюдения принципа неотвратимости наказания, но и как профилактическая мера по обеспечению безо-пасности дорожного движения.Действительно, административная ответ-

ственность имеет в своем арсенале удобную меру – штраф [2, с. 6]. Однако данным видом наказания не предупредить совершения право-нарушений в области безопасности дорожного движения. У населения нашей страны необхо-димо формировать нетерпимость к правонару-шениям в области дорожного движения. Для достижения этой цели необходимо обеспечить надлежащее исполнение постановлений по де-лам об административных правонарушениях, а именно реализовать принцип неотвратимости наказания путем его исполнения.Неслучайно за совершение администра-

тивных правонарушений, предусмотренных ч. 1, 2 и 4 ст. 12.8, ч. 1 ст. 12.26, ч. 3 ст. 12.27 Кодекса РФ об административных правонару-шениях, лишение специального права в виде права управления транспортным средством применяется в качестве дополнительного ад-министративного наказания. Полагаем, что законодатель усматривал в этом прежде все-го ужесточение наказания по наиболее «опас-ным» правонарушениям в области дорожного движения.Безусловно, с внесением изменений в КоАП

РФ была устранена коллизия по исполнению наказания, назначенного по указанным пра-вонарушениям. Ранее на основании ч. 4.1 ст. 32.6 КоАП РФ правонарушитель, испол-нив дополнительный вид наказания (лишение специального права в виде права управления транспортным средством), но уклонившись от исполнения основного наказания (штрафа), со-хранял право на возврат водительского удосто-верения по истечении срока лишения специ-ального права [2, с. 6].В настоящее время по истечении срока ли-

шения специального права за совершение административных правонарушений, пред-усмотренных гл. 12 КоАП РФ, водительское удостоверение, изъятое у лица, подвергнуто-

го данному виду административного наказа-ния, возвращается после проверки знания им Правил дорожного движения и после уплаты в установленном порядке наложенного на него административного штрафа за администра-тивное правонарушение в области дорожного движения, а за совершение административных правонарушений, предусмотренных ч. 1 и 4 ст. 12.8, ч. 1 ст. 12.26, ч. 3 ст. 12.27 КоАП РФ, также медицинского освидетельствования дан-ного лица на наличие медицинских противопока-заний к управлению транспортным средством.Таким образом, законодатель постарался

разрешить возникшую за год применения ч. 4.1 ст. 32.6 КоАП РФ проблему по исполнению на-казания, назначенного по указанным правона-рушениям.Однако это лишь часть решения проблемы

исполнения постановлений по делам об адми-нистративных правонарушениях в области до-рожного движения.При этом двукратный размер суммы неупла-

ченного административного штрафа приме-нялся лишь в отношении тех штрафов, размер которых не превышал пяти тысяч рублей.Анализ судебной практики назначения нака-

зания по ст. 20.25 КоАП РФ в двукратном раз-мере суммы неуплаченного административ-ного штрафа показал, что в части тех статей гл. 12 КоАП РФ, в которых размер штрафных санкций выше 5 тыс. руб. (и более того, по ч. 2, 3 ст. 12.7, ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ – 30 тыс. руб.), на сегодняшний день нет [3].Данная проблема возникает, в частности, и

по привлечению по ст. 20.25 КоАП РФ тех лиц, в отношении которых действуют ограничения применения отдельных видов административ-ных наказаний – ареста, обязательных работ. К ним в соответствии с ч. 1 ст. 3.9 КоАП РФ относятся беременные женщины, женщины, имеющие детей в возрасте до четырнадцати лет, лица, не достигшие возраста восемнадца-ти лет, инвалиды I и II групп, военнослужащие, граждане, призванные на военные сборы, а также имеющие специальные звания сотруд-ники органов внутренних дел, органов и уч-реждений уголовно-исполнительной системы, Государственной противопожарной службы и таможенных органов.Кроме того, административный арест, пред-

усмотренный ч. 1 ст. 20.25 КоАП РФ, не может применяться к лицу, которое не уплатило ад-министративный штраф за совершение ад-министративного правонарушения, предусмо-тренного гл. 12 КоАП РФ и зафиксированного с применением работающих в автоматическом режиме специальных технических средств, имеющих функции фото- и киносъемки, видео-записи, или средств фото- и киносъемки, видео-записи.

182ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Таким образом, к данным лицам возможно применение лишь двукратного размера сум-мы неуплаченного административного штра-фа (за неуплату штрафа по ч. 2, 3 ст. 12.7, ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ данная сумма будет составлять 60 тысяч рублей).Федеральным законом от 14 октября 2014 г.

№ 307-ФЗ внесено дополнение в ч. 2 ст. 2.5 КоАП РФ, расширяющее порядок привлече-ния военнослужащих, граждан, призванных на военные сборы, а также имеющих специаль-ные звания сотрудников органов внутренних дел, органов и учреждений уголовно-испол-нительной системы, Государственной проти-вопожарной службы и таможенных органов к административной ответственности на общих основаниях по ч.1 ст. 20.25 КоАП РФ.При этом привлечение к административной

ответственности по ст. 20.25 КоАП РФ сержан-тов, старшин, солдат и матросов, проходящих военную службу по призыву, а также курсантов военных профессиональных образовательных организаций и военных образовательных ор-ганизаций высшего образования до заключе-ния с ними контракта о прохождении военной службы невозможно, т.к. к ним не применимы ни штраф, ни арест, ни обязательные работы. Получается, что правонарушение есть, но на-казания, предусмотренные санкцией данной статьи, применить нельзя.На наш взгляд, позиция законодателя в уже-

сточении наказаний за административные пра-вонарушения в области дорожного движения видится в ожидании достижения целей част-ной превенции: опыт пережитого администра-тивного наказания удержит лицо, привлечен-ное к административной ответственности, от совершения нового правонарушения. Но сто-ит напомнить, что эффективность наказания больше зависит не от его строгости, а от его неотвратимости. Бесспорно, более опасные деяния должны

наказываться более строго, и наоборот, на-казание за менее опасные правонарушения должно быть менее строгим. Однако введение законодателем достаточно высоких и недиф-ференцированных по размеру штрафов ставит субъекты административной юрисдикции в по-ложение, не позволяющее им учитывать при определении размеров штрафа ни характер совершенного правонарушения, ни личность виновного, ни его имущественное положение, [4, с. 28–48].Возникает убежденность, что обеспечение

исполнения назначенных наказаний за право-нарушения в области дорожного движения во многом зависит от адекватности наказания.Проведенный анализ правоприменительной

деятельности показывает, что в тех случаях, когда нецелесообразно назначать штраф (осо-

бенно если размер административного штра-фа соответствует штрафам, назначаемым за отдельные виды уголовных наказаний), необ-ходимо назначить иной вид административ-ного наказания и тем самым достигнуть цели его назначения – предупреждения совершения новых правонарушений как самими правонару-шителями, так и другими лицами.Реализация указанной цели в аспекте об-

щей и частной превенции обеспечивается по-средством неотвратимости наказания и за счет введения таких мер юридической ответствен-ности, которые, будучи соразмерными и спра-ведливыми, позволяют в конкретных обстоя-тельствах стимулировать участников правовых отношений к правомерному поведению.Однако в последнее время взятый законода-

телем курс на увеличение размеров администра-тивных санкций не согласуется с общеправовы-ми принципами гуманизма, справедливости и индивидуализации ответственности.С учетом изложенного для обеспечения ис-

полнения административных наказаний по правонарушениям в области дорожного дви-жения было бы целесообразным внести из-менения в ст. 20.25 КоАП РФ, дополнив ее частью 11 следующего содержания: «Уклоне-ние от исполнения иного административного наказания, назначенного за нарушение поряд-ка пользования специальным правом, предо-ставленным физическому лицу, – влечет адми-нистративный арест на срок до тридцати суток либо лишение специального права на срок до двух лет».Данная норма согласуется с ч. 1 ст. 3.8 КоАП

РФ, которая в 2013 г. дополнена содержанием следующего характера: «Лишение физическо-го лица ранее предоставленного ему специ-ального права устанавливается также за укло-нение от исполнения иного административного наказания, назначенного за нарушение поряд-ка пользования этим правом, в случаях, пред-усмотренных статьями Особенной части насто-ящего Кодекса».В ч. 1 ст. 3.9 КоАП РФ также необходимо вне-

сти изменения: после слов «или правового ре-жима контртеррористической операции» доба-вить слова «за уклонение от исполнения иного административного наказания, назначенного за нарушение порядка пользования специаль-ным правом либо... до тридцати суток».Резюмируя, отметим, что Конституционный

Суд РФ определил, что административная ответственность по ч. 1 ст. 20.25 КоАП РФ не является мерой принудительного исполнения судебного акта и актов органов должностных лиц, т.к. призвана стимулировать правонару-шителей к добровольной уплате штрафа – без использования механизма принудитель-ного исполнения постановлений по делам

183


об административных правонарушениях [5, с. 797–801]. На деле же получается иначе, по-этому, на наш взгляд, введение данной нормы будет способствовать обеспечению принципа неотвратимости наказания, в частности обе-спечению исполнения постановлений по делам об административных правонарушениях в об-ласти дорожного движения. Еще одной причиной ДТП является управле-

ние транспортными средствами водителями в состоянии алкогольного опьянения [6, с. 283–287]. Для борьбы с пьянством за рулем, на наш взгляд, необходимо продолжить практику про-ведения масштабных рейдов по выявлению водителей, управляющих транспортными сред-ствами в состоянии алкогольного опьянения. В целях повышения эффективности таких рей-дов необходимо проводить освидетельствова-ние на состояние алкогольного опьянения всех водителей транспортных средств, остановлен-ных инспекторами ДПС ГИБДД, а не только тех водителей, у которых наблюдаются внешние признаки алкогольного опьянения. Для этого необходимо внести дополнение в приказ МВД России от 2 марта 2009 г. № 185 «Об утвержде-нии Административного регламента Министер-ства внутренних дел Российской Федерации

исполнения государственной функции по кон-тролю и надзору за соблюдением участниками дорожного движения требований в области обеспечения безопасности дорожного движе-ния», дополнив его п. 129.1 следующего содер-жания: «При проведении масштабных рейдов по выявлению водителей, управляющих транс-портными средствами в состоянии алкогольно-го опьянения, проводить освидетельствование всех водителей остановленных транспортных средств, в том числе при отсутствии у них при-знаков, перечисленных в п. 129 настоящего Административного регламента». Также мы поддерживаем обсуждаемое в обществе и Го-сударственной Думе РФ законодательное уже-сточение мер наказания для подобной катего-рии правонарушителей [7].Таким образом, когда мы говорим о повыше-

нии безопасности дорожного движения, речь прежде всего идет о сохранении жизни, здоро-вья тысяч граждан нашей страны, а это важней-шее направление государственной политики. Уровень безопасности дорожного движения напрямую влияет на устойчивость социально-экономического развития, на эффективную работу всей транспортной инфраструктуры России.

1. URL: http:www.kremlin.ru/events/president/news/51506

2. Сорокин В.Д. Парадоксы Кодекса Россий-ской Федерации об административных пра-вонарушениях // Административное право и процесс. 2014. № 3.

3. Обобщение судебной практики по адми-нистративным делам. URL: http://supcourt.ru

4. Куракин А.В. Компетенция полиции в сфере реализации законодательства об ад-министративных правонарушениях // NB: Ад-министративное право и практика админи-стрирования. 2013. № 4.

5. Трунов И.Л. Проблемы безопасности до-рожного движения // Административное и му-ниципальное право. 2013. № 8.

6. Подгайный А.М., Шиенкова А.С. Отдель-ные вопросы освидетельствования водите-лей транспортных средств на состояние алкогольного опьянения // Общество и право. 2015. № 2(52).

7. Голиусов Ю.В. Государственная транс-портная политика как фактор национальной безопасности России: дис. ... д-ра полит. наук. М., 2010.

1. URL: http:www.kremlin.ru/events/president/news/51506

2. Sorokin V.D. Paradoxes of the Russian Federation Code of Administrative Offences // Administrative law and process. 2014. № 3.

3. Compilations of court decisions on administrative affairs. URL: http://supcourt.ru

4. Kurakin A.V. The competence of the police in the implementation of legislation on administrative offenses // NB: Administrative law and practice administration. 2013. № 4.

5. Trunov I.L. Road safety problems // Administrative and municipal law. 2013. № 8.

6. Podgainyi A.M., Shienkova A.S. Selected issues of examination of drivers of vehicles for alcoholic intoxication // Society and law. 2015. № 2(52).

7. Goliusov Yu.V. State transport policy as a factor of national security of Russia: diss. ... Dr of Political Sciences. Moscow, 2010.

184ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


Кушхов Хажмурат Лионович ассистент кафедры теории и истории государства и права Института права, экономики и финансов Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова(тел.: +79380777760)

О проблемах формирования единообразной правоприменительной практики при квалификации административных правонарушений в области миссионерской деятельностиВ статье анализируются погрешности законодательной техники, имевшие место при описа-

нии содержания и порядка осуществления миссионерской деятельности. Выделяются проблемы, которые могут возникать при квалификации административных правонарушений в области осу-ществления миссионерской деятельности в период формирования правоприменительной прак-тики по анализируемым административным деликтам. Ключевые слова: миссионерская деятельность, административная ответственность, админи-

стративное правонарушение, состав административного правонарушения, квалификация адми-нистративного правонарушения.

H.L. Kushkhov, Assistant of the Chair of Theory and History of State and Law of the Institute of Law, Economy and Finance of the Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov; tel.: +79380777760.

About problems of formation of uniform law-enforcement practice at qualifi cation of administrative offenses in the area of missionary activity

In the article the errors of legislative equipment taking place at the description of contents and a procedure of missionary activity are analyzed. Problems which can take place at qualifi cation of administrative offenses in the fi eld of implementation of missionary activity during formation of law-enforcement practice on the analyzed administrative delicts are allocated.

Key words: missionary activity, administrative responsibility, administrative offense, structure of an administrative offense, qualifi cation of an administrative offense.

Федеральным законом от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон ‘‘О противо-

действии терроризму’’ и отдельные законо-дательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер про-тиводействия терроризму и обеспечения об-щественной безопасности» [1] были, в частно-сти, внесены изменения в Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» [2], ко-торый был дополнен гл. III.1 «Миссионерская деятельность», регламентирующей понятие, содержание и порядок осуществления миссио-нерской деятельности, также внесены измене-ния в ст. 5.26 КоАП РФ [3], которая дополнена ч. 3–5, устанавливающими административную ответственность за незаконное осуществление миссионерской деятельности.

Исходя из того, какие споры в обществе и даже противодействие вызвал пакет антитер-рористических поправок [4; 5], в числе которых были, в частности, законодательное закрепле-ние содержания миссионерской деятельности и порядка ее осуществления, установление административной ответственности за ее неза-конное осуществление, можно предположить наличие существенных сложностей, с которы-ми будет осуществляться правоприменитель-ная практика по таким административным правонарушениям, по меньшей мере на перво-начальном этапе.Для лучшего понимания обозначенных нами

сложностей правоприменительной практи-ки рассмотрения дел об административных правонарушениях в области осуществления миссионерской деятельности обратим внима-ние на результаты исследования профессора

185


В.В. Денисенко, выявившего взаимосвязь меж-ду правопониманием и правоприменением, а также аргументированно доказавшего, что «от-ношение к содержанию КоАП РФ не может быть однозначным не только ввиду погрешностей юридической техники, но, главным образом, в силу дискуссионности ряда его концептуальных положений» [6, с. 32]. Им же были сформули-рованы предложения по преодолению проблем, возникающих при реализации административ-ной ответственности по составам администра-тивных правонарушений, предусмотренных ста-тьями, имеющими бланкетный способ описания [7, с. 11–17], который характерен и для анализи-руемых нами ч. 3–5 ст. 5.26 КоАП РФ.В свою очередь для реализации администра-

тивной ответственности правоприменителю «требуется квалификация административного правонарушения, т.е. установление, обоснова-ние и юридическое закрепление точного соот-ветствия между признаками совершенного де-яния и признаками состава административного правонарушения, предусмотренного конкрет-ной административно-правовой нормой Осо-бенной части КоАП РФ или закона субъекта Российской Федерации об административных правонарушениях» [8, с. 4]. Таким образом, для того, чтобы каждый и

любой правоприменитель мог квалифициро-вать то или иное деяние, осуществляемое в рамках миссионерской деятельности, как административное правонарушение, пред-усмотренное соответствующей частью ст. 5.26 КоАП РФ, каждый и любой правопри-менитель должен одинаково понимать как само содержание миссионерской деятель-ности, так и те запреты, нарушение кото-рых и выступает нормативным основанием административной ответственности, а также круг лиц, подпадающих под определения субъекта данного административного право-нарушения. Вполне очевидно, что при бланкетном

способе изложения нормы, закрепляющей состав административного правонаруше-ния, гораздо сложнее достичь единообразия правоприменительной практики по ней. И уже самый первый случай попытки при-

менения в России норм об административ-ной ответственности за административное правонарушение в области осуществления миссионерской деятельности, получивший широкую огласку, подтвердил наличие се-рьезных проблем, которые будут сопрово-ждать процесс формирования единообраз-ной правоприменительной практики при

квалификации административных правона-рушений в области миссионерской деятель-ности. Пакет антитеррористических поправок всту-

пил в силу 20 июня 2016 г., а уже 27 июля 2016 г. житель Черкесска Рашид Зитляужев обратил-ся в республиканское МВД с просьбой при-влечь к административной ответственности распространителя кришнаитской литературы. Сотрудники Центра противодействия экстре-мизму МВД Карачаево-Черкесской Республики сочли распространение религиозной литературы миссионерством и составили в отношении Ва-дима Сибирева протокол об административном правонарушении, предусмотренном ч. 4 ст. 5.26 КоАП РФ, хотя сам распространитель «не имеет никакого отношения к какой-либо определенной религиозной организации» [9]. Данную инфор-мацию распространили десятки информацион-ных агентств [10; 11; 12]. Позднее на сайте На-циональной Службы Новостей сообщалось, что рассмотрение дела, назначеное на 4 августа, трижды откладывалось, возможно, в силу того, что, по словам члена Общества сознания Криш-ны в Черкесске Мурата Хутова, «произошедший в Черкесске случай – первый, и ни обвинение, ни защита не знают, как себя вести» [13]. Данная тема вновь появилась на первых полосах СМИ 15 августа 2016 г., когда было сообщено «о пре-кращении судом в Черкесске дела о миссионер-стве по пакету ‘‘Яровой’’» [14; 15; 16].Из размещенного в Интернете постановле-

ния суда следует, что 15 августа 2016 г. мировой судья судебного участка № 3 судебного района г. Черкесска КЧР Б.О. Джанкезов вынес поста-новление о прекращении производства по делу об административном правонарушении, пред-усмотренном ч. 4 ст. 5.26 КоАП РФ, в отношении В.Ю. Сибирева на основании п. 2 ч. 1 ст. 24.5 КоАП РФ – в связи с отсутствием состава адми-нистративного правонарушения [17]. Изучение размещенного адвокатским каби-

нетом И.В. Загребиной в Интернете первого решения суда «по закону Яровой» [18] позво-ляет понять и оценить правопонимание со-трудника полиции, составившего протокол об административном правонарушении по ч. 4 ст. 5.26 КоАП РФ, предусматривающей адми-нистративную ответственность за незаконную миссионерскую деятельность, и мирового су-дьи, не усмотревшего в этих действиях состава административного правонарушения. Из объяснений сотрудника полиции следует,

что причиной протокола составления об ад-министративном правонарушении послужили действия В.Ю. Сибирева по распространению

186ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


религиозной литературы, т.к., по мнению поли-цейского, п. 2 ст. 24.1 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ (в редакции от 6 июля 2016 г.) «О свободе совести и о рели-гиозных объединениях» установлен запрет на распространение религиозной литературы. Мировой судья усмотрел в этом неправиль-ное толкование сотрудником полиции закона. Кроме того, мировой судья обратил внимание на следующие обстоятельства. Во-первых, пе-речень мест, где запрещено осуществление миссионерской деятельности, определен п. 3 ст. 24.1 Федерального закона от 26 сентя-бря 1997 г. № 125-ФЗ (в редакции от 6 июля 2016 г.) «О свободе совести и о религиозных объединениях», и, во-вторых, нормой не уста-новлен запрет на проведение миссионерской деятельности в публичных местах. В-третьих, расширительное толкование мест, где запре-щена миссионерская деятельность, напрямую противоречит ст. 28 Конституции РФ [19] и п. 3 ст. 2 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях», т.к. «ничто в законодательстве о свободе совести, свободе вероисповеда-ния и о религиозных объединениях не долж-но истолковываться в смысле умаления или ущемления прав человека и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания, гарантированных Конституцией Российской Федерации или вытекающих из международ-ных договоров Российской Федерации» [2]. В-четвертых, В.Ю. Сибирев, распространяя религиозную литературу, реализовывал свое личное право на распространение своих ре-лигиозных взглядов, а не действовал от имени религиозного объединения и не реализовывал право религиозного объединения на распро-странение своего вероучения. Таким образом, в его действиях нет совокупности признаков миссионерской деятельности. А если он не

осуществлял миссионерской деятельности, то и не может быть субъектом административ-ного правонарушения, предусмотренного ч. 4 ст. 5.26 КоАП РФ. Таким образом, решение ми-рового судьи о прекращении производства по делу об административном правонарушении, предусмотренном ч. 4 ст. 5.26 КоАП РФ, в отно-шении В.Ю. Сибирева верно.Проведенное исследование, включая ана-

лиз материалов первого в России дела об административном правонарушении в сфере осуществления миссионерской деятельности, позволяет сделать следующие выводы.На первоначальном этапе формирования

правоприменительной практики по делам об административных правонарушениях в обла-сти осуществления миссионерской деятельно-сти неизбежно значительное число ошибок при квалификации указанных деяний как на стадии составления протокола об административном правонарушении, так и при рассмотрении дел об административных правонарушениях, что обусловлено, с одной стороны, недостаточно точной регламентацией законодателями со-держания и порядка осуществления миссио-нерской деятельности, с другой – различным толкованием норм лицами, уполномоченными на осуществление административно-юрисдик-ционной деятельности, и судьями, рассматри-вающими дела данной категории. С целью формирования единообразной право-

применительной практики по делам об админи-стративных правонарушениях в области осущест-вления миссионерской деятельности требуется разъяснение Пленума Верховного Суда РФ о по-рядке применения норм об административной от-ветственности по делам об административных правонарушениях в области осуществления мис-сионерской деятельности, а также регулярное опубликование обзоров судебной практики по де-лам данной категории.

1. О внесении изменений в Федераль-ный закон «О противодействии террориз-му» и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установ-ления дополнительных мер противодей-ствия терроризму и обеспечения обще-ственной безопасности: федер. закон от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ // Рос. газ. 2016. 8 июля. Федер. вып. 7017(149).

2. О свободе совести и о религиозных объ-единениях: федер. закон от 26 сент. 1997 г. № 125-ФЗ (ред. от 6 июля 2016 г.) //

1. About amendment of the Federal law «About counteraction to terrorism» and separate acts of the Russian Federation regarding establishment of additional measures of counteraction to terrorism and ensuring public safety: fed. law d.d. July 6, 2016 № 374-FL // Rus. newsp. 2016. July 8. Fed. iss. 7017(149).

2. About liberty of conscience and about religious associations: fed. law d.d. Sept. 26, 1997 № 125-FL (as amended on July 6, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 1997.№ 39. Art. 4465.

187


Собр. законодательства РФ. 1997. № 39. Ст. 4465.

3. Кодекс Российской Федерации об адми-нистративных правонарушениях от 30 дек. 2001 г. № 195-ФЗ (ред. от 6 июля 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. 2002. № 1, ч. 1. Ст. 1.

4. Горбатов А. Тотальный контроль дает обратный эффект. URL: http://ruskline.ru/news_rl/2016/07/06/totalnyj_kontrol_daet_obratnyj_effekt

5. Преображенская Е. Голосование про-тив закона Яровой закончилось. URL: http://politros.com/politic/13580

6. Денисенко В.В. Некоторые проблемы правопонимания и правоприменения Кодек-са Российской Федерации об администра-тивных правонарушениях // Администра-тивное право и процесс. 2007. № 5.

7. Денисенко В.В. Некоторые пробле-мы реализации административной от-ветственности и их преодоление // Ак-туальные проблемы правопонимания и правоприменения: материалы II региональ-ной науч.-практ. конф. Волжский, 2008.

8. Денисенко В.В. Административная ответственность за нарушения законо-дательства о выборах и референдумах (Извлечение из методического пособия для сотрудников милиции по предотвра-щению нарушений правил ведения предвы-борной агитации и проявления экстремиз-ма участниками избирательного процесса (административно-правовой аспект)) // Избирательная комиссия Ростовской обла-сти. Ростов н/Д, 2011.

9. Кантер М. Заведено первое дело по «закону Яровой» // Актуальные ком-ментарии. URL: http://actualcomment.ru/zavedeno-pe rvoe-de lo -de lo -po -zakonu-yarovoy-1608112005.html

10. Мухаметшина Е. Кришнаит попал под закон Яровой. URL: http://vedomosti.newspaperdirect.com/epaper/viewer.aspx

11. В Черкесске на кришнаита завели пер-вое дело по «пакету Яровой». URL: https://lenta.ru/news/2016/08/11/yarovoy

12. В России завели первое дело по «за-кону Яровой». URL: https://snob.ru/selected/entry/112194

13. Первое дело по «пакету Яровой». Кришнаиты надеются на скорую отмену за-кона. URL: http://nsn.fm/society/pervoe-delo-

3. The Code of the Russian Federation about administrative offenses d.d. Dec. 30, 2001 № 195-FL (as amended on July 6, 2016) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2002. № 1, pt. 1. Art. 1.

4. Gorbatov A. Total control gives a boomerang effect. URL: http://ruskline.ru/news_rl/2016/07/06/totalnyj_kontrol_daet_obratnyj_effekt

5. Preobrazhenskaya E. Vote against the Yarovaya law ended. URL: http://politros.com/politic/13580.

6. Denisenko V.V. Some problems of legal consciousness and law enforcement of the Code of the Russian Federation about administrative offenses // Administrative law and process. 2007. № 5.

7. Denisenko V.V. Some problems of realization of administrative responsibility and their overcoming // Actual problems of legal consciousness and law enforcement: proc. of the II regional sci. and pract. conf. Volzhsky, 2008.

8. Denisenko V.V. Administrative responsibility for violations of the legislation on elections and referenda (Extraction from a methodical grant for police officers on prevention of violations of the rules of conducting election propaganda and manifestation of extremism by participants of electoral process (administrative and legal aspect)) // Electoral commission of the Rostov region. Rostov-on-Don, 2011.

9. Kanter M. The first case on «Yarovaya law» is initiated // Actual comments. URL: http://actualcomment.ru/zavedeno-pervoe-delo-delo-po-zakonu-yarovoy-1608112005.html

10. Mukhametshina E. The Krishnaite got under the Yarovaya law. URL: http://vedomosti.newspaperdirect.com/epaper/viewer.aspx

11. In Cherkessk on the Krishnaite initiated the first case on «Yarovaya package». URL: https://lenta.ru/news/2016/08/11/yarovoy

12. In Russia initiated the first case on «Yarovaya law». URL: https://snob.ru/selected/entry/112194.

13. The first case on «Yarovaya package». Krishnaites hope for fast cancellation of the law. URL: http://nsn.fm/society/pervoe-delo-po-paketu-yarovoy-krishnaity-nadeyutsya-na-skoruyu-otmenu-zakona.php

14. The court in Cherkessk stopped case of missionary work on «Yarovaya package». URL:

188ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


po-paketu-yarovoy-krishnaity-nadeyutsya-na-skoruyu-otmenu-zakona.php

14. Суд в Черкесске прекратил дело о миссионерстве по «пакету Яровой». URL: http://news.sputnik.ru/proisshestviya/99ef6e157d5749d1cd8955d4e110da5636dd24ed

15. URL: https://ovdinfo.org/express-news/2016/08/15/sud-v-cherkesske-prekratil-delo-o-missionerstve-po-paketu-yarovoy

16. Кришнаит избежал наказания за на-рушение закона из «Пакета Яровой». URL: http://в-деталях.рф/кришнаит-избежал-на-казания-за-наруше/694850

17. Постановление по делу об админи-стративном правонарушении от 15 авг. 2016 г. в отношении Сибирева В.Ю. URL: http://media.wix.com/ugd/64f58a_7d4276240dfc430ead36ea63f398e723.pd

18. Сайт адвокатского кабинета Загре-биной И.В. URL: http://www.zagrebina.ru

19. Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12 дек. 1993 г. (с учетом поправок, внесенных Зако-нами РФ о поправках к Конституции РФ от 30 дек. 2008 г. № 6-ФКЗ, от 30 дек. 2008 г. № 7-ФКЗ, от 5. февр. 2014 г. № 2-ФКЗ, от 21 июля 2014 г. № 11-ФКЗ) // Собр. законо-дательства РФ. 2014. № 31. Ст. 4398.

http://news.sputnik.ru/proisshestviya/99ef6e157d5749d1cd8955d4e110da5636dd24ed

15. URL: https://ovdinfo.org/express-news/ 2016/08/15/sud-v-cherkesske-prekratil-delo-o-missionerstve-po-paketu-yarovoy

16. The Krishnaite avoided punishment for violation of the law from «Yarovaya Package». URL: http://in-details.rf/krishnaite-avoided-punishment -for-viol/694850

17. The resolution on the case of an administrative offense d.d. Aug. 15, 2016 concerning Sibirev V.Yu. URL: http://media.wix.com/ugd/64f58a_7d4276240dfc430ead36ea63f398e723.pd

18. Website of a lawyer office of Zagrebina I.V. URL: http://www.zagrebina.ru

19. The Сonstitution of the Russian Federation: accepted by national vote d.d. Dec. 12, 1993 (taking into account the amendments made by laws of the Russian Federation about amendments to the Constitution of the Russian Federation d.d. Dec. 30, 2008 № 6-FCL, d.d. Dec. 30, 2008 № 7-FCL, d.d. Febr. 5, 2014 № 2-FCL, d.d. July 21, 2014 № 11-FCL) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2014. № 31. Art. 4398.

189

ФИНАНСОВОЕ ПРАВО

Бочкарева Екатерина Александровна доктор юридических наук, доцент,

заведующая кафедрой административного и финансового праваСеверо-Кавказского филиала

Российского государственного университета правосудия (e-mail: fi [email protected])

Вороненко Елена Валентиновна старший преподаватель кафедры административного и финансового права

Северо-Кавказского филиала Российского государственного университета правосудия


Аудит финансовой деятельности образовательных учреждений как мера борьбы с коррупцией

В статье рассматриваются причины и условия коррупционных проявлений в финансовой дея-тельности образовательных учреждений. Обосновывается возможность использования аудитор-ских проверок в качестве способа предотвращения нарушений распределения и расходования финансовых средств. Ключевые слова: образовательное учреждение, борьба с коррупцией, аудит, аудиторская

проверка, финансовый контроль.

E.A. Bochkareva, Doctor of Law, Assistant Professor, Head of the Chair of Administrative and Financial Law of the North Caucasus branch of the Russian State University of Justice; e-mail: fi [email protected];

E.V. Voronenko, Senior Lecturer of the Chair of Administrative and Financial Law of the North Caucasus branch of the Russian State University of Justice; e-mail: [email protected]

Audit of educational institutions fi nancial activities as a measure to prevent corruptionThe authors of the article are exploring causes and conditions of corruption in educational institutions

fi nancial activities. The authors justify possibility of use audits to prevent violations in distribution and spending of budgetary funds.

Key words: educational institutions, fi ght against corruption, audit, audit work, fi nacial control.

Общеизвестно, что масштабы корруп-ции наиболее значимы именно в тех сферах, где происходит распределе-

ние и перераспределение бюджетных средств. Также известно, что образовательная деятель-ность финансируется за счет бюджетов, при-чем разных уровней, в зависимости от того, что это за деятельность. Следовательно, в орбиту коррупционных проявлений в той или иной сте-пени вовлечены образовательные организа-ции всех уровней: и университеты, и средние специальные образовательные учреждения, и школы, и детские дошкольные учреждения. Факторы, провоцирующие финансовую кор-

рупцию в образовании (назовем ее так, чтобы отграничить предмет исследования от бытовой коррупции и иных коррупционных проявлений в образовательной сфере – взяток при посту-плении, конфликтов интересов, фаворитизма и т.д.), весьма многообразны. Это и развитие

инновационных программ, сопряженное с вы-делением на конкурсной основе бюджетных средств (в случаях, когда конкурс имеет исклю-чительно формальный характер), и издание учебной литературы (в издательствах, аффи-лированных с должностными лицами образо-вательных учреждений), и получение вузов-ских грантов, и размещение госзаказов. Еще одним, относительно «свежим» факто-

ром формирования коррупционного риска ста-ло нормативно-подушевое финансирование [1, с. 50–59], переход к которому в сфере высшего и среднего специального образования начал-ся с принятием Указа Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 599 «О мерах по реализации государ-ственной политики в области образования и науки» [2], а на иных уровнях – еще раньше [3].Не вдаваясь в вопросы целесообразности

введения нового подхода к определению уров-ня затрат (эти вопросы, на наш взгляд, требу-

190ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


ют самостоятельного и вдумчивого изучения), отметим, что на практике введенный порядок спровоцировал волну нарушений в виде ис-кусственного увеличения численности обуча-ющихся. Появились целые «школы-призраки», а «мертвые души» были обнаружены в интер-натах и детских садах [4].Все сказанное актуализирует вопросы со-

вершенствования мер борьбы с коррупцион-ными проявлениями, в том числе тех, которые направлены на предотвращение нарушений в сфере распределения и расходования дефи-цитных бюджетных ресурсов, но ранее в деле борьбы с коррупцией в образовании широко не применялись. Речь идет об аудите финансовой деятельности образовательных учреждений.Аудит рассматривается нами как вид неза-

висимого непубличного финансового контроля, широко используемый в мировой практике для обеспечения достоверности финансовой (бух-галтерской) отчетности проверяемого лица. Для объективности отметим, что существуют и иные точки зрения относительно понятия и объема содержания рассматриваемой кате-гории. Так, по мнению Е.В. Рябовой, аудит и контроль не тождественны друг другу, целью аудиторской проверки является сбор инфор-мации, ее анализ, формирование выводов и рекомендаций в интересах третьих лиц. При этом «...финансовый контроль представляет собой сбор информации и анализ на предмет соответствия законодательству» [5, с. 13–16]. Правовая основа осуществления аудита в

Российской Федерации в настоящее время сформирована и включает в себя Федераль-ный закон от 30 декабря 2008 г. № 307-ФЗ «Об аудиторской деятельности», постановление Правительства РФ от 11 июня 2015 г. № 576 «Об утверждении Положения о признании международных стандартов аудита подлежа-щими применению на территории Российской Федерации», Федеральные правила (стандар-ты) аудиторской деятельности, утвержденные Правительством РФ, Федеральные стандар-ты аудиторской деятельности, утвержденные Минфином России, Кодекс профессиональной этики аудиторов и ряд других актов.Отечественные и зарубежные специали-

сты, рассматривая вопросы противодействия коррупции, определяют аудит, во-первых, как средство борьбы с коррупцией [6, с. 44–52], во-вторых – как инструмент противодействия коррупции [7, с. 10–22].Многообразно не только доктринальное, но

и нормативное дефинирование аудита в его взаимосвязи с антикоррупционной политикой.

Так, для обозначения данного относительно самостоятельного направления антикорруп-ционной деятельности в отдельных норма-тивных правовых актах стали использовать-ся термины «антикоррупционный аудит» [8], «аудит антикоррупционной политики» [9], «аудит результатов реализации антикорруп-ционной политики» [10].На практике более широко известен аудит

образовательных учреждений, проводимый с целью установления соответствия образова-тельной деятельности существующим образо-вательным стандартам и требованиям.На наш взгляд, речь может идти об аудите

образовательных учреждений как независимой оценке их финансовой деятельности с целью предотвращения и выявления коррупционных проявлений. Следует отметить, что за рубежом внешний

аудит является весьма эффективным меха-низмом борьбы с коррупцией и существенно снижает потенциальные коррупционные риски в сфере финансирования образования. Так, в Англии аудит является обязательным и прово-дится на регулярной основе на уровне школь-ных образовательных учреждений [11, с. 266].Российское законодательство об аудитор-

ской деятельности предусматривает значи-тельный перечень оснований для проведения обязательной аудиторской проверки. Отметим, что в соответствии с информацией Минфина России перечень случаев проведения обяза-тельного аудита бухгалтерской (финансовой) отчетности за 2015 г. (согласно законодатель-ству Российской Федерации) включает в себя 60 таких случаев [12].Обязательность аудита может быть обуслов-

лена определенной организационно-правовой формой субъекта проверки (обязательным бу-дет аудит для открытых акционерных обществ, государственных компаний, госкорпораций), осуществлением определенного вида деятель-ности (например, кредитной, страховой, бро-керской, дилерской, по проведению азартных игр и др.), соответствием собственных финан-совых показателей установленным в законе параметрам (подп. 4 п. 1 ст. 5 Федерального закона «Об аудиторской деятельности» [13]). Кроме того, обязательной является аудитор-ская проверка для Центрального банка России, Агентства по страхованию вкладов, Внешэко-номбанка, Российского научного фонда и ряда других субъектов. В целом, плюсы обязательного аудита сво-

дятся к тому, что с информацией о достовер-ности бухгалтерской (финансовой) отчетности

191


может ознакомиться неограниченный круг участников разнообразных общественных от-ношений. При этом наличие такой информа-ции повышает статус самого проверяемого, свидетельствует о его надежности, финансо-вой устойчивости, соблюдении им в своей де-ятельности принципа законности.Недостатком обязательного аудита, име-

ющим объективный характер, является плат-ность услуг по проведению аудиторской проверки. Иными словами, в случае потреб-ности проведения независимой оценки и под-тверждения финансовой добросовестности образовательная организация должна само-стоятельно нести расходы по оплате услуг аудитора. Такой подход в условиях крепну-щей тенденции секвестирования бюджетных расходов сокращает возможность массового использования аудита как меры борьбы с кор-рупцией в образовательной среде. Однако, на наш взгляд, не исключает такую возможность полностью.Аудит финансовой деятельности, проводи-

мый инициативно, в добровольном порядке, может стать весомым конкурентным преиму-ществом на рынке соответствующих услуг и

в первую очередь – для негосударственных образовательных организаций. Для органи-заций, финансируемых из бюджета, наличие у заинтересованных субъектов (например, органов родительского самоуправления, про-фсоюзных органов и др.) права иницииро-вать проведение аудиторской проверки может стать действенной профилактической мерой предупреждения злоупотреблений со стороны управленческих структур. Правовая форма реализации изложен-

ной инициативы представляется нам в виде установления в качестве основания для при-остановления лицензии образовательной организации уклонения ее учредителей от проведения, а равно воспрепятствования про-ведению инициативного независимого аудита финансовой деятельности. Полагаем, что в случае реализации данного

предложения должна повыситься надежность системы мер противодействия коррупции в образовательных учреждениях, а принятие решений по управлению их деятельностью со стороны публично-правовых образований, уч-редителей и органов управления станет более взвешенным и ответственным.

1. Марова О. Нормативно-подушевое фи-нансирование образовательных учреждений // Учреждения образования: бухгалтерский учет и налогообложение. 2014. № 7.

2. О мерах по реализации государствен-ной политики в области образования и науки: указ Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 599 // Собр. законодательства РФ. 2012. № 19. Ст. 2336.

3. О введении нормативного подушевого финансирования дошкольных образователь-ных учреждений: письмо Минобрнауки РФ от 1 дек. 2008 г. № 03-2782. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

4. Сайт «Кубань 24». URL: http://kuban24.tv/item/v-krasnodare-zaveduyuschuyu-detsadom-budut-sudit-za-mertvyie-dushi-137690 (дата об-ращения: 25.06.2016).

5. Рябова Е.В. Государственный аудит: возможность закрепления данного понятия в российском законодательстве // Юрид. мир. 2013. № 2.

6. Манохина И.Н., Манохин Р.В. Эконо-мико-правовые аспекты применения ауди-торского финансового контроля в борьбе с коррупцией // Вестн. Тамбов. ун-та. 2013. № 1(117).

1. Marova A. Normative per capita fi nancing of educational institutions // Educational institutions: accounting and taxation. 2014. № 7.

2. On measures for the implementation of state policy in the fi eld of education and science: decree of the President of the Russian Federation d.d. May 7, 2012 № 599 // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2012. № 19. Art. 2336.

3. On the introduction of normative per capita funding of preschool educational institutions: letter of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation d.d. Dec. 1, 2008 № 03-2782. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

4. «Kuban 24» Site. URL: http://kuban24.tv/item/v-krasnodare-zaveduyuschuyu-detsadom-budut-sudit-za-mertvyie-dushi-137690 (date of access: 25.06.2016).

5. Ryabova E.V. State audit: the opportunity to consolidate this concept in the Russian legislation // Legal world. 2013. № 2.

6. Manohina I.N., Manohin R.V. Economic and legal aspects of the audit of fi nancial control in the fi ght against corruption // Bull. of Tambov. university. 2013. № 1(117).

7. Chkhutiashvili L.V. Performance audit as a tool for combating corruption in the Russian Federation // Finance and management. 2014. № 3.

192ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


7. Чхутиашвили Л.В. Аудит эффективно-сти как инструмент противодействия кор-рупции в Российской Федерации // Финансы и управление. 2014. № 3.

8. О Стратегии антикоррупционной по-литики Республики Татарстан: указ Пре-зидента Республики Татарстан от 8 апр. 2005 г. № УП-127 // Ведомости Государствен-ного совета Татарстана. 2005. № 4, ч. II. Ст. 460.

9. О долгосрочной целевой программе му-ниципального образования «город Майкоп» по реализации антикоррупционной политики в муниципальном образовании «город Майкоп»: постановление главы муниципального обра-зования «город Майкоп» от 10 июля 2009 г. № 516 // Майкопские новости. 2009. 14 июля.

10. Об утверждении положения о постоян-ной Рабочей группе по вопросам реализации антикоррупционной политики и ее соста-ве: постановление главы администрации Спасского района Республики Татарстан от 20 сент. 2005 г. № 271. Доступ из справ. пра-вовой системы «КонсультантПлюс».

11. Терешкова В.В. Сравнительный анализ успешных практик противодействия корруп-ции в сфере школьного образования в зару-бежных странах // Актуальные проблемы эко-номики и права. 2005. № 1.

12. Перечень случаев проведения обяза-тельного аудита бухгалтерской (финан-совой) отчетности за 2015 год (согласно законодательству Российской Федерации): информация Минфина России. Доступ из справ. правовой системы «Консультант-Плюс».

13. Об аудиторской деятельности: федер. закон от 30 дек. 2008 г. № 307-ФЗ // Собр. за-конодательства РФ. 2009. № 1. Ст. 15.

8. Republic of Tatarstan anti-corruption policy strategy: decree of the President of the Republic of Tatarstan d.d. Apr. 8, 2005 № UP-127 // Bull. of the State Council of Tatarstan. 2005. № 4, pt. II. Art. 460.

9. On the long-term target program of the municipality «City of Maikop» on the implementation of anti-corruption policy in the municipality «City of Maikop»: resolution of the head of the municipal formation «City of Maikop» d.d. July 10, 2009 № 516 // Maikop news. 2009.July 14.

10. On approval of the provision of the permanent Working group on the implementation of anti-corruption policy and its composition: decree of head of Spassky district of the Republic of Tatarstan d.d. Sept. 20, 2005, № 271. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

11. Tereshkova V.V. Comparative analysis of successful practices in the fi eld of anti-corruption school education in foreign countries // Actual problems of economics and law. 2005. № 1.

12. List of cases of compulsory audit of accounting (fi nancial) statements for 2015 (according to Russian legislation): the Ministry of Finance of Russia Information. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

13. On auditing: fed. law d.d. Dec. 30, 2008 № 307-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2009. № 1. Art. 15.

193

ИНФОРМАЦИОННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

Сидоренко Элина Леонидовна доктор юридических наук, доцент,

профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики

Московского государственного института международных отношений (университета) МИД России


Криптовалюта как новый юридический феномен

В статье оцениваются криминологические риски оборота виртуальной валюты. Основное вни-мание уделяется ее правовой природе, поиску соответствий между статусом криптовалюты и статусами товара, коммодити, финансового инструмента и денежного суррогата. На основе сфор-мулированных выводов предлагается несколько стратегий совершенствования законодательства в сфере оборота виртуальной валюты.Ключевые слова: криптовалюта, виртуальная валюта, товар, коммодити, финансовый

инструмент, правовое регулирование, криминологические риски.

E.L. Sidorenko, Doctor of Law, Assistant Professor, Professor of the Chair of Criminal Law, Criminal Procedure and Criminalistics of the Moscow State Institute of International Relations (University) of the Russian Foreign Ministry; e-mail: [email protected]

Cryptocurrency as a new legal phenomenonThe article estimates the criminological risks of virtual currency traffi cking. It focuses on its legal

nature, fi nding correspondences between cryptocurrency status and status of the goods, a commodity, a fi nancial instrument and money substitutes. On the basis of the fi ndings offered several strategies for improving the legislation in the fi eld of virtual currency traffi cking.

Key words: cryptocurrency, virtual currency, goods, commodity, fi nancial instrument, legal regulation, criminological risks.

Активное развитие Интернета и расши-рение интеграционного пространства в сфере финансового регулирования

приводят к появлению новых финансовых продуктов и инструментов, основным пред-назначением которых является удовлетворе-ние возросших потребностей хозяйствующих субъектов в эффективном, безопасном и опе-ративном денежном обмене. Одним из таких инструментов является криптовалюта – децен-трализованная электронная валюта, создан-ная Сатоси Накамото в 2009 г. Отсутствие единого эмитента, возможность

осуществлять микроплатежи (допустимо дро-бление одной единицы до 1/108), режим рабо-ты 24/7, отсутствие посредников в виде кре-дитных организаций, низкая себестоимость трансакций и отсутствие юрисдикционных границ сделало эту криптовалюту привлека-тельным денежным инструментом. Только по приблизительным подсчетам, в 2016 г. по срав-нению с 2010 г. объем вычислительной мощно-сти наиболее популярной виртуальной валюты биткойн возрос в 100 трлн раз, а по сравнению с 2015 г. – в 10 раз. Только за последний год оборот криптобирж увеличился в 8,5 раза (с 48

до 415 млн долл.), число крупных биткойн-ком-паний – в 3,5 раза (с 14 до 59), а биткойн-автоматов – в 2 раза. Кроме того, существенно возросла стоимость биткойна (далее – ВТС): с 0,003 долл. США (начало продаж в апреле 2010 г.) до 607 долл. США в сентябре 2016 г. [1]. Как отметил в своем докладе разработчик

ВТС С. Накамото, традиционная интернет-ком-мерция опирается на финансовые учрежде-ния, которые, по сути, являются не чем иным, как верификаторами сделки. А отсутствие не-обратимых трансакций заставляет банки более детально подходить к идентификации клиента, что увеличивает финансовые и временные затраты клиентов. Выход из этой проблемы создатель ВТС видел в разработке такой пла-тежной системы, которая была бы основана на криптографии и позволяла любым лицам осу-ществлять перевод средств напрямую (меха-низм P2P (рееr to peer – от клиента к клиенту)) [2, с. 12]. Но решая проблему верификации трансак-

ций посредством использования криптогра-фического кодирования, он поставил перед мировым сообществом куда более серьезные проблемы, связанные с правовым регулирова-

194ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


нием криптовалюты и минимизацией рисков ее использования в преступных целях [3, с. 150]. В настоящее время вопросы о правовой

природе и правовых рисках использования криптовалюты не только не решены, но и над-лежащим образом не поставлены. Во многом это объясняется тем, что специалисты искус-ственно создают данные проблемы, увеличи-вая водораздел между оценкой существа и по-следствий оборота виртуальных денег. Об этом, в частности, свидетельствуют

специальные доклады международных ор-ганизаций. Например, в докладе Европола, опубликованном 30 сентября 2015 г., «Оцен-ка угрозы организованных Интернет-престу-плений» отмечается широкое использование криптовалюты в сфере мошеннических атак и не говорится об экономическом потенциале данного финансового инструмента [4]. В то же время Европейское банковское управление (European Banking Authority, EBA) в своих ана-литических материалах указывает только на экономические преимущества криптовалюты и не упоминает о возможных криминологических угрозах. Аналогичным образом подходит к этой проблеме и ОЭСР [5, с. 88].Но если посмотреть на проблему криптова-

люты с общетеоретических позиций, становит-ся очевидным, что криминальное использова-ние этого финансового инструмента является не чем иным, как «оборотной» стороной его легализации. Чтобы запретить оборот крипто-валюты как потенциально криминогенного ин-струмента, необходимо обозначить зону его легитимности. Иными словами, определить зону запрета оборота можно только при усло-вии обозначения зоны его свободы. Примени-тельно к криптовалюте это означает, что ее пра-вовая идентификация должна осуществляться через закрепление правомерных параметров оборота, а криминологические риски должны быть отражены в запрете на нарушение усло-вий правомерности [3, с. 153]. Однако этот, казалось бы, ожидаемый вывод

не был учтен при подготовке Министерством финансов РФ проекта закона об уголовной от-ветственности за оборот денежных суррогатов [6]. Авторы законопроекта предлагали ввести в

УК РФ ст. 187.1 «Оборот денежных суррогатов» и установить ответственность в виде штрафа до 500 тыс. руб. либо лишения свободы на срок до четырех лет за изготовление, приобретение в целях сбыта, а также сбыт денежных сурро-гатов. Квалифицированным составом данного преступления должно было стать совершение деяния лицом, осуществляющим управленче-ские функции в финансовой организации (кре-дитная организация, страховая организация,

профессиональный участник рынка ценных бумаг, негосударственный пенсионный фонд, управляющая компания инвестиционного фон-да, паевого инвестиционного фонда и негосу-дарственного пенсионного фонда, клиринговая организация, организатор торговли, кредитный потребительский кооператив, микрофинансо-вая организация, общество взаимного страхо-вания, акционерный инвестиционный фонд). В этом случае предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок до семи лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной дея-тельностью на срок до трех лет либо штрафа в размере от одного до двух с половиной млн руб.Наряду с введением уголовной ответствен-

ности, Минфин России предлагал внести в ст. 27 Федерального закона от 10 июля 2002 г. № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» изменения в части конкретизации сферы применения охранитель-ного законодательства. В частности, предлага-лось дополнить закон следующим положением: «Введение на территории Российской Федера-ции других денежных единиц (кроме рубля – примечание автора) и изготовление (выпуск) объектов имущественных прав, в том числе в электронном виде, используемых в качестве средства платежа и (или) обмена на денежные средства и непосредственно не предусмотрен-ных федеральным законом (далее – денежные суррогаты), а равно осуществление операций с использованием денежных суррогатов за-прещаются. Не признаются денежными сурро-гатами объекты имущественных прав, возни-кающие в результате исполнения сторонами обязательств по договорам гражданско-право-вого характера и используемые в целях стиму-лирования приобретения товаров, работ, услуг. Банк России в установленном им порядке при-нимает в соответствии со ст. 15.1 Федераль-ного закона от 27 июля 2015 г. № 149-ФЗ ‘‘Об информации, информационных технологиях и о защите информации’’ решения, в том числе на основании обращений (запросов), в отноше-нии информации, непосредственно обеспечи-вающей использование денежных суррогатов в качестве средства платежа и (или) обмена на денежные средства».Некоторые положения настоящего законо-

проекта вызывают существенные возражения. В первую очередь это касается рассмотрения денежного суррогата одновременно как про-тивоправного и легитимного финансового ин-струмента. С одной стороны, разработчики законопроекта указывают на запрет изготов-ления и использования на территории Россий-ской Федерации денежных суррогатов, с дру-гой стороны, определяют их через легитимное

195


понятие – «объект имущественных прав». Но если суррогат вне закона, то он априори не мо-жет быть объектом имущественных прав, ибо права возникают только в легитимной сфере – в рамках законного гражданского оборота. Вызывает возражение и прописанная в про-

екте ст. 27 Федерального закона «О Централь-ном банке Российской Федерации (Банке Рос-сии)» возможность признания того или иного суррогата легитимным в случае вынесения со-ответствующего решения ЦБ РФ. Дело в том, что абзацем выше разработчики законопроек-та прописывают запрет на оборот инструмен-тов, непосредственно не предусмотренных фе-деральным законом. В этой связи возникают сущностные вопросы.Если суррогат – это изначально противо-

правный инструмент, то как его оборот может разрешить ЦБ РФ? Если легитимность того или иного финан-

сового инструмента определяется исключи-тельно федеральным законодательством, то почему на его признание правомерным влия-ет решение ЦБ РФ, которое оформляется как подзаконный правовой акт?Кроме того, чрезмерно узким видится про-

писанное в законопроекте функциональное использование суррогата в качестве средства платежа и (или) обмена на денежные средства. Получается, что если лицо использует криптова-люту с целью сохранения имущества, его дей-ствия нельзя признать общественно опасными. Возражение вызывает и проект редакции

ст. 187.1 УК РФ. В нем предлагается устано-вить ответственность за изготовление (вы-пуск), приобретение в целях сбыта, а равно сбыт денежных суррогатов безотносительно размера полученной выгоды или причиненного вреда. Между тем в подавляющем большин-стве статей гл. 22 УК РФ осуществлена диф-ференциация ответственности в зависимости от размера ущерба или вреда. Не значит ли это, что при установлении ответственности за оборот криптовалюты нарушается принцип си-стемности уголовного законодательства и не соблюдаются требования дифференциации ответственности, обязывающие учитывать пе-репад в общественной опасности деяния? Нельзя согласиться и с чрезмерно жесткой

санкцией за оборот денежных суррогатов. По ч. 1 ст. 187.1 УК РФ предусмотрено наказание в виде лишения свободы до 4 лет, по ч. 2 – до 6 лет, по ч. 3 – до 7 лет. Для сравнения: на-казанием за незаконное предпринимательство является арест на срок до 6 месяцев, наказа-ние за манипулирование рынком – до 4 лет

лишения свободы, за незаконную банковскую деятельность – 4 года при условии причинения ущерба свыше 1,5 млн руб., за мошенничество в сфере компьютерной информации – арест на срок до 4 месяцев. Об избыточности уголовно-правовой репрес-

сии говорит и наказание в виде семи лет ли-шения свободы за совершение деяния лицом, выполняющим управленческие функции в фи-нансовой организации. В этом случае санкция может быть приравнена к санкции за убийство (от 6 до 15 лет) и групповое изнасилование (от 4 до 10 лет).К сожалению, при разработке проекта зако-

на не была принята во внимание и конструкция административной преюдиции, которая могла бы перебросить «мостик» между администра-тивным и уголовным правом, обеспечив сту-пенчатость в наказуемости финансовых право-нарушений. Но самым удивительным является тот факт,

что рассматриваемый законопроект был пред-ложен для обсуждения экспертным сообще-ством тогда, когда большинство авторитетных международных экспертов стали признавать необходимость и неизбежность развития си-стемы Блокчейн и криптовалюты как ее основ-ного продукта [7]. В настоящее время законодателю необхо-

димо признать, что криптовалюта – это уже не призрачная перспектива, а объективное эко-номическое и правовое явление, требующее создания оптимальных правовых условий для своего развития. Внесение изменений в действующее зако-

нодательство не должно позволить России «выпасть» из общего тренда развития финан-совых технологий и допустить отток капитала, но в то же время оно должно минимизировать риски использования виртуальной валюты для легализации преступных доходов и финанси-рования терроризма.В этих условиях наука должна предложить

практике правовую концепцию криптовалюты, которая бы определяла ее предметные грани-цы и разграничивала зоны свободного и «тене-вого» оборота. Ключевым звеном в данной концепции долж-

но стать определение статуса криптовалюты. Обобщение существующих в мировой и за-

рубежной практике позиций позволяет выде-лить четыре основных подхода к оценке вирту-альной валюты:криптовалюта как денежное средство; криптовалюта как универсальный финансо-

вый инструмент;

196ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


криптовалюта как товар;виртуальная валюта как денежный суррогат. Одним из ключевых доводов в пользу первой

позиции стало решение суда Евросоюза при-равнять биткойн к традиционным валютам по-сле обращения шведа Дэвида Хэдквиста. Как указал суд, единственное назначение витуаль-ной валюты – это ее использование в качестве средства платежа [8]. Именно на идее «криптова-люта – форма валюты» строил свою первичную концепцию ЦБ РФ, именно на этих позициях сто-ят и правоохранительные ведомства (СК России, МВД России, Генеральная прокуратура РФ). Рассмотрение криптовалюты как универсаль-

ного финансового инструмента кажется наи-менее затратным с точки зрения финансовых вложений. В рамках концепции «криптовалю-та – финансовый инструмент» запрет оборота криптовалюты может быть осуществлен через корректировку финансового законодательства и наложения запретов на обеспечивающие оборот виртуальной валюты программные платформы. Третий подход основан на признании крипто-

валюты товаром. Этот подход поддерживается Комиссией по торговле товарными фьючер-сами США. В соответствии с ее постановле-нием от 7 сентября 2015 г. биткойны и иные криптовалюты признаются биржевым товаром, а сопряженные с криптовалютами операции на бирже находятся под надзором Комиссии и признаются легальными [9]. В случае принятия данной позиции в России запрещение или регу-лирование оборота криптовалюты необходимо будет осуществлять исключительно в рамках биржевой деятельности, а с учетом свободы и гибкости последней любые запретительные меры должны четко дозироваться. Четвертый подход позволяет рассматривать

криптовалюту как денежный суррогат. Одна-ко в данном контексте денежный суррогат не имеет негативного звучания, а лишь отражает сущность явления как объекта имущественных прав, способного одновременно выступать и как товар, и как средство расчетов, и как сред-ство накоплений, выпуск которого не эмитиру-ется Центральным банком. В тесном сотрудничестве с финансовым

сообществом мы должны четко ответить на вопрос о том, какова финансовая сущность криптовалюты и каким должно быть ее пра-вовое выражение для того, чтобы российская экономика эффективно развивалась и инте-грировалась в мировую систему. В зависимости от того, какой статус мы при-

дадим виртуальным деньгам, должно изме-няться и действующее законодательство:

если это деньги – важно вносить изменения в правила эмиссии, закрепленные в Конституции, законодательстве о ЦБ РФ и других нормах;если это платежный инструмент – важно вне-

сти изменения в закон о платежной системе и др.; если это товар (коммодити) – необходимо

изменение законодательства в сфере бирже-вой торговли;если это денежный суррогат – необходимо

дать определение этому понятию и подготовить специальный закон, который бы детально ре-гламентировал оборот денежных суррогатов. Вопрос о том, что такое криптовалюта, на-

прямую выводит нас на обсуждение таких острых проблем, как налоговое регулирование оборота криптовалюты, биржевого курса, обо-рота по частным сделкам и т.д. Только на основе придания криптовалюте

конкретного правового статуса возможно кон-тролировать и ограничивать ее оборот. Кроме того, легальное определение признаков вирту-альной валюты позволит вывести из тени боль-шой блок легального бизнеса, использующего криптовалюту для ускорения процесса расче-тов, и рельефно обозначит сферу «теневого бизнеса» (мошенничество, продажа оружия, наркотических средств и др.). Легитимация признаков криптовалюты

позволит также повысить эффективность финансовой разведки, поскольку появится возможность адаптировать современные «анти-отмывочные» стандарты и рекомендации к особенностям виртуальной валюты. В этом случае актуализируется вопрос о

распространении положений Директивы Евро-пейского Парламента и Совета № 2015/849 от 20 мая 2015 г. по предотвращению использо-вания финансовой системы для целей отмы-вания денег и финансирования терроризма на использование криптовалют в части надлежа-щей проверки клиента. Полагаем, что применительно к криптова-

лютам необходимо нормативно закрепить пять параметров легитимности:

1) идентификация клиента (сбор данных); 2) верификация на основе документов, дан-

ных и информации (проверка достоверности); 3) определение бенефициарного собствен-

ника; 4) оценка целей деловых отношений; 5) мониторинг в соответствии с профилем риска. В настоящее время можно говорить о двух

возможных формах законодательного регули-рования оборота криптовалюты:

1. Внесение отдельных изменений в дей-ствующее законодательство. В случае легали-

197


зации виртуальной валюты заметной доработ-ки потребует законодательство о платежной системе, о лицензировании отдельных видов деятельности, налоговое и банковское законо-дательство. Реализуя данную концепцию, необходимо

будет уделить особое внимание установлению зон особого контроля и финансового монито-ринга. Первой зоной контроля должна стать иден-

тификация. Идентифицироваться должны пользователи, майнеры, магазины, биржы и обменные пункты.Вторая зона – биржи и обменные площад-

ки. Они должны иметь специальную лицензию, выданную Центральным банком.

Третьей зоной контроля должно быть обналичива-ние криптовалюты. На эту операцию должны распро-страняться рекомендации Группы разработки фи-нансовых мер борьбы с отмыванием денег (ФАТФ).

2. Разработка специального закона «Об ос-новах регулирования криптовалюты», в кото-ром должны найти отражение законодатель-ное определение криптовалюты и ее основные признаки, субъекты отношений, принципы ре-гулирования, меры противодействия исполь-зованию криптовалюты в преступных целях. Для этого важно установить доступность ин-формации о трансакциях для надзорных орга-нов, осуществлять лицензирование майнинга и проводить аккредитацию организаций, контро-лирующих процессинг, и др.

1. URL: http://bitkurs.ru/2. Лейба А.Реальная жизнь виртуальных

денег // ЭЖ-Юрист. 2014. № 23.3. Сидоренко Э.Л. Криминологические риски

оборота криптовалюты и проблемы ее пра-вовой идентификации // Библиотека кримина-листа. 2016. № 3.

4. URL: https://www.europol.europa.eu/5. Сидоренко Э.Л. Антикоррупционные

стандарты ОЭСР и их реализация в нацио-нальном уголовном праве (опыт прохождения странами третьей фазы оценки) // Журнал зарубежного законодательства и сравни-тельного правоведения. 2014. № 1.

7. Слушания Комитета по экономическим и монетарным вопросам Европарламента 25 янв. URL: http://www.coindesk.com/europol-no-evidence-linking-islamic-state-to-bitcoin

8. URL: http://curia.europa.eu/9. URL: http://www.bloomberg.com/news/

art ic les/2015-09-17/bi tcoin- is-off ic ial ly-a-commodity-according-to-u-s-regulator

1. URL: http://bitkurs.ru/2. Leiba A. The real life of virtual money // EJ-

Lawyer. 2014. № 23.3. Sidorenko E.L. Criminological traffi cking

risks cryptocurrency and problems of its legal identifi cation // Library CSL. 2016. № 3.

4. URL: https://www.europol.europa.eu/5. Sidorenko E.L. Anti-corruption standards

and their implementation in national criminal law (experience in countries of the third phase of evaluation) // Journal of foreign legislation and comparative law. 2014. № 1.

7. Hearing of the Committee on economic and monetary affairs of the European Parliament, Jan. 25. URL: http://www.coindesk.com/europol-no-evidence-linking-islamic-state-to-bitcoin

8. URL: http://curia.europa.eu/9. URL: http://www.bloomberg.com/news/

art ic les/2015-09-17/bi tcoin- is-off ic ial ly-a-commodity-according-to-u-s-regulator

198ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

198

ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ, СОЦИОЛОГИИ, ПОЛИТОЛОГИИ

Кубякин Евгений Олегович доктор социологических наук, доцент,профессор кафедры психологии и педагогики Краснодарского университета МВД России(тел.: +78612584769)

К вопросу о типологии управленческой деятельности (социологический аспект)В статье проводится социологический анализ проблемы адекватного регулирования системы об-

щества, обосновывается, что проблема построения методологии адекватной управленческой дея-тельности в изменяющемся обществе носит универсальный развивающийся характер. Отправной точкой исследования являются положение о том, что качество социальных процессов, степень их интенсивности и конструктивности определяются как структурными моментами социальной органи-зации, так и состоянием внешних факторов, влияющих на конкретные социальные процессы. Ключевые слова: социальная трансформация, управление, социальная система, общество,

государство, регулирование, социальная организация.

E.O. Kubyakin, Doctor of Sociology, Assistant Professor, Professor of the Chair of Psychology and Pedagogics of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612584769.

To the question of typology of administrative activity (sociological aspect)In the article the sociological analysis of a problem of adequate regulation of system of society is

made, the problem of creation of methodology of adequate administrative activity in the changing society has the universal developing character. A starting point of research is the provision that quality of social processes, degree of their intensity and constructability is defi ned both by the structural moments of the social organization, and a condition of the external factors infl uencing concrete social processes.

Key words: social transformation, management, social system, society, state, regulation, social organization.

Раскрытие феномена управления неред-ко связывают с тематикой отношений власти и подчинения. Настоящая диада

рассматривается нами с точки зрения диалек-тики естественного и рефлексивного подхода к исследованию социальной действительности, методологически ярко выраженного в работах Д.С. Райдугина [1, c. 84–87; 2, с. 54–63]. На деле эти сферы взаимосвязаны, однако не вполне корректно отождествлять управление с власт-ными отношениями, поскольку власть пред-полагает момент подчинения, в то время как управление может производиться посредством прямого воздействия на объект. Так, например, лодка или автомобиль, не будучи субъектами действия, не могут подчиняться. Вместе с тем, они являются объектами воздействия, в связи с чем можно говорить о процессе управления как влиянии на их движение, имеющем непосред-ственный или опосредованный характер. Это свидетельствует о том, что власть представля-ет собой лишь одну из сторон управления, его частный случай. В современном трансформи-рующемся обществе научное познание процес-са управления и социального регулирования осложнено временностью и нестабильностью состояний социальной системы в процессе

естественной самоорганизации. С точки зрения современных исследователей, этот факт необ-ходимо учитывать при познании частных эле-ментов социума [3, с. 156–158].Вместе с тем, управление социальными

процессами может иметь личностный, субъек-тивно обусловленный характер (тогда принято говорить о том, что кто-то является субъектом управления) либо реализоваться на уровне правил или регулирующих механизмов, опре-деляющих характер протекания отдельных процессов. Так, например, законы государства определяют характер протекания социальных процессов, вместе с тем, авторы этих законов могут уже физически не существовать (напри-мер, если речь идет о древних законах). В этом случае сложно судить о субъекте управления, вместе с тем, налицо момент регуляции со-циальных отношений. При этом независимо от того, в какой форме реализуется момент управления социальными процессами, нали-цо наличие общего, родового для всех форм воздействия принципа: управление возможно лишь в том случае, если имеет место момент вариативности ситуации, ее зависимости от вы-бора конкретных действий. Так, например, па-рализованный человек не способен управлять

199199


собственным телом, поскольку независимо от его усилий тело остается неподвижным. Этот же принцип справедлив и в отношении четко отлаженных социальных механизмов: их функ-ционирование, жестко регламентированное законом, не допускает вариативности и, сле-довательно, не требует управления. Точнее, управление этими процессами уже реализова-но на уровне нормативной системы, что делает невозможным в рамках закона вмешательство в данные процессы частных лиц. Вместе с тем, чем выше уровень вариативности социальных процессов, тем большее значение приобре-тают механизмы управления, реализованные в обществе. Подобного рода вариативность при неравномерном социальном развитии и системных диспропорциях содержит в себе су-щественный деструктивный потенциал, на что указывают современные исследователи в оте-чественной [4, с. 22–24] и зарубежной социоло-гической теории [5, с. 24–25].Проведя грань демаркации между норматив-

ной определенностью и управлением как дея-тельностью, отметим, что власть (как частный случай управления) возможна лишь в такой социальной системе, нормативная сфера кото-рой допускает свободу протекания социальных процессов, их вариативность. Теоретически в обществе, в рамках которого полностью опреде-лены формы протекания основных процессов, представители власти являются носителями социальной функции, не обладающими воз-можностью самостоятельно определять харак-тер происходящих процессов. Соответственно, наиболее актуальными сферами приложения управленческой деятельности являются обла-сти социальной жизни, обладающие наиболь-шими показателями вариативности развития. На практике функционирование общества,

определяемое на структурном уровне набо-ром норм (правовых, социальных, специфи-ческих для конкретной сферы деятельности и т.д.), протекает в условиях соединения мно-жества различных, зачастую неучитываемых и неконтролируемых факторов – от внешне-политической и внешнеэкономической ситуа-ции до индивидуальных особенностей лично-сти участников социального взаимодействия. Интегрирующая роль основных социальных институтов заключается в том, что, несмотря на вариативность социальной ситуации, на их уровне реализуется момент объединения членов общества по различным критериям, а также регламентация различного рода соци-альных взаимодействий. Характер социаль-ных процессов, степень их интенсивности и конструктивности определяется как структур-ными моментами социальной организации, так и состоянием внешних факторов, влияющих на конкретные социальные процессы. Так, напри-

мер, эффективность производства зависит не только от формы организации труда, но также и от психологического состояния работников, их мотивации и собранности. Эти факторы нельзя определить внешним образом, однако на них можно существенно повлиять, что ле-жит в основе ряда современных приемов ме-неджмента. Как становится видно из проведенного об-

зора, актуальность механизмов управления проявляется в тех сферах, где недостаточно одной лишь нормативной определенности, где существует сложность и вариативность ситуации, зачастую – противоречие складыва-ющихся тенденций по отношению к актуаль-ным задачам коллектива, отдельного социаль-ного института или общества в целом. При этом наибольшую значимость приобретают сферы, где наиболее остро проявляются противоречия между изменчивой, вариативной социальной ситуацией и интересами социальной структу-ры. Речь идет о таких деструктивных явлени-ях, как социальные аномалии (девиантное и делинквентное поведение: преступность, экс-тремизм, аморальный образ жизни и т.д.). Эта идея уже проговаривалась нами ранее в рабо-тах, специально посвященных проблеме соци-альной деструкции [6]. Также данная пробле-ма имеет место в экстремальных ситуациях, в рамках которых зачастую происходит столк-новение социальной структуры, не приспосо-бленной к изменившимся условиям, с крайне высокими по степени своей интенсивности не-благоприятными воздействиями [7, с. 38–41]. Рассмотрим подробнее специфику управления в условиях, отклоняющихся от нормы.Одним из основных принципов, определя-

ющих адекватное функционирование общества, является объединение в рамках социального процесса личных интересов отдельных людей и интересов коллективных объединений – малых и крупных социальных групп, в том чис-ле общества в целом. Самоидентификация субъекта социальных отношений определяет направленность его деятельности и ее харак-тер. В частности, действия людей, соотнося-щих себя с определенной социальной группой, мотивируются не только личными интересами человека, но и интересами социальной группы. Проявлено это особенно четко в молодежной среде, для которой свойственен определенный синкретизм, на что указывают современные исследователи [3, с. 156–158]. Эта тенденция дополняется интегрирующими действиями носителей управляющей функции, определя-ющих задачи отдельных членов социальной группы, а также обеспечивающих удовлетво-рение определенной сферы их интересов. По сути, речь идет о соединении направленности действий отдельных членов группы, идущей,

200ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

200


условно говоря, «снизу», и организационной деятельности носителей властных полномо-чий, идущей «сверху». В совокупности это дает возникновение целостной системы отношений, имеющей высокий конструктивный потенциал. Однако существуют отклонения от социальной нормы, причина которых может заключаться как в локальной дисфункции социального института [8], в рамках которого производится групповая деятельность, так и в возникновении серьезных деструктивных воздействий со стороны внеш-них условий существования отдельного челове-ка или группы в целом. В результате происходит либо обособление социальной группы [6], ее противопоставление обществу в целом, либо ослабление ее интегрирующих механизмов, вплоть до полного распада. Рассмотрим под-робнее специфику обозначенной тенденции.Развитие социальной деструктивности пред-

полагает систематическое нарушение интегра-тивных функций общественной структуры. Это означает, что на одном или нескольких уровнях социальной организации происходит наруше-ние социальной структуры, что приводит к изо-ляции отдельной части общества, нарушению ее связей с другими элементами социальной системы и формированию в качестве самосто-ятельной социальной единицы. Это означает, что на уровне социальной аксиологии, опре-деляющей деятельность отдельного человека или социальной группы, происходит деактуа-лизация общесоциальных ценностей. Мы уже показывали ранее [9, с. 289–293], что аксио-логическая деактуализация обладает деструк-тивным социальным потенциалом. В рамках современной социологии, исследующей столь опасные проявления общественной активно-сти, как экстремизм, в качестве внутренних оснований, как правило, выступают институци-ональные проблемы и утрата ценностных ори-ентиров [10, с. 318–322].Прямым результатом деактуализации цен-

ностей является возникновение противоре-чий в векторе направленности социального действия конкретной группы (или отдельных членов общества) и социальной структуры в целом. Основанием данного процесса может являться либо нарушение функциональности основных социальных институтов с последу-ющим накоплением социальных противоре-чий, либо возникновение чрезвычайно высоких по своей интенсивности деструктивных изме-нений во внешних условиях существования локальной социальной группы или отдельного участника социальных отношений. В качестве примера можно привести возникновение мас-штабного стихийного бедствия, в результате которого оказывается практически полностью нарушенным нормальный социальный про-цесс. Как в случае накопления деструктивных

тенденций в обществе, так и в случае возникно-вения масштабного бедствия, общим является значительное ослабление централизованности и взаимосвязанности основных социальных институтов и общее нарушение социальной структуры. При этом в случае, если деструк-тивный процесс укоренен в самой социальной структуре, специфической является его само-организация с выходом на уровень сознатель-ной конфронтации отдельных групп населения с обществом в целом, в то время как в случае возникновения масштабной чрезвычайной си-туации речь идет скорее о разрушении или зна-чительном дроблении существующих социаль-ных групп. В этом случае процессы в обществе выходят на уровень индивидуальных отноше-ний между членами общества, что означает неорганизованность и хаотичность протекания социальных процессов. Таким образом, общей для рассмотренных типов социально деструк-тивных процессов является утрата управля-ющими органами контроля за ситуацией. Вме-сте с тем, кардинальным различием в данном случае является характер выхода ситуации из-под контроля. Обособление отдельных со-циальных групп, их противопоставление об-ществу или конкретной его части (вплоть до крайней степени развития экстремистских тен-денций) означает вытеснение существующей власти альтернативной системой, имеющей собственные органы управления. Речь идет, по сути, о возникновении конкуренции в отноше-нии вопроса управления отдельной частью об-щественных процессов между государством и локальной социальной структурой. Напротив, возникновение интенсивных (вплоть до экс-тремальных) деструктивных факторов внеш-ней среды существования общества (будь то война или стихийное бедствие) предполагает временное нарушение социальной структуры. Это означает актуализацию проблемы созда-ния мощной системы управления социальны-ми процессами, что связано, например, с рас-ширенными полномочиями должностных лиц в экстремальных условиях.Таким образом, возникновение деструктив-

ных внутренних процессов в обществе, име-ющих системный характер, требует, в первую очередь, локализации оснований дестабили-зации социальной структуры. Вместе с тем, возникновение внешних деструктивных воз-действий высокой интенсивности (результа-том которой является нарушение социальной структуры) требует активной структуризации ослабленной социальной сферы, введения в нее активного властного начала. Понимание специфики причин возникновения нарушений в функциональной структуре общества (что озна-чает сбой системы управления и выход отдель-ных сфер социальной жизни на изолированный,

201201


самостоятельный уровень) дает ключ к понима-нию необходимых мер, направленных на под-держание целостности социальной структуры. В этом отношении описанная тематика де-

ления социальных нарушений по характеру, масштабу и основаниям возникновения дает возможность определить статус деструктив-ного процесса и выработать соответствующую методологию разрешения проблемы. При этом одну из решающих ролей играет в данном слу-чае характер потери обществом (или отдель-ной его частью) контроля над складывающейся ситуацией. Речь может идти как о простом раз-рушении социальной структуры (что означает существенное повышение вариативности дей-ствия, и, как следствие, требует формирования серьезных мер по организации управления), так и о внутрисоциальном конфликте, разре-шение которого возможно не на уровне силово-го властного воздействия, но через локализа-

цию источников социальной деструктивности. Причина состоит в том, что возникновение обо-собленности отдельного элемента социальной структуры и развитие конфликтных тенденций означает не столько децентрализацию вла-сти, сколько ее вытеснение, что влечет воз-никновение крайне негативных последствий для общества, при этом не затрагивая напря-мую показатели социальной вариативности. Организованность «инородных образований» в обществе (и, следовательно, низкий урове-ни их внутренней вариативности под началом альтернативной социальной структуры управ-ления) определяет неэффективность прямо-го властного воздействия на проблемную об-ласть, поскольку ключевым является не только организация системы управления проблемной сферой, но и разрешение дестабилизирующих факторов, зачастую имеющих циклический, си-стемный характер возникновения.

1. Райдугин Д.С. Проблема полипарадиг-мальности современной социологии молоде-жи // Гуманитарные, социально-экономиче-ские и общественные науки. 2013. № 1.

2. Райдугин Д.С. Становление естествен-ной и рефлексивной установок социального познания // Человек. Общество. Инклюзия. 2012. № 3(11).

3. Плотников В.В., Плотников Н.В. Специ-фика и роль научного познания в процессах трансформации социальной структуры // Те-ория и практика общественного развития. 2014. № 18.

4. Плотников В.В. Деструктивный потен-циал неравномерного социального развития // Теория и практика общественного развития. 2014. № 20.

5. Парсонс Т. Система современных об-ществ. М., 1998.

6. Кубякин Е.О. Основания социологическо-го обоснования феномена экстремизма. Экс-тремпарантность. Краснодар, 2014.

7. Плотников В.В. Деструкция социальной группы как среда существования экстремиз-ма // Гуманитарные, социально-экономиче-ские и общественные науки. 2014. № 4.

8. Плотников В.В. Дисфункциональный кри-зис социальных институтов и локальная угро-за национальной безопасности // Теория и прак-тика общественного развития. 2014. № 19.

9. Кубякин Е.О., Плотников В.В. Феномен социального сознания как интенциональный ориентир исследования проблемы экстремиз-ма // Общество и право. 2015. № 4(54).

10. Рудь М.Ю., Плотников В.В. Современ-ные подходы к исследованию экстремизма как социального явления // Общество и право. 2015. № 2(52).

1. Raydugin D.S. Problem of a polyparadigmal modern sociology of youth // Humanitarian, social and economic and social sciences. 2013. № 1.

2. Raydugin D.S. Formation of natural and refl exive installations of social knowledge // Person. Society. Inclusion. 2012. № 3(11).

3. Plotnikov V.V., Plotnikov N.V. Specifi c and role of scientifi c knowledge of processes of transformation of social structure // Theory and practice of social development. 2014. № 18.

4. Plotnikov V.V. Destructive potential of uneven social development // Theory and practice of social development. 2014. № 20.

5. Parsons T. System of modern societies. Moscow, 1998.

6. Kubyakin E.O. Bases of sociological justifi cation of a phenomenon of extremism. Extremparantivity. Krasnodar, 2014.

7. Plotnikov V.V. Destruction of social group as environment of existence of extremism //Humanitarian, social and economic and social sciences. 2014. № 4.

8. Plotnikov V.V. Dysfunctional crisis of social institutes and local threat of national security //Theory and practice of social development. 2014. № 19.

9. Kubyakin E.O., Plotnikov V.V. The phenomenon of social consciousness as intentionality reference point research problem of extremism // Society and law. 2015. № 4(54).

10. Rud M.Yu., Plotnikov V.V. Modern approaches to the study of extremism as a social phenomenon // Society and law. 2015. № 2(52).

202ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

202


Самойлов Сергей Федоровичдоктор философских наук, профессор, начальник кафедры философии и социологииКраснодарского университета МВД России(тел.: +78612583414)

Тимофеева Наталья Ивановна адъюнкт кафедры философии и социологииКраснодарского университета МВД России(тел.: +79183514723)

Шеуджен Нурдин Асланович кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России(тел.: +78612583516)

К анализу специфики социологического подхода к пониманию жизненной стратегииВ статье раскрываются основные предметологические и теоретико-методологические особен-

ности социологического подхода к процессу конструирования индивидом проекта своей жизни. Сопоставляются взгляды Т. Парсонса и Р. Мертона на роль жизненных стратегий в процессе функционирования социальной реальности. Ключевые слова: жизненная стратегия, социологический подход, цель жизни, типологизация

жизненных стратегий, форма девиантного социального поведения, индивид, структура общества.

S.F. Samoilov, Doctor of Philosophy, Professor, Head of the Chair of Philosphy and Sociology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583414;

N.I. Timofeeva, Adjunct of the Chair of Philosophy and Sociology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +79183514723;

N.A. Sheudzhen, Master of History, Assistant Professor of the Chair of Theory and History of Law and State of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583516.

To the analysis of specifi cs of sociological approach to understanding of vital strategyThe content of the article reveals the main subjectlogical and theoretical-methodological features

of a sociological approach to the process of designing an individual project of his life. T. Parsons and R. Merton’s views of a role of vital strategy in the course of functioning of social reality are compared.

Key words: life strategy, sociological approach, purpose of life, typology of life strategies, form of deviant social behaviour, individual, structure of society.

Социологический подход, являющийся противоположностью психологиче-ского подхода, в исследовании жиз-

ненной стратегии человека делает упор на ее интерсубъективный аспект. Раскрывая специ-фику социологического подхода, отечествен-ные исследователи Т.Е. Резник и Ю.М. Резник в своей статье «Жизненные стратегии личности» подчеркивают: «Третье, собственно социаль-ное измерение жизненных стратегий зарожда-ется на пересечении объективной и субъектив-ной идеальности – в сфере так называемой интерсубъективности, образующейся на осно-ве согласования взаимных представлений и ожиданий. Идеальность стратегии связана с ее реальностью, т.е. стратегическим поведением,

под которым понимается внешняя, предметно-чувственная форма выражения жизненной стратегии. Социологический поход к изучению жизненных стратегий личности состоит в ори-ентации на исследование институциональных процессов, структур и механизмов. Институци-ональный анализ включает три аспекта: выявление типических образцов и форм

жизненных стратегий, институционально за-крепленных и регулируемых посредством со-гласования норм (с их дальнейшей типологи-зацией);анализ процесса институционализации жиз-

ненных стратегий с точки зрения механизмов их возникновения (выбора), формирования, развития и смены (описываются в терминах

203203


идентификации индивидуализации, адапта-ции, саморегуляции);объяснение системных связей, как внутри-,

так и внеличностных (между индивидом и со-циальным окружением)» [1].Из приведенного фрагмента следует, что в

процессе исследований жизненных стратегий социологическая наука, прежде всего, интересу-ется идеальным аспектом социально проектиру-ющего сознания индивида, включающего в себя доступные опыту упорядоченные или повторя-ющиеся модели поведения, преследующие со-циально поддерживаемые ценностные ориен-тиры посредством применения определенных методов и соблюдения определенных норм. Ин-терес к идеальному аспекту жизненной страте-гии носит в социологии не умозрительный, а эм-пирический и инструментальный характер.Жизненная стратегия представляет собой

важный элемент социальной системы, свиде-тельствующий о высокой степени рациональ-ности и организованности. И действительно, только наличие устойчивой и функциональ-ной структуры общества позволяет индивиду планировать и реализовывать свои планы. Но помимо устойчивой структуры социального бы-тия важнейшей предпосылкой существования данного феномена следует признать наличие системы ориентации индивида и социальных групп в социальном пространстве. При опреде-ленной организации компоненты социального ориентирования жизни могут войти в состав жизненной стратегии, что не исключает воз-можности их использования другими близки-ми по характеру социальными конструкциями: социального действия и социального взаимо-действия. Как правило, социальная стратегия в структурном отношении предполагает нали-чие следующих понятий: образ жизни, смысл жизни, жизненные нормы и жизненные цели. Кратко охарактеризуем данные элементы жиз-ненной стратегии. Под образом жизни как элементом жизнен-

ной стратегии следует понимать устойчивое представление индивида или социальной группы о жизни как о допустимых, а также не-допустимых моделях поведения, которые реа-лизуются человеком в его повседневном пове-дении. При этом следует различать реальный и желательный образы жизни, которые могут существенно отличаться друг от друга и слу-жить причиной придания жизненной стратегии определенной направленности. Различие меж-ду реальным и должным образом жизни, как правило, становится возможным только бла-годаря понятию смысла жизни, вбирающему

в себя представления индивида о жизненных благах, к которым следует стремиться. В отли-чие от смысла жизни понятие жизненной нор-мы ориентировано не на целостное понимание человеческого существования, а на анализ и оценку конкретных действий индивида. Сред-ством установления связи между идеалом индивидуального существования, раскрыва-емым в понятиях «желательный образ жизни» и «смысл жизни», является категория жизнен-ной цели, которая определяет соответствую-щие возможности индивида, социальные роли, статусы, а также формы социализации, к кото-рым он стремится. Социология, будучи преимущественно эмпи-

рической наукой, большое внимание уделяет не столько теоретическому анализу, сколько практической реализации жизненной стратегии, т.е. рассматривает ее преимущественно не как познавательно теоретико-методологическую конструкцию, а как феномен реальной социаль-ной жизни. В связи с этим жизненная стратегия рассматривается в социологии как одно из про-явлений функции социального ориентирования человека в социальном пространстве. Специ-фика выполнения данной функции жизненной стратегии заключается в том, что она, в отличие от повседневного и ретроспективного ориенти-рования, концентрирует сознание на будущем, а не на настоящем или прошлом. Если рассмотреть содержание жизненной

стратегии как систему социального ориенти-рования через призму ее основных структур-ных элементов, то она будет иметь следующее наполнение. При разработке своего образа жизни индивид ориентируется на воображе-ние и стремится представить себе свой буду-щий социальный статус или уровень духовного развития. В свою очередь, продумывание же-лаемого события предполагает установление его связей с другими событиями, процессами и отношениями. Одновременно с осмыслени-ем осуществляется оценка подготавливаемого индивидом события. Важнейшим элементом реализации задуманного плана является уста-новление норм и правил, соблюдение которых гарантирует его реализацию. Наконец, ожида-ние достижения поставленной цели неотдели-мо от представления о материальных и духов-ных планах, сопряженных с ней. Будучи лишь одной из форм ориентации человека в соци-альном пространстве, жизненная стратегия, как правило, продумывается и осуществляется в тесной связи с повседневным и ретроспек-тивным видами ориентирования, поскольку вне осмысления прошлого и настоящего соци-

204ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

204


ального опыта невозможно достижение постав-ленных целей. Вне установления такого рода связей жизненная стратегия является абстрак-цией, а не реальным социальным феноменом. Рассмотрение жизненной стратегии в ка-

честве устойчивого феномена социального бытия и познания делает вполне логичным рассмотрение последних в качестве основа-ния ее типологии. В своей совместной работе Т.Е. Резник и Ю.М. Резник пишут: «Приведем наиболее распространенные типы стратегий, встречающиеся в повседневной жизни. Они вы-деляются по ряду институциональных призна-ков: социально-экономическому положению, способу воспроизводства и трансляции куль-турных стандартов, системе регуляции и кон-троля, социальному характеру (коллективной ментальности), профессиональному этносу. В совокупности эти признаки образуют комплекс-ный критерий социологической типологизации жизненных стратегий. Его содержание опре-деляется характером социальной активности личности. Рецептивная («приобретательская») активность является основой стратегии жиз-ненного благополучия и ее аномальных форм – потребительско-накопительской, паразитарно-эксплуататорской и других. Предпосылкой стратегии жизненного успеха выступает мо-тивационная («достиженческая») активность, рассчитанная на общественное признание (примером служит предпринимательство). На-конец, для стратегии самореализации харак-терна творческая активность, направленная на создание новых форм жизни безотносительно к их признанию (непризнанию)» [1].Конечно же, типология жизненных стратегий,

предложенная указанными авторами, не явля-ется единственно возможной, но лежащий в ее основе принцип определения различных линий поведения по отношению к закрепленным в об-ществе ценностям и нормам следует признать наиболее востребованным в социальной нау-ке. В качестве примера институционального понимания жизненных стратегий можно приве-сти социологические концепции двух предста-вителей американского структурного функцио-нализма – Т. Парсонса и Р. Мертона. Главное различие между типологиями данных социоло-гов состоит в том, что у Парсонса рассматри-ваются не все жизненные стратегии, а только те из них, которые поддерживают социальный порядок и тем самым выполняют системообра-зующую функцию в различных обществах. В противоположность Парсонсу Мертон рас-сматривает все возможные виды социально-го поведения, характерные для любых видов обществ. Согласно Парсонсу можно выделить четыре основных типа общества, каждый из которых соответствует определенному отно-

шению социального целого к социальным дей-ствиям индивида. Для первого типа общества характерно санкционирование государством и общественным мнением стремления инди-вида к успеху и самореализации в различных областях социальной жизни. В такой ситуации индивиды получают право свободно выбирать и конструировать различные жизненные стра-тегии. Общество, санкционирующее стрем-ление индивидов к успеху и самореализации, Парсонс называет обществом универсального образца достижения, по своей сущности дан-ное общество представляет собой не что иное, как институализацию в стратегии жизненного успеха. Второй тип общества предполагает зави-

симость личных планов индивида от целей и ценностных ориентиров, устанавливаемых об-ществом. В таком обществе индивиду не при-ходится рассчитывать на объективную оценку своих достижений и заслуг государством и об-щественным мнением. Напротив, он вынужден в своем социальном поведении ориентиро-ваться на социальное окружение и общество в целом. По этой причине в тоталитарном обще-стве имеет место институализация жизненной стратегии на приспособление индивида к об-ществу. В типологии обществ, предложенной Парсонсом, социальное устройство тоталитар-ных государств с точки зрения индивидуали-стического поведения получило наименование «универсалистского образца предписания».В обществе третьего типа государство кон-

тролирует не все, но лишь некоторые сферы социальной жизни, а в других предоставляет индивидам действовать самостоятельно. Бла-годаря этому самой плодотворной жизненной стратегией становится стремление к достиже-нию результатов, независимо от их признания со стороны государства. Общество данного типа Парсонс называет обществом «партику-лярного образца достижений». Для третьего типа общества характерно совмещение отсут-ствия ориентации на достижение с ограничен-ностью предписаний. Это означает, что инди-вид стремится не к личной самореализации и к успеху, а в основном к поддержанию традиций. Вместе с тем, наличие определенных пред-писаний в некоторых областях общественной жизни, прежде всего, в политике, частично в экономике и социальной сфере, приводит к подрыву в ней авторитарной системы правле-ния. Совмещение социально-экономической пассивности основной массы общества с ав-торитарным политическим режимом позволяет говорить об институализации в данном типе социального устройства с особой разновид-ностью рецептивной жизненной стратегии, а именно паразитическо-эксплуататорской.

205205


Само общество данного типа Парсонс называ-ет обществом партикулярного образца предпи-сания. Несмотря на предельную абстрактность

предлагаемых американским социологом ти-пологий обществ и жизненных стратегий, ка-ждому выделенному их типу достаточно легко найти конкретную историческую форму реали-зации. Так, общество универсалистского об-разца достижения соответствует современным западноевропейским странам и США. В свою очередь, общество универсалистского образца предписания, по мнению Парсонса, находит свое выражение в тоталитарных государствах, таких как Третий рейх и Советский Союз. Наи-более редким типом является общество парти-куляристского образца достижения, примером которого американский социолог считает доре-волюционный Китай. Наконец, формой реали-зации общества партикуляристского образца предписания служат государства Латинской Америки. Таким образом, Парсонс демонстри-рует социально-политические результаты реа-лизации различных жизненных стратегий. Как уже было сказано, Мертона, в отличие от

Парсонса, интересовала проблема согласова-ния имеющихся в обществе норм и ценностей с лучшими из достижений. Несмотря на то, что сам Мертон предпочитает пользоваться тер-мином «способы индивидуальной адаптации», по смыслу он соответствует понятию «жизнен-ная стратегия». В основании предлагаемой им типологизации жизненных стратегий Мертон полагает степень отклонения поведения ин-дивида от одобряемых обществом жизненных целей и средств их достижений. Благодаря выделенному критерию американскому соци-ологу удается продемонстрировать не только систему созидающую, но и дезинтегрирующую роль различных видов жизненных стратегий по отношению к социальному целому. Первым типом жизненной стратегии, или ин-

дивидуальной адаптации, Мертон считает кон-формизм, для которого характерно совпадение индивидуальных и общественно признанных целей и методов их достижений. Индивид, реа-лизующий конформистскую линию поведения, в наибольшей степени способствует поддер-жанию нормального функционирования обще-ства в целом.В отличие от конформизма для инноваци-

онной стратегии характерно принятие одо-бряемых обществом целей и ценностных ориентиров, но использование при этом либо нестандартных, либо аморальных, а иногда и противозаконных методов. Подчеркивая деви-антный характер методов достижения целей, применяемых в инновационной жизненной стратегии, Р. Мертон в своей статье «Социаль-

ная теория и социальная структура. Социаль-ная структура и аномия» пишет: «В обществах, подобных нашему, культурное акцентирова-ние денежного успеха для всех и социальная структура, слишком сильно ограничивающая практическое использование одобряемых средств большинством, вызывает побуждение к инновационной деятельности, отступающей от институциональных норм. Но такая форма приспособления возможна только при несовер-шенстве социализации индивидов, позволя-ющей им пренебрегать институциональными средствами, сохраняя при этом устремлен-ность к успеху» [2]. Таким образом, вступая в противоречие с обществом относительно ха-рактера методов достижения поставленных це-лей инновационная жизненная стратегия явля-ется первой формой девиантного социального поведения и открывает процесс разрушения структуры общества.В противоположность инновационной стра-

теги ритуалистическая стратегия признает методы достижения благ, но при этом отказы-вается от принятия ряда ценностей и целей, характерных для социума в целом. Принятие данной стратегии приводит к тому, что индивид только делает вид, что стремится к поставлен-ной обществом цели, и выполняет взятые на себя обязательства формально, ритуалистич-но. Такое поведение объясняется страхом по-терять уже имеющиеся положения в обществе. Результатом такой жизненной стратегии яв-ляется неэффективность функционирования социального целого, что рано или поздно при-водит к застою социальной жизни, а затем и к социальному взрыву. Для следующей жизненной стратегии – ре-

тризма – свойственно отрицание как целей, так и средств достижений, присущих обществу. Непосредственным результатом реализации этой стратегии является устранение индивида или группы из социальной жизни. В последнем случае происходит процесс создания субкуль-туры, которая формирует цели и образ жизни, противоречащие общепринятым целям и об-разу жизни. При сопоставлении ритуализма и ретризма ясно видно, что последний обладает для социальной структуры значительно боль-шей опасностью. Это обстоятельство объясня-ется тем, что ретрическая жизненная страте-гия при массовом распространении приводит к возникновению объединений, создающих аль-тернативную социальную реальность, тем са-мым создаются предпосылки для разрушения нормальной социальной жизни. Последним, пятым, типом жизненной страте-

гии Мертон признает мятеж, или бунт. Индивид, практикующий данную модель социального поведения, не только отрицает приятые в об-

206ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

206


ществе цели, нормы и ценности, не только за-меняет их альтернативными ценностными ори-ентирами, жизненными задачами и правилами их достижения, но и активно борется, вплоть до вооруженной борьбы, за свои идеалы. Та-ким образом, бунтарство является открытым разрушением социальной структуры общества. Главным же отличием бунтарской стратегии от ретризма является то, что она является не суб-, а контркультурой и, следовательно, представ-ляет собой наибольшую угрозу нормальному функционированию социального целого. Сопоставляя взгляды Парсонса и Мертона

на роль жизненных стратегий в процессе функ-ционирования социальной реальности, необ-ходимо подчеркнуть, что они имеют как черты сходства, так и черты различия. К чертам сход-ства концепций обоих американских социоло-гов в первую очередь следует отнести исполь-зование ими институционального подхода, позволяющего вплотную подойти к проблеме онтологизации жизненных стратегий. Главное отличие институционального подхода от со-циально-онтологического заключается в том, что первый имеет, как правило, социально-номиналистическую природу, тогда как второй тяготеет к социальному реализму. Поэтому субъектом реализации жизненных стратегий социологического подхода выступают не иде-альные конструкции, а реальные индивиды и социальные группы. Другим ценным дости-жением социологического подхода является его эмпиричность, по этой причине понятие жизненной стратегии в нем не дедуцируется из других понятий, как это характерно для со-циально-онтологического подхода, а формиру-ется путем обобщения. Такой способ образо-вания обладает как сильными, так и слабыми сторонами. К сильным сторонам социологиче-ского образования понятия жизненной страте-гии относится очевидность и даже чувственная

наглядность, тогда как недостатком является отсутствие демонстрации глубинных связей, существующих между этим понятием и законо-мерностями функционирования духовной и со-циальной жизни в целом. Доказательством дан-ного утверждения служит то, что в концепции Парсонса осуществляется простая редукция типов к определенным жизненным стратегиям, а в концепции Р. Мертона типология жизненных стратегий отслеживает лишь одну их функцию – поддерживать или разрушать социальное це-лое. Таким образом, социологический подход, используя институциональную и эмпирическую методологию, тем не менее не способен дать целостного изображения понятия жизненной стратегии и является, по сути, абстрактным. Однако он представляет собой важнейшую ступень в исследовании жизненных страте-гий. Так, если психический поход раскрывает индивидуальные и эмоциональные стороны конструирования и осуществления жизнен-ных планов, то социологический подход вы-являет их универсальный (надындивидуаль-ный) и рациональный характер. Однако оба этих подхода нуждаются в дополнении со стороны философского подхода, который, с одной стороны, установил бы связь между ними, а с другой – интегрировал бы структуру жизненной стратегии не только в социальное целое, но и в структуру сущего. Только в этом случае представляется возможным говорить о всестороннем рассмотрении понятия «жиз-ненная стратегия». В силу данного обстоя-тельства является необходимым переход от специально-научного к философскому ис-следованию понятия «жизненная стратегия», которое включало бы в себя не только соци-ально-философское рассмотрение данного предмета, но и теоретико-методологические приемы познания других философских дис-циплин.

1. Резник Т.Е., Резник Ю.М. Жизненные стратегии личности // Социс. 1995. № 2.

2. Мертон Р.К. Социальная теория и соци-альная структура. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. 1992. № 2–4.

1. Reznik T.E., Reznik Yu.M. Vital strategy of the personality // Sotsis. 1995. № 2.

2. Merton R.K. Social theory and social structure. Social structure and anomy // Sociological researches. 1992. № 2–4.

207207


Петракова Анна Сергеевнакандидат философских наук,

старший преподаватель кафедры гуманитарных, социально-экономических и информационно-правовых дисциплин

Новороссийского филиала Краснодарского университета МВД России(тел.: +79180523611)

Экстремизм: теоретико-методологический анализ

В статье автор рассматривает проблему экстремизма как результата манипуляционного управления массами, анализирует субъекты и объекты радикальной идеологии и радикальной практики, исследует механизмы реализации и популяризации экстремистской активности через деятельность неформальных культовых организаций. Уделяет внимание причинам и последстви-ям распространения радикальных идеологий, способам предотвращения их внедрения в обще-ственное сознание. Ключевые слова: экстремизм, радикализм, радикальная идеология, радикальная практика,

экстремистская идеологизация, культ, экстремистская организация.

A.S. Petrakova, Master of Philosophy, Senior Lecturer of the Chair of Humanities, Socio-economic, Informational and Legal Subjects of the Novorossiysk branch of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +79180523611.

Extremism: theoretical and methodological analysisIn the article the author considers the problem of extremism as result of manipulative control of mass,

analyzes the subjects and the objects of radical ideology and radical practice, also author researches mechanisms of realization and popularization of radical activity by means of activity of non-formal cult organizations. Also author pays attention on the causes and the results of spreading of radical ideologies, and on ways of prevention of their introduction in the social consciousness.

Key words: extremism, radicalism, radical ideology, radical practice, extremist ideologization, cult, extremist organization.

Понятие «экстремизм», к сожалению, довольно прочно вошло в нашу жизнь, обозначая такие негативные стороны

действительности, как массовые беспорядки, убийства, пропаганда национальной, этниче-ской, религиозной вражды и др. Как правило, действия, которые называют экстремистски-ми, детерминируются общественностью как антигражданственные, антипатриотические, антидемократические, носящие деструктив-ный характер, связанные с ущемлением прав и свобод личности, разрушением основ госу-дарственного строя. Тема экстремизма неод-нократно поднималась средствами массовой информации, политиками, социологами, по-литологами. Не обошли этот вопрос и ученые, посвятившие исследованию проблемы экс-тремизма свои работы (С. Хассен, Э. Цветков, Е.С. Гундарь, А.Н. Гадиева, П.М. Егоров, Э.М. Ибрагимова и др.).Определение экстремизма является много-

аспектным. Об этом свидетельствует тот факт, что Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремист-

кой деятельности» (с изменениями от 27 июля 2006 г., 10 мая, 24 июля 2007 г., 29 апреля 2008 г.) не дает точное и однозначное определение экстремизма, а предлагает целый перечень тех действий, которые подпадают под понятие экс-тремистской деятельности, а также отдельно определяет понятия экстремистской организа-ции и экстремистских материалов [1]. Между тем в науке экстремизм понимается

как крайняя форма радикализма [2]. В свою очередь, и к понятию радикализма в совре-менной науке существует два подхода: первый связан с определением радикализма как по-литического течения, критикующего существу-ющий режим и предлагающего реализовать программы социально-политических преобра-зований путем реформирования; второй рас-сматривает радикализм как использование на-бора крайних методов борьбы с существующей социально-политической ситуацией. Таким образом, понятие экстремизма подпа-

дает под второй подход, поскольку экстремизм в современном его проявлении и предлагает кардинальные, даже насильственные меры

208ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

208


борьбы с социально-политической ситуацией в мире или отдельных государствах. Иными словами, экстремизм – это любое проявление приверженности крайним взглядам или мерам, имеющее целью разрушить основы конституцион-ного строя, подорвать безопасность государства через создание экстремистских организаций, ко-торые занимаются террористической деятельно-стью, пропагандируют вражду на национальной, религиозной и иной почве и призывают к насилию.В экстремизме как крайней форме радика-

лизма традиционно выделяют радикальную идеологию и радикальную деятельность [2].Идеология в данном случае – это система

идей, ценностей, взглядов, принципов пове-дения, через реализацию которых может быть достигнут некий социальный идеал. В основе идеологии, таким образом, лежит некая идея социального преобразования, преображения, иногда связанная с разрушением имеющегося социального фундамента. При этом само по себе радикальное разрушение во имя общего блага несет в себе, помимо деструктивного, также вполне конструктивный аспект – созда-ние нового типа социальной организации на основе иных ценностей, норм, приоритетов, не-жели предыдущая. Именно эта идея, как пра-вило, чаще всего лежит в основе деятельности современных экстремистских организаций. Однако не стоит забывать, что радикальная

идеология, опирающаяся даже на идеи все-общего блага и спасения мира, тем не менее далека от радикальной практики, где идея в процессе своего достижения использует амо-ральные средства и тем самым сводит на нет ценность самого идеологического ядра. Кроме того, как в любой системе социаль-

ных отношений, в радикальной идеологии и радикальной практике есть свои субъекты и объекты. Если говорить о радикальной или экс-тремистской идеологии, субъекты здесь – те, которые разрабатывают само идеологическое ядро и стремятся извлечь выгоду из социаль-ной деструкции, даже, если в основе идеологии будет лежать идея общего блага; объектами же радикальной идеологии становятся те, чьими руками будет «твориться история», т.е. те, кто сам лично будет реализовывать радикальные социальные преобразования. В свою очередь, в отношении радикальной практики (деятель-ности) объекты воздействия экстремистской идеологии становятся уже субъектами, т.е. ор-ганизаторами и исполнителями ее реализации; объектом же является та социальная реаль-ность, которую «преобразователи» стремятся изменить «во имя общего блага».

На наш взгляд, опасность для общества представляют одновременно и идеологи ра-дикальных подходов, и их реализаторы. Если первые ставят цели, продумывают ход, сред-ства и результаты социальных изменений, то вторые фанатично следуют идеям первых, не оставляя шанса объектам социальных преоб-разований. Современная реальность такова, что ис-

полнителями, воплощающими экстремист-ские идеи в жизнь, чаще всего становятся молодые люди из числа учащихся школ, сту-дентов системы профессионального образо-вания. Практика показывает, что причинами вовлечения в деструктивные экстремистские организации являются несформированная си-стема нравственных ценностей, социальная дезориентация и разобщенность, отсутствие практического социального опыта, недостаток знаний, нестабильная социально-экономиче-ская ситуация, личная неустроенность, про-воцирующая неудовлетворенность в тех или иных отношениях. Как отмечает Е.П. Олифиренко, «в момент

значительных потрясений и переломов, пери-одически возникающих в процессе развития любого общества и связанных с деформаци-ями условий и образа жизни людей, внезапно образующимся вакуумом ценностей, измене-нием материальных показателей, неясностью жизненных перспектив и неизбежным обостре-нием противоречий, экстремизм, в том числе религиозный, становится одной из наиболее опасных негативных характеристик социально-политического процесса» [3, c. 7]. Исследования показывают, что в последние

несколько лет членами экстремистских орга-низаций все чаще становятся молодые люди из благополучных семей, имеющие высокий уровень образования и благоприятные про-фессиональные перспективы [4]. Массовая экстремистская идеологизация происходит в основном в виртуальном пространстве через различные социальные сети и интернет-сооб-щества. Именно там, по мнению исследовате-лей, происходит так называемая параллельная социализация, обеспечивающая повышение самооценки и облегчающая процесс самои-дентификации. «Стремление к виртуализации процесса самоидентификации приводит к тому, что в реальной жизни молодой человек начи-нает искать социальные группы с максимально упрощенной системой взаимодействия, пози-тивным настроем, строгой иерархией и стро-гими правилами, напоминающими игровые в виртуальных пространствах. В некоторых слу-

209209


чаях, таких как желание познать истину, выра-зить протест по отношению к обществу, проя-вить свою оригинальность и неординарность, найти круг общения и т.д., именно религиозные объединения закрытого типа (секты) позволя-ют удовлетворить потребность в проявлении социальной, одобряемой членами микрогруп-пы активности, и, как следствие, построении позитивных компонентов образа ‘‘Я’’» [5].Как свидетельствует практика, чаще всего в

социальной реальности встречается не экстре-мизм вообще, а религиозный или религиозно-политический экстремизм, где стремление к социальному преобразованию вполне корре-лирует с идеей религиозной нетерпимости и необходимости политических изменений на самом высоком уровне. При этом субъекты ра-дикальной идеологии в данном случае не ясны и не могут быть достоверно определены из-за ограниченности сведений, однако периодиче-ски выявляются объекты, транслирующие идеи социальных трансформаций с использованием крайних мер, в том числе насилия и убийства, на массовую аудиторию. Они же выступают субъектами радикальной практики, организу-ющими, а иногда и самостоятельно реализующи-ми воплощение экстремистских идей в жизнь. Как указывает известный психолог Э. Цвет-

ков, процесс вовлечения в религиозную или псевдорелигиозную организацию закрытого типа (секту) довольно прост для умелого ма-нипулятора. Еще Ф. Ницше писал, что в жиз-ни человеку свойственно руководствоваться двумя инстинктами: власти и подчинения [6, с. 587–589]. В соответствии с данной формулой технология вовлечения в экстремистскую орга-низацию включает в себя такие этапы, как овла-дение воображением, формирование доверия, включение в собственную систему верований. Так, первое, к чему обычно прибегает мани-

пулятор (субъект радикальной деятельности, имеющий целью привлечение новых сторон-ников и реализаторов экстремистских идей), – это овладение воображением манипулируемо-го. «Любой опытный оратор прекрасно знает, что успех слова зависит не только от уст го-ворящего, но и от ушей слушающего» [7]. При этом чаще всего манипулятор взаимодейству-ет не один на один с объектом, а организует массовую встречу или переписку, поскольку «гипнотизеру хорошо известно, что чем боль-ше людей собирается вместе, тем легче на них воздействовать… Поскольку человеку прису-ще свойство подражать, то остальные, глядя на первых, тоже потихонечку перейдут в из-мененное состояние сознания» [7]. Психологи

указывают на закономерность: чем более мас-совая аудитория становится объектом воздей-ствия манипулятора, тем быстрее происходит процесс «заражения идеей» и тем больше у нее появляется сторонников. Однако на вовлечении в экстремистскую

организацию процесс трансформации созна-ния не заканчивается. Далее манипулятором начинает активно применяться формула, кото-рую структурировал С. Хассен: «поведение – информация – мысли – эмоции» [8]. Она рас-крывает сущностные основы манипуляции сознанием и, как следствие, поведением объ-екта, уже ставшего частью экстремистской организации. Так, основное правило контроля поведения включает «регулирование физиче-ской реальности индивида» [8] через управ-ление привычками, кругом общения, выбором одежды, прически, пищи, формирование фи-нансовой зависимости от организации или от-дельных ее членов. При этом управление вре-менем осуществляется таким образом, чтобы исключить или минимизировать досуг, развле-чения. Все эти меры позволяют сформировать зависимость индивида от организации. Далее сфера контроля постепенно расширяется: «для принятия важных решений необходимо спрашивать позволения, старшим необходимо сообщать о своих мыслях, чувствах… индиви-дуализм не поощряется, преобладает группо-вое мышление», в жизнь нового члена экстре-мистской организации прочно входят жесткие правила и предписания [8]. Организация контроля поведения не может

осуществляться автономно и независимо от контроля поступающей индивиду информации. Члены экстремистской организации начинают активно отслеживать, какие книги, журналы, статьи, рубрики, интернет-сайты находятся в поле зрения объекта. Для поддержания мани-пулируемого в состоянии повиновения исполь-зуются обман, утаивание, искажение информа-ции, не входящим в круг «истинных» доступ к сведениям постепенно ограничивается и в ко-нечном итоге превращается в запрет. При этом реализуется такая информационная загружен-ность объекта манипуляции, что его общение с членами бывших референтных групп (друзь-ями, семьей, коллегами по работе) предельно ограничивается. Информационный контроль постепенно начинает охватывать все сферы жизни индивида, в организации поощряется доносительство друг на друга, которое позици-онируется как верность идее и своему лидеру.Следующей сферой манипуляционного

управления становится мышление. Подготов-

210ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

210


ленное информационным и поведенческим контролем со стороны организации сознание индивида уже становится неспособным отли-чить ложь от истины. Индивид без критики усва-ивает основные ценности группы, при этом его сознание постоянно подвергается воздействию различных психотехник, что позволяет снизить порог сопротивляемости и не дает возможно-сти объективно осмысливать и оценивать ре-альность. На этом этапе действуют четкие, уже усвоенные индивидом правила: лидера и идею нельзя критиковать, поскольку они истинные, все мысли, противоречащие основной идее, следует рассматривать как ложные, «непра-вильные», все альтернативные системы веро-ваний, убеждений нужно рассматривать как не имеющие права на существование. Завершающим этапом в процессе транс-

формации сознания будущего «экстремиста» является контроль над чувствами и эмоциями. При этом особенно активно манипуляторами эксплуатируются чувства вины и страха: если что-то негативное происходит в жизни инди-вида, он виновен в этом сам; в «подлинную» семью индивида входят только члены орга-низации, объединенные общей идеей; нельзя мыслить независимо, поскольку это может при-вести к изгнанию из «настоящей» семьи – экс-тремистской организации; вне группы человек не сможет жить и реализовывать свои цели, стремления. Иными словами, экстремистами, названными так за реализацию экстремистской деятельности, становятся люди из числа мир-ных граждан, забирающие и отдающие жизни за псевдорелигиозные идеи, чужие амбиции и идеалы, в то время как подлинные экстреми-сты, которыми являются идеологи радикаль-ных направлений, организующие и направля-ющие весь процесс социальных преобразова-ний средствами радикализма, остаются в тени и реализуют чужими руками собственные по-литические цели. В современной науке встречается термин

«объем религии», характеризующий в процент-ном соотношении долю состоящих в каких-либо культовых организациях, религиозных, полити-ческих и иных, от общей численности населе-ния страны (Р. Старк, У. Бейнбридж и др.) [9, с. 216–223]. При этом исследователи отмечают, что «показатели доли людей в обществе, счи-тающих себя верующими, могут колебаться, однако увеличение… будет происходить до тех пор, пока не приблизится к точке насыщения,

равной «объему религии» в данном обществе – количеству религиозно-ориентированной ча-сти населения… Каждая новая альтернатива не будет вести к увеличению религиозности» [10]. Данная мысль не противоречит, а, напро-тив, подтверждает исследования проблемы экстремизма С. Хассена, Э. Цветкова и др., указавших, что в культовую организацию всту-пает только тот, кто уже имеет внутреннее, еще не осознанное стремление следовать за мани-пулятором. Однако проблема здесь, по мне-нию большинства исследователей, не в склон-ности людей к культовым организациям и не в стремлении стать экстремистом, а в общей социальной разобщенности, отсутствии еди-ной государственной идеи, имеющей духовно-практический смысл и консолидирующей на-род. В частности, И.Г. Каргина отмечает, что большая часть населения России начала XXI столетия позиционирует себя как православ-ные, однако при этом отмечает слабое влия-ние православия на свою повседневную жизнь и неготовность рассматривать свою веру как основу для интеграции. Такую позицию многие связывают с неэффективной работой РПЦ [10]. Подводя итог исследованию, стоит отме-

тить, что реализация экстремизма начина-ется с формирования и внедрения деструк-тивных идей в сознание личности, а потому для предотвращения любого радикализма необходимы совместные усилия государства и каждой отдельно взятой личности. Со сто-роны государства необходима разработка единой национальной масштабной по значи-мости и характеру реализации идеи, которая была бы способна выполнять функцию инте-грации российского общества. При этом идея только тогда сможет играть социально консо-лидирующую роль, когда мероприятия по ее реализации перестанут носит формальный, бессодержательный характер. Для воплоще-ния в жизнь идеи национального масштаба необходима четкая система нравственных ко-ординат каждого индивида, в формировании которой должны участвовать семья, общество и государство. Стоит также помнить, что по-датливость манипулятору обратно пропорци-ональна уровню образования и нравственной культуры индивида. Иными словами, способ-ность и желание критически оценивать то, что происходит вокруг нас, становится значимым барьером на пути к реализации любых экстре-мистских идей.

211211


1. О противодействии экстремистской де-ятельности: федер. закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ (в ред. от 8 марта 2015 г.). Доступ из справ. правовой системы «Гарант». URL: http://base.garant.ru/12127578/#ixzz3qStU05e9 (дата обращения: 24.05.2016).

2. Современный политический экстремизм. М., 2009. URL: http://www.ekstremizm.ru (дата обращения: 10.07.2016).

3. Олифиренко Е.П. Молодежный религиоз-ный экстремизм в современной России и пути его преодоления (на материалах СКФО): автореф. дис. … канд. полит. наук. Красно-дар, 2012.

4. Маздогова З.З. Молодежный религиозный экстремизм в современной России и пути его преодоления // Теория и практика обществен-ного развития. 2015. № 13. URL: http://teoria-practica.ru/rus/files/arhiv_zhurnala/2015/13/sociology/mazdogova.pdf (дата обращения: 10.07.2016).

5. Лушпай С.А. Социально-психологиче-ские аспекты влияния самоидентичности на склонность вступления в закрытые рели-гиозные группы // Теория и практика обще-ственного развития. 2014. № 1. URL: http://teoria-practica.ru/rus/fi les/arhiv_zhurnala/2014/1/psix/lushpay.pdf (дата обращения: 10.07.2016).

6. Ницше Ф. Соч.: в 2 т. М., 1996. Т. 1.7. Цветков Э. Тайные пружины человече-

ской психики: книга-тренинг. URL: http://www.csgped.ru/psix_pmoosh-rekomend_litra-cvetov-prugini.html (дата обращения: 10.07.2016).

8. Хассен С. Освобождение от психо-логического насилия. URL: http://royallib.com/book/hassen_stiven/osvobogdenie_ot_psihologicheskogo_nasiliya.html (дата обраще-ния: 11.07.2016).

9. Руткевич Е.Д. «Новая парадигма» в соци-ологии религии: Pro и Contra // Вестн. Ин-та социологии. Вопросы теории. 2013. № 6.

10. Каргина И.Г. Влияние кризиса на проте-стантские конфессии в современной России // Теория и практика общественного развития. 2014. № 2. URL: http://teoria-practica.ru/rus/fi les/arhiv_zhurnala/2014/2/sоciоlоgiyа/kargina.pdf (дата обращения: 11.07.2016).

1. On counteraction to extremist activity: fed.law d.d. July 25, 2002 № 114-FL (as amended on March 8, 2015). Access from legal reference system «Garant». URL: http://base.garant.ru/12127578/#ixzz3qStU05e9 (date of access: 24.05.2016).

2. Modern political extremism. Moscow, 2009. URL: http://www.ekstremizm.ru (date of access: 10.07.2016).

3. Olifi renko E.P. Youth religious extremism in modern Russia and the ways of its overcoming (on the materials of North Caucasus Federal District): auth. abstr. … Master of Political Sciences. Krasnodar, 2012.

4. Mazdogova Z.Z. Youth religious extremism in modern Russia and the ways of its overcoming // Theory and practice of social development. 2015. № 13. URL: http://teoria-practica.ru/rus/fi les/arhiv_zhurnala/2015/13/sociology/mazdogova.pdf (date of access: 10.07.2016).

5. Lushpay S.A. Socio-psihological aspects of self-identity infl uence on the propensity of joining the closed religious groups // Theory and practice of social development. 2014. № 1. URL: http://teoria-practica.ru/rus/fi les/arhiv_zhurnala/2014/1/psix/lushpay.pdf (date of access: 10.07.2016).

6. Nitshe F. Works: in 2 vol. Moscow, 1996. Vol. 1.

7. Tsvetkov E. Secret springs of human psychics: the book-training. URL: http://www.csgped.ru/psix_pmoosh-rekomend_litra-cvetov-prugini.html (date of access: 10.07.2016).

8. Hassen S. Liberation from psychological violence. URL: http://royallib.com/book/hassen_stiven/osvobogdenie_ot_psihologicheskogo_nasiliya.html (date of access: 11.07.2016).

9. Rutkevich E.D. «New paradigm» in sociology of religion: pro and contra // Bull. of institute of sociology. Questions of theory. 2013. № 6.

10. Kargina I.G. Crisis infl uence on protestant denominations in contemporary Russia // Theory and practice of social development.2014. № 2. URL: http://teoria-practica.ru/rus/fi les/arhiv_zhurnala/2014/2/sоciоlоgiyа/kargina.pdf (date of access: 11.07.2016).

212ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

212


Плотников Владимир Валериевичкандидат философских наук, доцент кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России(e-mail: [email protected])

Типологический анализ факторов дестабилизации социальной структурыВ статье рассматривается положение о том, что для обеспечения социальной стабильности не-

обходимо, с одной стороны, своевременное реагирование на основные внутренние угрозы (раз-витие социальных противоречий, дисфункция социальных институтов, развитие преступности и очагов экстремизма), с другой – развитие эффективных защитных механизмов, направленных на локализацию последствий негативных процессов, еще не прошедших стадию регулирования (на внутреннем уровне), и деструктивных факторов, обладающих внешним по отношению к социаль-ной системе статусом. Производится социологическое обоснование обозначенного тезиса. Ключевые слова: типология, управление, социальная структура, общество, государство,

регулирование, социальные процессы.

V.V. Plotnikov, Master of Philosophy, Assistant Professor of the Chair of Philosophy and Sociology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Typological analysis of factors of destabilization of social structureThe basic idea of the study is the provision that to ensure social stability is necessary, on the one

hand, a timely response to major internal threats (development of social contradictions, dysfunction of social institutions, the development of crime and hotbeds of extremism), on the other – the development of effective protection mechanisms aimed at localization of consequences of negative processes have not yet passed the stage of regulating (internally) and destructive factors which have external to the system of social status. The article made a sociological study indicated thesis.

Key words: typology, management, social structure, society, state, regulation, social processes.

Стабильность социальной структуры и ее эффективность представляют со-бой ключевую задачу государства, на

уровне которого реализуются основные функ-ции организации общественной структуры. В самом деле, системные нарушения в государ-стве ведут к комплексному структурному кризи-су. Так, например, дисфункция определенной сферы общества ведет не только к нарушению регуляции общественных процессов, но и к актуализации социальных проблем, решение которых требует задействования государствен-ных ресурсов. Проведем анализ системных изменений в функционировании государства в условиях возникновения дисфункции одного или нескольких социальных институтов.В случае нарушений в функционировании

религиозной сферы общество утрачивает еди-ное мировоззрение, процессы социализации становятся менее эффективными, положи-тельная общественная мотивация снижается, а уровень конфликтности социума возрастает. Институт государства становится менее дей-ственным рычагом воздействия на общество,

а институты права, образования и семьи ис-пытывают большую нагрузку. Трансформация мировоззрения членов общества приводит к изменениям в развитии социальных запросов. Дисфункция религиозного института приводит к интенсификации развития вариаций миро-воззрения общества, при этом эффективность социального взаимодействия снижается, а ин-тенсивность и разнообразие запросов социума повышаются. Но функция института религии может не только снизить свою эффективность, здесь также возможно возникновение несогла-сованности функционирования религии с про-чими социальными институтами. Примером может служить конфликт религии со сферой экономики, этика которой часто не может су-ществовать в согласии с установками боль-шинства религий. Подобные конфликты для государства становятся серьезной проблемой, т.к. для их разрешения необходимо реформи-рование одной из конфликтных сторон. Нарушения в функционировании семейного

института приводят к уменьшению обществен-но активного населения (из-за таких факторов,

213213


как наркомания, алкоголизм и пр.), понижению уровня трудовых ресурсов, снижению рожда-емости (что может привести к демографиче-ской проблеме), ухудшению условий социа-лизации и социального контроля. При этом наблюдаются ухудшения в функционировании экономического института, нарушается преем-ственность религиозных ценностей, институты образования, права, государственные соци-альные службы начинают испытывать на себе большую нагрузку. За счет спада эффективно-сти активности населения снижается общий уровень достатка, возникают социальные кон-фликты. Нарушения в семейной сфере косвен-но также приводят к снижению уровня матери-альных ресурсов государства [1]. Дисфункция в сфере образования приводит

к снижению уровня профессионализма, недо-статку квалифицированных работников, что на системном уровне ухудшает эффективность сферы экономики.В этой связи функции политической власти

по вектору направленности можно подраз-делить на конструктивные, направленные на повышение эффективности социальных про-цессов, и защитные, направленные на сохра-нение структуры общества и противодействие негативным внешним и внутренним тенден-циям. Очевидно, что эти две функции власти тесно взаимосвязаны: от оптимальности и эф-фективности структуры общества зависит его устойчивость к негативным воздействиям, и в то же время от способности государства реа-гировать на возникновение деструктивных тен-денций напрямую зависит степень эффектив-ности процессов, протекающих в обществе. В этом отношении актуализируется вопрос о том, какие основные факторы определяют стабиль-ность общественной структуры, а также како-вы основные механизмы выхода социальной системы из состояния внутреннего баланса. Данная проблема имеет многоуровневый ха-рактер. Социальные нарушения могут иметь индивидуальный характер и быть связанными с психологическими, личностными, природны-ми факторами. Вместе с тем, имеют место и системные по своему происхождению нару-шения, имеющие разрушительные и крайне опасные последствия для локальной социаль-ной системы (государства). Так, в современной социологии экстремизма становится нормой рассматривать явления социальной деструк-тивности в качестве проявления системных противоречий, лежащих в основании. Наибо-лее авторитетными исследователями в этой

области являются Ю.А. Зубок [2, с. 37–46], В.И. Чупров [2], Е.О. Кубякин [3, с. 100–104; 4; 5], Д.С. Райдугин [6, с. 84–87; 7, с. 54–63], Е.В. Сальников [8], А.В. Сериков [9] и др. К чис-лу оснований можно отнести последователь-ное нарушение эффективности социальных институтов, развитие локальных противоречий национального, религиозного, материального толка, повышение уровня преступности и т.д. Следует отметить, что некоторые пробле-

мы носят комплексный характер, представляя собой сочетание локальных факторов и сбо-ев в работе социальных структур (например, негативные природные условия в сочетании с неправильным проектированием зданий при градостроительстве). Отдельного внимания заслуживают факторы дестабилизации соци-альной структуры, имеющие внешний для нее характер. Так, если речь идет о внешнем воз-действии с целью дестабилизации ситуации в обществе, имеет место целенаправленное расшатывание государственных устоев и со-здание, а также актуализация внутренних кон-фликтов.Помимо рассмотренных выше природных ус-

ловий, речь идет о неблагоприятных процессах в мировой социальной среде, что затрагивает сферу культуры, геополитическую и экономи-ческую ситуацию. На этом уровне обнаружи-вается важная теоретико-методологическая проблема: государство обладает различными ресурсами по противодействию негативным тенденциям в зависимости от того, какова при-рода их источника. По этой причине для адек-ватной организации стабилизационной поли-тики необходимо построение теоретической модели, на уровне которой будут отражены основные типы социальной деструктивности, источники ее возникновения и методы, посред-ством которых возможно снизить негативные последствия социальных нарушений. В этом отношении существует несколько классифи-каций факторов дестабилизации социальной структуры, которые позволяют детализировать рассматриваемую проблему.Во-первых, деструктивные процессы в об-

ществе характеризуются таким специфиче-ским показателем, как масштаб организации. Так, например, неприятие социальной струк-туры отдельным членом общества (что может быть вызвано широчайшим спектром основа-ний – от нарушений процесса социализации до уровня материального благосостояния или негативных личных отношений с государствен-ными служащими) представляет собой индиви-

214ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

214


дуальный уровень существования деструктив-ных процессов в обществе. Подобная ситуация может являться результатом случайного факта неблагоприятного протекания социальных процессов либо представлять собой частный случай социальной девиации. Возникновение единичных фактов развития социальной де-структивности по большей части гасится за-щитными функциями общественной структуры и не требует каких-либо специальных мер со стороны представителей государственной вла-сти. Вместе с тем, деструктивные тенденции могут проявляться на групповом уровне, что представляет собой уже значительно более серьезную проблему. Так, например, может иметь место развитие радикальных взглядов в среде молодежи с образованием групп, на-правленность деятельности которых носит де-структивный характер. Возникновение обособленных, деструктив-

ных по своей направленности социальных групп свидетельствует о выходе негативных тенденций на уровень самоорганизации, в ре-зультате чего нарушение социального баланса приобретает статус системной проблемы. Свя-зано это с тем, что само по себе возникновение коллектива деструктивно настроенных еди-номышленников свидетельствует о наличии определенной общей для представителей дан-ной группы проблемы, что уже не может быть отнесено исключительно к индивидуальным социальным отклонениям. Кроме того, образо-вание деструктивной социальной группы озна-чает возникновение очага организованной, це-ленаправленной деятельности по разрушению определенного элемента социальной структу-ры, что представляет собой угрозу для обще-ства как системы [10]. Проблема оснований возникновения группы деструктивно настроен-ных членов общества непосредственно связа-на с тематикой проявления системных наруше-ний в структуре общества. В этом отношении интерес представляет рассмотрение основных сфер социальной жизни на предмет внутрен-ней оптимальности и адекватности. Среди них такие сферы, как образование, религия, право, экономика и сфера семейных отношений. На-рушения в какой-либо из перечисленных сфер могут, не проявляясь напрямую, вызывать раз-личные типы социальных отклонений, ошибоч-но трактуемых в качестве «частных» случаев социальной девиации. Социальные нарушения такого масштаба

крайне опасны широтой своего распростра-нения, поскольку могут затрагивать напрямую

или косвенно целые прослойки общества, в существенной мере ухудшая условия их суще-ствования и повышая число социальных кон-фликтов. Кроме того, нарушения в какой-либо одной социальной сфере оказывают негатив-ное воздействие на остальные социальные институты, в результате чего снижается общий уровень защитных функций социальной си-стемы. Все рассмотренные уровни развития деструктивных тенденций относятся к сфере внутренних проблем общества. Вместе с тем, существуют деструктивные факторы, суще-ствование которых выходит за рамки социаль-ной системы.К числу внешних деструктивных тенденций

следует отнести глобальные процессы, развер-тывающиеся на уровне мировой социальной среды. Процесс глобальной трансформации характеризуется повышением интегративных тенденций в мировом обществе, ростом числа социальных связей и отношений, выходящих далеко за рамки конкретного государства. В результате имеет место тенденция роста взаи-мосвязи и, следовательно, взаимозависимости локальных социальных систем. При этом нега-тивное воздействие на конкретное общество могут иметь не только кризисные тенденции (например, экономический кризис в отдель-ном государстве или локальный военный кон-фликт), но также и развитие социальных форм, отличных от принятых в конкретном обществе, с последующим их проникновением в структу-ру отношений локальной государственной си-стемы. Помимо ситуации на уровне мировой социальной среды, к числу внешних для ло-кального общества деструктивных факторов следует отнести неблагоприятные природные условия, эпидемиологическую ситуацию, пло-хую экологическую обстановку и т.д. Масштаб негативных тенденций и их тип

определяют степень интенсивности пробле-мы и доступные способы ее локализации. Вместе с тем, далеко не все факторы, опреде-ляющие стабильность социальной структуры, могут выступить в качестве объекта государ-ственной регуляции. В этом отношении можно выделить два основных типа деструктивных факторов: подпадающие под сферу государ-ственного регулирования и выходящие за его рамки. В первом случае речь идет о возмож-ности и необходимости вмешательства со сто-роны государства в протекание социального процесса, во втором – об ограниченности ре-сурсов политической власти по урегулирова-нию проблемы.

215215


В данном случае возможно не столько раз-решение проблемы, сколько противодействие ее последствиям на внутреннем уровне орга-низации общественных процессов. Для фор-мирования адекватной стабилизационной деятельности необходимо не только своевре-менное обнаружение негативной тенденции, но и эффективное определение ее статуса, что позволяет формировать эффективный набор мер по регулированию социальной ситуации. В этом отношении деструктивные тенденции в обществе можно подразделить на два типа: проблемы, основание которых пролегает в сфере государственного регулирования, что делает возможным их эффективное разреше-ние, и проблемы, на которые государство не может воздействовать напрямую. Среди рас-смотренных выше типов деструктивных тен-денций возникновение частных случаев соци-альной деструктивности, развитие негативных тенденций на уровне формирования радикаль-ных (или просто отрицательно настроенных по отношению к власти или отдельным элемен-там социальной структуры) социальных групп, а также дисфункция и рассогласование основ-ных социальных институтов входят в сферу прямого регулирования политической власти. На начальном этапе реализации антикризис-ных мер значительно легче элиминировать ряд проблем еще до их возникновения, тогда как на уровне феноменального проявления процесс воздействия осложнен как минимум запазды-ванием реакции. В связи с этим в современной социологии вопрос предотвращения социаль-ной деструктивности актуален на институцио-нальном уровне (в первую очередь, речь идет об институте образования), а также на уровне адекватной молодежной политики [11, с. 76–77;

12, с. 127–130]. Так, посредством аксиологиче-ских оснований и социально сберегающих мер становится возможным предотвращение соци-альных противоречий широкого спектра.Соответственно, здесь реализуется возмож-

ность разрешения внутренних проблем посред-ством изменения структуры общества и управ-ления основными процессами, протекающими в нем. Напротив, для внешних по отношению к локальному обществу деструктивных факто-ров (таких как изменение мировой социальной среды или масштабные стихийные бедствия) характерна значительная степень независимо-сти от государственной политики (в особенно-сти это касается природных условий). По этой причине противодействие данным тенденциям носит опосредованный характер и зачастую связано с разрешением негативных тенденций по мере их актуализации. В этой связи для обеспечения социальной

стабильности необходимо, с одной стороны, своевременное реагирование на основные внутренние угрозы (развитие социальных противоречий, дисфункция социальных ин-ститутов, развитие преступности и очагов экс-тремизма), с другой – развитие эффективных защитных механизмов, направленных на лока-лизацию последствий негативных процессов, еще не прошедших стадию регулирования (на внутреннем уровне), и деструктивных факто-ров, обладающих внешним по отношению к социальной системе статусом. При этом речь идет о своевременном и эффективном разви-тии как социальных служб, направленных на локализацию и устранение частных угроз со-циальной стабильности (органы правопорядка, МЧС, сфера здравоохранения), так и общих за-щитных качеств социальной системы.

1. Parsons T., Smelser N. Economy and Society: A Study in the Integration of Economic and Social Theory. Taylor & Francis e-Library, Rutledge, 2005.

2. Зубок Ю.А., Чупров В.И. Молодежный экс-тремизм. Сущность и особенности проявления // Социологические исследования. 2008. № 5.

3. Кубякин Е.О., Сафронов А.Н. Информаци-онный экстремизм в среде молодежи как де-структивный феномен современного россий-ского общества // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2013. № 4(22).

4. Кубякин Е.О. Молодежный экстремизм в сети Интернет как социальная проблема // Историческая и социально-образовательная мысль. 2011. № 4.

1. Parsons T., Smelser N. Economy and Society: A Study in the Integration of Economic and Social Theory. Taylor & Francis e-Library, Rutledge, 2005.

2. Zubok Yu.A., Chuprov V.I. Youth extremism. The essence and features of display // Sociological studies. 2008. № 5.

3. Kubyakin E.O., Safronov A.N. Informational extremism in the youth environment as destructive phenomenon of the modern Russian society // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2013. № 4(22).

4. Kubyakin E.O. Youth extremism on the Internet as a social problem // Historical and socio-educational thought. 2011. № 4.

216ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

216


5. Кубякин Е.О. Особенности профилакти-ки молодежного экстремизма в современной России // Общество: политика, экономика, право. 2011. № 1.

6. Райдугин Д.С. Проблема полипарадиг-мальности современной социологии молоде-жи // Гуманитарные, социально-экономиче-ские и общественные науки. 2013. № 1.

7. Райдугин Д.С. Становление естествен-ной и рефлексивной установок социального познания // Человек. Общество. Инклюзия. 2012. № 3(11).

8. Сальников Е.В. Социально-философский анализ экстремизма. Орел, 2012.

9. Сериков А.В. Молодежный экстремизм в современной России: динамика и отражение в общественном мнении студентов: дис. … канд. социол. наук. Ростов н/Д, 2005.

10. Кубякин Е.О. Основания социологиче-ского обоснования феномена экстремизма. Экстремпарантность. Краснодар, 2014.

11. Кубякин Е.О. Готовность молодежи к свершению экстремистских поступков по идейным соображениям // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2010. № 3.

12. Кубякин Е.О. Экстремальность как сущ-ностное свойство сознания и поведения мо-лодежи // Вестн. Краснодар. ун-та МВД Рос-сии. 2010. № 1.

5. Kubyakin E.O. Features of prevention of youth extremism in modern Russia // Society: politics, economics, law. 2011. № 1.

6. Raydugin D.S. The multiparadigmatic character problem of modern sociology of youth // Humanitarian, social and economic, and social sciences. 2013. № 1.

7. Raydugin D.S. Formation of natural and refl exive systems of social cognition // Person. Society. Inclusion. 2012. № 3(11).

8. Salnikov E.V. Socially-philosophical analysis of extremism. Orel, 2012.

9. Serikov A.V. Youth extremism in modern Russia: the dynamics and the refl ection in public opinion of students: diss. ... Master of Sociology. Rostov-on-Don, 2005.

10. Kubyakin E.O. Bases of the sociological study of the phenomenon of extremism. Extremparantivity. Krasnodar, 2014.

11. Kubyakin E.O. The willingness of young people to the accomplishment of extremist actions for ideological reasons // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2010. № 3.

12. Kubyakin E.O. Extremeness as the essential property of consciousness and behaviour of young people // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2010. № 1.

217217


Сабанов Заурбек Михайлович кандидат социологических наук,

доцент кафедры социального обеспечения и управления Северо-Осетинского государственного университета

им. К.Л. Хетагурова(e-mail: [email protected])

Организационные основы реабилитации инвалидов в Российской Федерации

В статье исследуются организационные основы реабилитации инвалидов в Российской Фе-дерации. Рассматриваются основные направления деятельности федеральных и региональных институтов, осуществляющих комплексную реабилитацию инвалидов. Отражаются основные термины и понятия, раскрывающие современные теоретико-методологические и содержатель-ные основы реабилитации инвалидов, способствующие их социальной интеграции в общество. Ключевые слова: социальная реабилитация, адаптационное обучение, социокультурная ре-

абилитация, социально-средовая реабилитация, самообслуживание в быту, доступная среда жизне-деятельности.

Z.M. Sabanov, Master of Sociology, Assistant Professor of the Chair of Social Welfare and Management of the North-Ossetia State University of K.L. Khetagurov; e-mail: [email protected]

The institutional framework for the rehabilitation of the disabled in the Russian FederationThe article is devoted to the organizational basics for the rehabilitation of disabled persons in the

Russian Federation. It describes the main activities of the federal and regional institutions engaged in comprehensive rehabilitation of people with disabilities. The present article provides key terms and concepts, revealing modern theoretical-methodological and substantive basis for the rehabilitation of disabled persons, which contributes to their social integration.

Key words: social rehabilitation, adaptive learning, sociocultural rehabilitation, environment social rehabilitation, self care at home, accessible environment of life.

Важнейшим содержанием социальной политики Российской Федерации в от-ношении инвалидов является их реа-

билитация.Реабилитация инвалидов должна включать

проведение системы специальных мероприя-тий, направленных на восстановление (разви-тие, формирование) функций организма, про-цессов, свойств, способностей, позволяющих им усваивать и выполнять различные соци-альные роли, адаптироваться в обществе, т.е. направленных на восстановление (развитие) механизмов социальной интеграции [1, c. 11].Формирование и развитие Государственной

службы реабилитации инвалидов в Россий-ской Федерации основывается на базе следу-ющих принципов: государственный характер гарантий соблюдения прав инвалидов; приори-тет интересов инвалидов при осуществлении реабилитационных мероприятий; общедоступ-ность системы реабилитации на основе учета физических, психофизиологических, социаль-ных особенностей инвалида; оказание индиви-

дуальной помощи в зависимости от конкретных потребностей каждого инвалида; системный подход к исполнению многообразных форм и методов реабилитации; обеспечение коорди-нации служб, осуществляющих реабилитацию инвалидов; единство и взаимодействие феде-ральной и региональной государственной со-циальной помощи в сфере реабилитации ин-валидов; соблюдение принципа социального партнерства государственных и общественных институтов в решении проблем реабилитации инвалидов, ориентации на достижение обще-признанных международных стандартов.К компетенции Российской Федерации в

области реабилитации инвалидов в лице се федеральных органов власти и управления следует отнести: правовое регулирование от-ношений по реабилитации в рамках федераль-ной компетенции; разработку и реализацию федеральных и международных программ реабилитации инвалидов; формирование фе-деральных (центральных) государственных, а также ведомственных органов управления

218ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

218


системой реабилитации инвалидов и руковод-ство ими; формирование федеральных ком-понентов государственных реабилитационных стандартов; информационное и научно-мето-дическое обеспечение системы реабилитации инвалидов, разработку типовых программ ре-абилитации инвалидов в рамках компетенции федерального уровня; разработку федераль-ных требований к реабилитационным учрежде-ниям, прямое финансирование реабилитаци-онных учреждений федерального подчинения; лицензирование федеральных реабилитаци-онных учреждений; определение номенкла-туры специальных работников, занятых в об-ласти реабилитации инвалидов; организацию федеральной системы подготовки кадров в об-ласти реабилитации инвалидов; координацию и финансирование научных исследований и опытно-конструкторских работ в области реа-билитации инвалидов; контроль за исполнени-ем федерального законодательства в области реабилитации инвалидов [2, c. 221].Субъекты Российской Федерации в рамках

своей компетенции в области реабилитации инвалидов должны осуществлять: организа-цию координационных органов по реабилита-ции инвалидов на региональном уровне; ре-ализацию федеральной политики в области реабилитации инвалидов; участие в реализа-ции федеральных программ по реабилитации инвалидов; разработку и реализацию регио-нальных программ реабилитации инвалидов; формирование государственных органов управления системой реабилитации инвали-дов на региональном уровне и руководство ими; создание, реорганизацию и ликвидацию реабилитационных учреждений на соответ-ствующей территории; аккредитацию, лицен-зирование таких реабилитационных учрежде-ний; установление специальных региональных налогов и сборов на развитие системы реаби-литации инвалидов; финансирование и оказа-ние организационно-методической помощи в части материально-технического обеспечения органов управления системой реабилитации инвалидов; определение национально-реги-ональных компонентов государственных ре-абилитационных стандартов; формирование административно-территориальных бюджетов в части расходов на реабилитацию инвали-дов; установление региональных нормативов финансирования системы реабилитации ин-валидов; определение региональных требо-ваний к санитарным и строительным нормам

реабилитационных учреждений, относящихся к ведению субъектов Российской Федерации, оснащенности этих учреждений; установление региональных, помимо федеральных, норма-тивов материального и финансового обеспече-ния реабилитируемых инвалидов и работников реабилитационных учреждений; информаци-онное обеспечение реабилитационных учреж-дений в рамках своей компетенции; участие в организации и проведении подготовки, пере-подготовки и повышения квалификации кадров в области реабилитации инвалидов; коорди-нацию и финансирование научных исследо-ваний, а также опытно-конструкторских работ на соответствующей территории; обеспечение соблюдения законодательства Российской Фе-дерации в области реабилитации инвалидов и контроль за исполнением государственных ре-абилитационных стандартов [3, c. 13].К компетенции органов местного само-

управления в области реабилитации инвалидов следует отнести: планирование, организацию, регулирование и контроль за деятельностью местных органов управления реабилитацией инвалидов; формирование местных бюджетов и фондов развития реабилитации инвалидов; разработку и определение местных нормати-вов финансирования реабилитации инвали-дов; обеспечение проживающим на данной территории инвалидам возможности проведе-ния реабилитации; создание, реорганизацию и ликвидацию реабилитационных учрежде-ний, находящихся в их ведении; строительство зданий и сооружений муниципальных реаби-литационных учреждений; приспособление объектов социальной инфраструктуры муници-пального подчинения к потребностям инвали-дов, создание реабилитационной социально-средовой инфраструктуры.Координационную деятельность государ-

ственных органов власти по вопросам реаби-литации инвалидов, а также по иным общим вопросам, требующим межведомственных согласований на федеральном уровне, осу-ществляет созданный при Правительстве РФ коллегиальный совещательный орган – Меж-ведомственная комиссия по координации де-ятельности в сфере реабилитации инвалидов, которая, в частности, готовит предложения для Правительства РФ по вопросам формирова-ния и реализации государственной политики в области реабилитации инвалидов, развития Государственной службы реабилитации инва-лидов; подготавливает проекты постановлений

219219


и решений Правительства РФ по указанному вопросу; разрабатывает проекты межведом-ственных комплексных программ в области медико-социальной реабилитации инвалидов; разрабатывает предложения по совершен-ствованию порядка взаимодействия различ-ных ведомств и структур, входящих в Государ-ственную службу реабилитации; обеспечивает интегрированную оценку развития Государ-ственной службы реабилитации инвалидов в РФ; осуществляет комплексный анализ и прогнозирование тенденций развития сферы медико-социальной реабилитации инвали-дов, обосновывает цели и приоритеты разви-тия отдельных программ на всей территории Российской Федерации, а также на отдельных территориях с учетом их региональных особен-ностей; организует Государственную эксперти-зу проектов международных, федеральных и региональных программ в сфере медико-соци-альной реабилитации инвалидов.Координацию оперативной и текущей дея-

тельности структурных подразделений госу-дарственной службы реабилитации инвалидов осуществляет Министерство труда и социаль-ного развития РФ, для чего при нем создается межведомственный федеральный координа-ционный Совет по медико-социальной реа-билитации инвалидов, на который могут быть возложены следующие функции: обеспечение координации оперативной и текущей деятель-ности министерств и ведомств по медико-социальной реабилитации инвалидов; уча-стие в разработке и реализации целевых фе-деральных программ по медико-социальной реабилитации инвалидов; осуществление ин-новационной политики в области реабилитаци-онных технологий; разработка предложений по внедрению научно-методических и информа-ционных материалов, касающихся реабилита-ции инвалидов; обеспечение своевременного обмена информацией, способствующей созда-нию единого межведомственного пространства по проблеме медико-социальной реабилита-ции инвалидов; обеспечение взаимодействия с общественными организациями инвалидов по проблеме медико-социальной реабилитации; осуществление взаимодействия с междуна-родными организациями по проблеме медико-социальной реабилитации инвалидов.Координацию деятельности всех исполни-

тельных государственных органов власти по вопросам реабилитации инвалидов в регионе должен осуществлять созданный при адми-

нистрации субъекта Российской Федерации коллегиальный совещательный орган (дей-ствующий на общественных началах) – Меж-ведомственный совет (комиссия, комитет) по координации деятельности в сфере реабилита-ции инвалидов. На указанный совет могут быть возложены следующие основные функции: раз-работка предложений по совершенствованию основных направлений региональной политики в области медико-социальной реабилитации инвалидов и внесение их на рассмотрение администрации; подготовка по этим предло-жениям проектов соответствующих поста-новлений администрации; разработка порядка взаимодействия различных государственных структур по медико-социальной реабилитации инвалидов; организация экспертизы проектов региональных программ в сфере медико-соци-альной реабилитации инвалидов; разработка проектов основных мероприятий по профилак-тике инвалидности в регионе и внесение их на рассмотрение главы администрации; анализ эффективности различных программ, планов и мероприятий по решению проблем инвалид-ности и инвалидов; доведение результатов та-кого анализа до главы администрации с целью принятия соответствующих решений; оказание содействия органам и учреждениям во внедре-нии в практику новейших научно-технических разработок и передового опыта работы, свя-занных с решением проблем инвалидности и инвалидов; оказание содействия в формиро-вании необходимой информационной базы по проблеме инвалидности и инвалидов; обоб-щение и анализ предложений организаций и граждан в области реабилитации инвалидов и доведение до главы администрации результа-тов такого анализа.На региональном уровне координацию опе-

ративной и текущей деятельности в сфере ре-абилитации инвалидов должен осуществлять Департамент (министерство, комитет, управ-ление, отдел) социальной защиты населения.Государственная служба реабилитации

инвалидов представляет собой совокупность органов государственной власти, органов местного самоуправления, органов исполни-тельной государственной власти независимо от их ведомственной подчиненности, реаби-литационных учреждений различного уровня, типа, вида и форм собственности, предостав-ляющих услуги по медицинской, професси-ональной и социальной реабилитации [4, c. 25].

220ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

220


В структуру системы реабилитации инва-лидов должны входить реабилитационные уч-реждения различной ведомственной принад-лежности и функциональной направленности: Департамент (министерство, комитет, управ-

ление, отдел) социальной защиты населения должен реализовывать федеральную поли-тику в области реабилитации инвалидов; раз-рабатывать и контролировать выполнение региональной политики в области реабилита-ции инвалидов; разрабатывать региональные комплексные целевые программы по реаби-литации инвалидов; руководить службами ре-абилитации своего ведомства; контролиро-вать исполнение соответствующих разделов индивидуальных программ реабилитации ин-валидов; создавать, реорганизовывать и лик-видировать реабилитационные учреждения регионального подчинения; осуществлять (при взаимодействии с соответствующими ведом-ствами) разработку регионального компонента базовых программ реабилитации инвалидов; принимать участие в разработке компонентов региональных стандартов по реабилитации инвалидов; организовывать лицензирование и сертификацию деятельности по реабилитации инвалидов с учетом их потребности; органи-зовывать развитие производства технических средств реабилитации инвалидов; обеспечи-вать организацию протезно-ортопедической помощи; содействовать созданию и развитию специализированных предприятий, развитию надомных видов труда и других форм заня-тости инвалидов; участвовать в организации, подготовке и переподготовке кадров в области реабилитации инвалидов на соответствующей территории; осуществлять информатизацию си-стемы реабилитации инвалидов; осуществлять взаимодействие с общественными организаци-ями инвалидов в области реабилитации.Департамент (министерство, комитет, управ-

ление, отдел) образования должен реализо-вывать федеральную политику в отношении обучения инвалидов; разрабатывать и реали-зовывать региональную политику по вопро-сам обучения инвалидов; принимать участие в разработке и реализации региональных це-левых программ по реабилитации инвалидов; принимать участие в разработке и реализации Регионального гарантированного перечня ре-абилитационных мероприятий, услуг и техни-ческих средств. Контролировать исполнение разделов индивидуальной программы реаби-литации инвалидов; обеспечивать руководство

региональными реабилитационно-образова-тельными учреждениями своего ведомства, организовывать создание и развитие сети реа-билитационных учреждений своего ведомства; организовывать лицензирование деятельности реабилитационных учреждений своего ведом-ства; осуществлять инновационную политику в области технологий профессиональной реаби-литации; организовывать подготовку кадров.Департамент Федеральной государственной

службы занятости населения региона должен реализовывать федеральную политику в об-ласти профессиональной реабилитации и за-нятости инвалидов; разрабатывать и контро-лировать региональную политику в области профессиональной реабилитации и занятости инвалидов; принимать участие в разработке и реализации региональных комплексных целе-вых программ по реабилитации инвалидов (по разделу профессиональной реабилитации ин-валидов); осуществлять анализ предложений по регулированию рынка труда применитель-но к инвалидам; организовывать деятельность органов Федеральной государственной служ-бы занятости в регионе по профессиональ-ному консультированию, профессиональной ориентации, профессиональному обучению безработных инвалидов; по оказанию инвали-дам содействия в трудоустройстве, включая самозанятость, содействие в предпринима-тельской деятельности, трудоустройство по специальным программам; принимать участие в организации подготовки, переподготовки и повышения квалификации кадров по профес-сиональной реабилитации инвалидов; контро-лировать исполнение соответствующих разде-лов индивидуальной программы реабилитации инвалида.В своей деятельности по профессиональ-

ной реабилитации инвалидов департаменты социальной защиты, образования и занятости должны взаимодействовать с другими ведом-ствами (здравоохранения, культуры, строи-тельства, физкультуры и спорта, транспорта).Управления (отделы) социальной защиты на-

селения, образования должны принимать уча-стие в разработке и реализации региональной политики в области реабилитации инвалидов; разрабатывать муниципальные (территори-альные) программы реабилитации инвалидов; организовывать систему адресной реабилита-ции инвалидов, проживающих на территории района (округа); создавать, реорганизовывать, ликвидировать реабилитационные учреждения

221221


своего ведомства на территории района (окру-га) и осуществлять их хозяйственное и мате-риально-техническое обеспечение; осущест-влять взаимодействие с другими ведомствами и с общественными объединениями инвалидов в сфере их профессиональной реабилитации.Государственная служба реабилитации ин-

валидов создается с целью обеспечения опти-мальных условий для проведения последова-тельных мероприятий по реализации целевых и индивидуальных программ реабилитации ин-

валидов, направленных на восстановление их личного и социального статуса и интеграцию инвалидов в семью и общество. Для реализации указанной цели на Госу-

дарственную службу реабилитации инвалидов должны быть возложены следующие задачи: формирование стратегии развития службы реабилитации инвалидов на федеральном, региональном и местном уровнях, взаимного согласования планов перспективного развития реабилитационных отраслей и учреждений.

1. Гришина Л.П. Инвалидность как много-факторная проблема и общий комплекс ме-роприятий по профилактике инвалидности // Актуальные вопросы ВТЭ и медико-социаль-ной реабилитации инвалидов. М., 1992.

2. Кесаева Р.Э. Семья и медицина / под ред. А.А. Магометова. Владикавказ, 2006.

3. Осадчих А.И. Теоретические аспекты концепции инвалидности // Актуальные во-просы врачебно-трудовой экспертизы и соци-ально-трудовой реабилитации инвалидов. М., 1988.

4. Осадчих А.И., Пузин С.И., Андреева О.С. и др. Правовые, организационные и методи-ческие основы реабилитации инвалидов: руко-водство.

1. Grishina L.P. Disability – a multifactorial problem and a common set of measures for the prevention of disability // Topical issues of medical-labour expert commission and medico-social rehabilitation of people with disabilities. Moscow, 1992.

2. Kesaeva R.E. Family and medicine / ed. by A.A. Magometov. Vladikavkaz, 2006.

3. Osadchikh A.I. Theoretical aspects of the concept disability // Topical issues of medical labor examination and social and labor rehabilitation of disabled persons. Moscow, 1988.

4. Osadchikh A.I., Puzin S.I., Andreeva O.S. et al. The legal, organizational and methodological foundations of rehabilitation of the disabled: manual.

222ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

222


Тимченко Александр Андреевичкандидат социологических наук,преподаватель кафедры философии и социологииКраснодарского университета МВД России(тел.: +78612583516)

Стрелецкий Яков Ильичкандидат философских наук, профессор,профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплинКраснодарского высшего военного авиационного училища летчиков им. А.К. Серова(тел.: +79184770998)

Украина: технология «промывания мозгов»В современном обществе информация и информационные процессы играют огромную роль, в

том числе в рамках сложившейся геополитической обстановки. В статье рассматриваются основ-ные приемы и методы информационной войны, которая велась и ведется в Украине против нашей страны и украинского народа, дается их подробная характеристика. Ключевые слова: Украина, «промывание мозгов», информационная блокада, зомбирование

населения, мифотворчество, манипуляция, метод двойных стандартов.

A.A. Timchenko, Master of Sociology, Lecturer of the Chair of Philosophy and Sociology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583516;

Ya.I. Streletsky, Master of Philosophy, Professor, Professor of the Chair of Humanities and Socio-economic Disciplines of the Krasnodar Higher Military Aviation School of Pilots of A.K. Serov; tel.: +79184770998.

Ukraine: the technology of «brainwashing»In modern society information and information processes play a huge role including in the framework

of the existing geopolitical situation. The scientifi c article examines the basic techniques and methods of information warfare that is being conducted in Ukraine against our country and the Ukrainian people, gives their detailed description.

Key words: Ukraine, «brainwashing», information blockades, zombify the population, myth-making, manipulation, double standards.

Некоторые социальные явления име-ют следующую особенность: одни их признают, а другие отрицают. Таким

феноменом является информационная вой-на против России. Западом она отрицается, а властью современной Украины признается. Однако в действительности оказывается, что «два сапога – пара»: и Запад во главе с США, и правительство «незалежной» ведут эту вой-ну активно и целенаправленно. Цель статьи – проанализировать основные приемы и методы информационной войны, которая велась и ве-дется в Украине против нашей страны и укра-инского народа. Представляется, что таковыми являются следующие.

1. Информационная блокада. Сейчас насе-ление Украины находится в состоянии полной и глобальной информационной блокады. При этом любые попытки ее прорыва упираются в прямой запрет надзорных и карательных струк-

тур украинского государства и националисти-ческой части общества. Информационная блокада ведется, глав-

ным образом, по следующим направлениям. Во-первых, «перекрывается кислород» тем СМИ, которые объективно освещают события в Украине и вокруг нее. Например, 3 января 2015 г. в Киеве неизвестные в масках забро-сали камнями офис украинского телеканала «Интер». Ранее этот канал оказался в центре громкого скандала: в новогоднем шоу там пока-зали выступления российских артистов – Иоси-фа Кобзона, Валерии, Олега Газманова и др., объявленных в Украине персонами нон грата. «Интер» лишили лицензии. Следственный ко-митет России вынужден был возбудить дело по факту нападения на журналистов россий-ского канала Life News, снимавших 1 января факельное шествие националистов в Киеве. У съемочной группы разбили камеру, отобрали

223223


телефон, а журналистку Жанну Карпенко же-стоко избили.Во-вторых, новая украинская власть, под-

держивая и поощряя националистические настроения в обществе, дает «зеленый свет» русофобским, «патриотическим» СМИ, «демо-кратическим» газетам, журналам, теле- и ра-диопередачам Запада. Последний оказывает новой власти в Украине политическую, эконо-мическую и медийную поддержку и старатель-но не замечает информационный террор киев-ской власти и националистов «на местах».В-третьих, введен принцип тотального за-

прета на «вести из Кремля». «Никогда, ни при каких обстоятельствах, – инструктирует журна-листов глава Министерства информационной политики Украины Юрий Стець, – не распро-странять информацию из российских СМИ. Даже положительная для нас информация может быть всего лишь способом проникнуть в наше информационное пространство» [1, с. 2]. В условиях полной информационной блока-

ды, массового продавливания нужных идеоло-гических и информационных штампов, да еще подкрепленных карательной машиной украин-ского государства и террором националистиче-ских и фашистских организаций, новая власть в Украине и западные кукловоды получили ожидаемый результат: сопротивление киев-ской хунте загнано в глухое подполье, легаль-ная оппозиция является ширмой, а народ без-молвствует и «курит» информационный опиум.

2. 3омбирование населения. Теоретической базой этого метода является бихевиоризм (от англ. behaviour «поведение»). Важнейшей ка-тегорией бихевиоризма является стимул, под которым понимается любое воздействие на человеческое сознание со стороны внешней среды, в том числе словесная, эмоциональ-ная или физическая реакция окружающих лю-дей. Субъективные переживания отдельного человека при этом не отрицаются, но ставят-ся в положение, подчиненное этим внешним воздействиям. При этом необходимые «архи-текторам сознания» положительные стимулы сохраняются и усиливаются, а отрицательные – блокируются и убираются. Как писал еще Козь-ма Прутков, «щелкни кобылу в нос – она мах-нет хвостом». Это все доводится до уровня условного рефлекса: «Слава Украине! – Геро-ям слава!». Как у собачек Павлова: включили лампочку – потекла слюна. Даже если обеда больше не предполагается. Картина факель-ных шествий «Майдана» по Киеву и другим

украинским городам – свидетельство острого посттравматического массового психоза. Зомбируя население и показывая ему иска-

женную картинку в кривом зеркале подтасо-ванных фактов, специалисты по тактике «про-мывания мозгов» активно используют систему украинского образования. Так, президент Укра-ины 13 октября 2015 г. подписал программу формирования сознания подрастающего по-коления – «Стратегию национально-патрио-тического воспитания детей и молодежи на 2016–2020 годы». В этом документе отражены основные направления «украинизации» исто-рии, героизации воевавших против Красной ар-мии УПА (украинской повстанческой армии) и ОУН (организации украинских националистов), а также восхваления подвигов тех, кто воюет против «москалей» в Донбассе.Метод зомбирования массового сознания

особенно активно и целенаправленно применя-ется в украинских силовых структурах, в первую очередь в армии. Здесь для этого имеется ряд «сопутствующих» условий: военная цензура, определенная изоляция от общества, вчераш-ние школьники уже обработаны специалистами по «альтернативной истории», небогатый жиз-ненный опыт армейской молодежи и др. В этой обстановке «солдатскому материалу» внуша-ется, что они – наследники славного запорож-ского казачества, традиции которого, дескать, необходимо соблюдать священно. Для дости-жения этой цели активно используется цер-ковь. Например, приказом министра обороны Украины от 27 января 2015 г. № 40 «О создании капеланской службы в рядах ВСУ» (Вооружен-ных сил Украины) введены должности воен-ных священников для душепасторской опеки военнослужащих и резервистов и духовно-патриотического воспитания служащих и чле-нов их семей. Методикой зомбирования населения в со-

вершенстве владеют специалисты Запада и особенно США. Руководство США не жалеет средств и сил, чтобы оторвать Украину от Рос-сии, поссорить братские народы, ввергнуть их в пучину самоубийственной войны. Как спра-ведливо отмечает генерал-лейтенант службы внешней разведки Леонид Решетников, «пока братья-малороссы не перестанут быть зомби-рованными монстрами, их новые хозяева США будут готовы воевать до последнего украинца» [2, с. 7].

3. Ложь. Как средство дезинформации, как орудие информационной войны ложь имеет свою давнюю историю, корни которой уходят в

224ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

224


древность. И это не случайно, ибо ложь была, есть и будет, пока существуют противополож-ные интересы у государств, наций, политиче-ских партий и т.д. Но ложь становится массо-вой, интенсивной и изощренной в конфликтных ситуациях, особенно вооруженных, и тем бо-лее в период войн. В наши дни «благодаря» возможностям СМИ ложь стала в руках новых украинских властей, ее спецслужб, различных националистических организаций и их запад-ных покровителей орудием информационной войны. Остановимся на наиболее распростра-ненных видах лжи, которые активно применя-ются в этой войне.Полуправда. Она имеет определенные «до-

стоинства»: маскируясь под правду, спекули-руя на ее естественном авторитете, опираясь на реальные и известные факты, полуправда притупляет информационную бдительность и завоевывает доверие объекта дезинформа-ции, что является целью ее субъекта. Напри-мер, 9 марта 2015 г. Президент Украины П. По-рошенко в интервью «Первому национальному телеканалу» заявил, что с момента начала АТО в Донбассе погибли 1549 украинских воен-ных. Потери признал, но при этом беспардон-но врал. Потери были значительно большими. По мнению независимых военных экспертов, официальный Киев серьезно занижает число боевых потерь, которые в реальности состав-ляют десятки тысяч убитых и раненых. В част-ности, сотрудники специальных служб ФРГ утверждают, что в результате боевых действий на юго-востоке Украины погибли около 50 тыс. военных и гражданских лиц [3, с. 107].Ложь «классическая» – наглая, стопроцент-

ная. Наиболее распространенная – это «рука Москвы», которая якобы развязала войну в Донбассе и является «внешним агрессором» и «врагом Украины». Подконтрольные киев-ской власти СМИ обвиняют Россию в дивер-сионных операциях на территории Украины. В качестве подтверждения демонстрирова-лись откровенно постановочные кадры, на которых у «диверсантов» изымались несу-ществующие удостоверения «разведчиков» и нелепое оружие. По заявлениям украинских пограничников, каждый второй задержанный признавался в работе на разведслужбы Рос-сии и выдавал имена других агентов. Следу-ет отметить, что подобная провокационная работа украинских властей и подконтроль-ных им СМИ оказалась настолько грубой и неправдоподобной, что не нашла безогово-рочной поддержки на Западе.

Ложь в виде страшилки. Приведем некото-рые примеры:Страшилка № 1: «Россияне обманом заста-

вили Украину избавиться от ядерного оружия и теперь применяют его против нас! Но мы в ответ на российскую агрессию в Крыму возоб-новим свой ядерный статус! – сказал депутат ВР от партии «Свобода» М. Головко. – Нам понадобится 3–6 месяцев, чтобы полноценно схлестнуться с Россией в ядерной войне!».Заявление растиражировали по всем веду-

щим теле- и радиоканалам.Страшилка № 2: через программы россий-

ского ТВ украинцам разрушают мозг, в каждом популярном шоу используется технология 25 кадра.Страшилка № 3: «Крым – это только начало,

оттуда русские танки поедут по всей Украине. У России есть сценарий по захвату всей Украи-ны», – мрачно заявил во время выступления в Вашингтоне бывший премьер Арсений Яценюк.

4. Мифотворчество. Оно призвано воспитать у населения, особенно у молодежи, «истинно-национальный патриотизм», с одной стороны, и стереть из памяти украинского народа веко-вые традиции дружбы с братским русским на-родом – с другой. Усилиями «регулировщиков» общественного сознания в современной Укра-ине эти цели реализуются по следующим ос-новным направлениям.На исторической ниве украинские «ученые-

патриоты» написали горы книг, в которых из-лагается «истинное» отражение мировой исто-рии. У истоков последней, оказывается, стояли укры – прародители украинской нации. Авторы школьных учебников по истории Украины – B.C. Власов, О.Н. Данилевская, В.А. Смольный и др. – пичкают неокрепшие умы учеников ми-фами о том, что Киевской Руси якобы не было, а было государство с названием «Русь – Укра-ина», а Черное море называлось Украинским морем. В представлении «альтернативных историков» Украина – это древнее, героиче-ское, великое, но якобы оккупированное «мо-скалями» государство.К мифотворчеству приобщили и религию.

Так, Президент П. Порошенко уверяет, что Крещение Руси великим князем Владимиром свидетельствует об «осознанном европейском выборе», о том, что, «приняв христианство, Украина – Русь стала полноправным членом всей христианской Европы», что тысячелетие украинцы боролись за собственную идентич-ность, за наш украинский, европейский выбор [4, с. 45]. Такие заявления, видимо, рассчитаны

225225


на абсолютное незнание истории. В действи-тельности такого государства никогда не суще-ствовало, равно как и тысячелетней украин-ской нации. В сфере политико-идеологической мифо-

творчество зашкаливает, что выражается в пропаганде идей:

«исключительности» украинской нации, ко-торой якобы принадлежит мессианская роль;

«отрубности» (изолированности) украинцев от своих соседей – русских и белорусов;

«единого потока» в развитии украинской культуры, что сеет иллюзию о якобы изначаль-ной общности духовных основ, нравственно-этических и эстетических ценностей всего украинского общества.Эти идеи легли в основу идеологической

платформы современных националистических организаций и их лидеров. Например, идеоло-гию партии «Свобода» ее лидеры называют «социальным украинским национализмом». В ее основу были положены труды одного из теоретиков и практиков украинского национа-лизма Ярослава Стецько, в первой половине 1940-х гг. занимавшего пост первого замести-теля руководителя ОУН Степана Бандеры.

5. Манипуляция. Как метод информационной войны она носит комплексный характер как по способам реализации, так и по своим авторам, режиссерам и исполнителям. С последними тремя группами дезинформационного «худо-жественного творчества» все ясно – это США, ансамбль «песни и пляски» националистиче-ски ориентированных украинских и западных СМИ.Манипуляция осуществляется посредством

психологических операций. Например, в фев-рале 2015 г. информационный натовский сайт «Дракула» опубликовал на английском и укра-инском языках материалы, в которых отражены совместные планы Киева и НАТО, а также во-енных структур США и Великобритании по про-ведению психологических операций на востоке Украины, в Донбассе и России. В частности, сайт «Дракула» представил план информаци-онно-психологической операции «Свободная Россия». В нем красной нитью проходит как угроза Киеву «высокая популярность россий-ского политического руководства среди насе-ления юго-восточных регионов страны» и вы-текающая из этого задача «по дискредитации политического и военного руководства Россий-ской Федерации».Метод манипуляции реализуется через вне-

дрение в информационное пространство но-

вых, но привлекательных и приятных «на слух» политических терминов: «демократический вы-бор», «евромайдан», «евроинтеграция». Эти и другие «ласкающие и греющие душу» обы-вателя понятия сконструированы по лекалам западных специалистов по применению «мяг-кой силы» и должны символизировать борьбу украинского народа за европейские ценности, за западную политическую ориентацию, с од-ной стороны, и продемонстрировать поворот, мягко говоря, спиной к России – с другой.

6. Метод двойных стандартов. Его теорети-ческой основой является философия прагма-тизма (Ч. Пирс, Дж. Дьюи, У. Джемс – США), методологическим стержнем которой стал те-зис о том, что истиной является все то, что при-носит прибыль, выгоду, пользу. Американское руководство «сообразило» и эту «научную» философию взяло в качестве фундамента сво-ей, в первую очередь, внешнеполитической деятельности (более двухсот войн и вооружен-ных конфликтов по всему миру, позиция в двух мировых войнах, в «холодной войне» с СССР, и во всесторонней поддержке «борцов за де-мократию»).В наше время философию прагматизма

дополнили авторы концепции «реальной по-литики» – известные американские теоретики Ганс Моргентау и Генри Кисинджер. Послед-ний зарекомендовал себя и как «блестящий» дипломат-практик. Надежным инструментом реализации этой концепции на практике стал именно метод двойных стандартов. Рассмо-трим основные направления его применения на современном геополитическом и медийном пространстве.Международные отношения последовате-

лями концепции «реальной политики», т.е. руководством США и западноевропейских стран, строятся не на основе принципов ООН, а на «национальных интересах», в сферу ко-торых попал весь мир. При этом подход здесь особый, избирательный, спекулятивный. Его содержание, по мнению Валерия Коровина – директора Центра геополитических экспертиз, состоит в следующем: «Если лидер государства соблюдает американские колониальные прин-ципы, позволяет Штатам осуществлять внешнее управление в интересах Запада, то такой лидер вне зависимости от своей идеологии или формы правления может долго оставаться у власти. И будь он хоть трижды тиран, он будет для Аме-рики наш сукин сын» [5, с. 20]. Так было в Чечне, Таджикистане, Карабахе, Абхазии, Южной Осе-тии, Ливии, а сейчас – в Сирии и Украине.

226ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

226


Сфера права подвергается атакам оружием двойных стандартов по отработанной традици-онной схеме. С одной стороны, международ-ные правовые нормы считаются неприкосно-венными, базой и гарантией сохранения мира, а с другой – демонстративно нарушаются. При-чем, и первое и второе делается одними и теми же политическими лидерами Запада.Медийная сфера Запада и Украины, которая

управляется США, тоже взяла на вооружение тактику двойных стандартов. С одной стороны, раздувается в СМИ мировой пожар о «геноци-де украинцев», якобы учиненном москалями на Донбассе, о «зверствах» ополченцев, управ-ляемых той же Москвой. С другой стороны, о масштабной гуманитарной катастрофе, орга-низованной киевской властью в юго-восточных районах Украины – ни слова, молчок. Рассмотренные выше методы не исчерпыва-

ют весь арсенал информационной войны, кото-

рая ведется Западом во главе с США с целью «промывания мозгов» мировому сообществу, деформации общественного сознания, поощ-рения и укрепления национализма и русофо-бии в Украине, изоляции и ослабления Рос-сии. Но анализ даже этих методов наводит на мысль о том, что они – не безобидные игрушки в руках неучей на фронте современной иде-ологической борьбы. Здесь работают хоро-шо оплачиваемые и снабженные передовой техникой профессионалы. Поэтому борьбу с ними необходимо вести, не только разоблачая реакционную сущность содержания пропаган-дируемых ими концепций, но и противопостав-ляя им современные методы идеологического наступления, памятуя о том, что содержание, будучи первичным, испытывает активное воз-действие со стороны формы, т.е. методов ин-формационной войны. Нам их необходимо со-вершенствовать и эффективно применять.

1. Независимое военное обозрение. 2016. № 2.

2. Аргументы и факты. 2016. № 5.3. Зарубежное военное обозрение. 2015.

№ 8. 4. Морозова А. Фальсификация истории

как метод воспитания военнослужащих во-оруженных сил Украины // Зарубежное воен-ное обозрение. 2016. № 1.

5. Коровин В. Свои и чужие диктаторы // Аргументы и факты. 2016. № 10.

1. Independent military review. 2016. № 2. 2. Arguments and facts. 2016. № 5. 3. Foreign military review. 2015. № 8. 4. Morozova A. Falsifi cation of history as a

method of education of Ukraine armed forces servicemen // Foreign military review. 2016. № 1.

5. Korovin V. Your and other people’s dictators // Arguments and facts. 2016. № 10.

227227


Бритикова Елена Александровнаассистент кафедры менеджмента

Кубанского государственного аграрного университета(e-mail: [email protected])

Урывский Владимир Николаевич студент-магистрант

Кубанского государственного аграрного университета(тел.: +79180655296)

Российский капиталистический класс как субъект модернизации: опыт 90-х годов

В статье рассматриваются особенности российского бизнеса 90-х гг. как участника и творца оте-чественной модернизации. Анализируется формирование групп российского предпринимательства и их роль в модернизационных процессах. Ключевые слова: модернизация, актор, капитал, «стихийный» бизнес, Российское государ-

ство, бизнес-элита, сырьевая ориентация.

E.А. Britikova, Assistant of the Chair of Management of the Kuban State Agrarian University; e-mail: [email protected];

V.N. Uryvsky, Undergraduate Student of the Kuban State Agrarian University; tel.: +79180655296.Russian capital class as a subject of modernization: experience of 90sThe article considers the peculiarities of Russian business of the 90s as a participant and creator

of national modernization. Examines the formation of groups of Russian business and their role in the modernization process.

Key words: modernization, actor, capital, «natural» business, Russian state, business elite, raw material orientation.

Развитие теории модернизации имеет уже весьма продолжительную историю. Принято начинать отсчет с середины

прошлого века, когда понятие «модернизация» фактически образовало собственный научный дискурс. В то же время некоторые исследова-тели (С. Гавров) не без основания относят те-оретические разработки модернизации к эпохе социологической классики. Как бы то ни было, многочисленные подходы – линеарная модель (У. Ростоу, С. Эйзенштадт), аналитический подход (Н. Смелзер, С. Блэк), релятивистский подход (С. Чодак, Э. Тиракьян) – в общем и це-лом делают ставку на изменения объективной действительности, понимая модернизацию в широком смысле, т.е. как поступательное соци-альное развитие в сторону институциональной структуры, сформировавшейся в индустриаль-но развитых странах, представленных в основ-ном западным миром (С. Эйзенштадт).В некотором роде можно считать инноваци-

онным появление деятельностно-структурного подхода известного отечественного социолога и экономиста Т. Заславской, в котором основ-ной методологический упор делался на выяв-ление и описание субъектов модернизации. Здесь в качестве таковых виделись социаль-

ные группы, так или иначе заинтересованные в модернизационных процессах [1]. Отсюда вполне закономерное привлечение внимания к формирующимся российским бизнес-группам, деятельность которых напрямую связывалась с масштабными системными преобразования-ми. Мы намерены интерпретировать модерни-зацию в широком смысле – как поступательное социальное развитие в сторону институцио-нальной структуры, сформировавшейся в инду-стриально развитых странах, представленных в основном западным миром. В то же время уместно задаться вопросом, какова роль рос-сийских предпринимателей в пока что не слиш-ком впечатляющих результатах модернизации спустя три десятилетия после ее фактического начала. Для этого имеет смысл рассмотреть ге-незис отечественного бизнеса как социальной группы, источники его происхождения и факто-ры развития. Будучи ограниченными рамками статьи, мы затронем период 90-х гг., когда были заложены основные предпосылки российского бизнес-сообщества. Таким образом, настоя-щая статья будет носить в определенной сте-пени социально-исторический характер. Следует поначалу затронуть специфи-

ку отечественных процессов капитализации,

228ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

228


посредством которых осуществлялось преоб-разование социалистического строя в капи-талистический. Изначально процесс капита-лизации общества (еще советского) имел два источника. Первый представлял собой прива-тизацию, представлявшую, по сути дела, со-вокупность усилий государства в названном направлении. Второй источник имел более естественную подоплеку и представлял со-бой стихийное развитие рыночных отношений, полностью не прекращавшихся даже в годы со-ветской власти. Ряд авторитетных отечественных общество-

ведов (М. Делягин, В. Радаев, О. Крыштанов-ская) склонны определять государство в каче-стве главного фактора капитализации [2; 3; 4]. Будучи заинтересованным в поддержке обще-ственных слоев, государство последовательно заигрывало с определенными социальными группами. В перестроечный период это была интеллигенция, в начале 90-х гг. для подобной роли стало привлекаться мелкое и среднее частное предпринимательство, которому шли навстречу в снятии юридических ограничений. Ближе к президентским выборам стал активно создаваться крупный бизнес, необходимый как для обеспечения финансовой поддержки пред-выборной кампании, так и для противодей-ствия возможным акциям со стороны социаль-ного большинства, уставшего от непопулярных реформ. Наконец, в путинский период в недрах уже самих государственных структур образова-лась так называемая «силовая олигархия», су-мевшая подчинить крупный бизнес. Результатом российской приватизации ста-

ло появление так называемой бизнес-элиты. Под ней понимается группа бизнесменов, во-влеченных в политический процесс и получи-вших доступ к принятию общегосударствен-ных решений. Весьма удачную иллюстрацию динамики становления отечественной бизнес-элиты дала О. Крыштановская, определяя на-чало приватизации в перестроечном времени. Эпоха либеральных реформ лишь расширила (прежде всего, в правовом отношении) рамки процесса, запущенного значительно раньше. Отсюда к началу гайдаровского либерально-го курса в обществе уже сложилась весьма определенная расстановка сил, где группы лидеров и аутсайдеров вырисовывались уже достаточно четко. Как считает Крыштановская, к 90-м гг. был апробирован механизм управляе-мого рынка и положено начало формированию так называемого класса уполномоченных, со временем развившегося в бизнес-элиту – «не-большая группа, вышедшая из недр советской номенклатуры, на самых ранних стадиях разви-тия рынка монополизирует такие прибыльные

сферы предпринимательства, как шоу-бизнес, международная торговля и туризм, строитель-ство и финансовые операции» [3, с. 307]. Уже первые шаги государства по формиро-

ванию класса собственников показывают, что приоритетной была ориентация на «быстрые деньги». В итоге в проигрыше оставались стра-тегические цели, обычно связываемые с про-изводящим сектором. Кроме того, существо-вание различных валютных курсов создавало условия для развития финансово-спекулятив-ного сектора [3, с. 305]. Таким образом, еще на этапе латентной приватизации складывались основы будущей банковской системы. Этот процесс имел в целом искусственный харак-тер, предполагая концентрацию финансовых средств в руках класса уполномоченных, что программировало результаты официальной приватизации. Быстрая прибыль могла ожидаться также в

сырьевых отраслях, которые ориентировались на экспорт еще с брежневских времен. Иссле-дование 200 крупнейших российских предприя-тий в 1999 г. показало, что из первой двадцатки компаний, имеющих наибольший объем реали-зации продукции, 18 относились к сырьевикам и лишь 2 – к машиностроению. Такая картина резко контрастирует с положением дел в миро-вой практике. Из 500 крупнейших предприятий около половины принадлежат машинострое-нию [5, с. 31–32]. Обращает на себя внимание стоимость

предприятий, по которой они были «проданы» в частную собственность. В течение 1993–1999 гг. было приватизировано более 133,2 тыс. пред-приятий и объектов главным образом обра-батывающего сектора, что дало российскому государству 9 млрд 250 млн долл. Для срав-нения: приватизация в Бразилии дала госу-дарству 66,7 млрд долл., в Великобритании – 66 млрд долл., в Италии – 63,5 млрд долл., во Франции – 48,5 млрд долл., в Японии – 47 млрд долл. По данным М. Руткевича, на не-безызвестных залоговых аукционах средняя цена, по которой были приобретены бывшие в государственной собственности предприятия, составляла лишь 27,82% от первоначальной установленной цены, и без этого существенно заниженной. Тем самым предприятия фактиче-ски ушли за бесценок [6, с. 192]. Что касается приватизации на душу населения, то и здесь имеются вопиющие расхождения результатов. Так, в Австралии эта сумма составляет 2560,3 долл., в Португалии – 2108,6 долл., в Венгрии – 1252,8 долл., тогда как в России получено все-го лишь 54,6 долл. [7, с. 10]. Приведенные сравнения с другими страна-

ми показывают, что весь механизм отечествен-

229229


ной приватизации работал исключительно на создание, а вернее поддержание и укрупнение класса крупных капиталистов. Если в других странах этому процессу был придан более или менее национальный характер, то опыт России свидетельствует скорее об обратном. Российское государство фактически лишило себя средств, которые существенно расшири-ли бы его возможности регулирования рыноч-ных отношений, прежде всего осуществления перераспределительной функции. Очевидно, что на самых ранних этапах нового россий-ского капитализма четко заявила о себе тен-денция слияния государственного аппарата и бизнес-структур. Основная логика в действиях властей, как пишет О. Крыштановская, заклю-чалась в том, чтобы добиться сосредоточения стратегических ресурсов в руках небольшой группы бизнесменов, тесно связанных с госу-дарственными структурами [3, с. 324].Подобная логика дала закономерный ре-

зультат: уже к середине 90-х гг. процесс пер-воначальной концентрации капитала при со-действии верховной власти привел к созданию финансово-промышленных групп (ФПГ), что получило свое юридическое закрепление в Федеральном законе РФ от 27 октября 1995 г. «О финансово-промышленных группах». На-званный процесс происходил в основном пу-тем объединения разноплановых коммерче-ских структур, созданных на предшествующих этапах. Расширение бизнеса заставляло идти на изменение структуры управления, и бизнес (независимо от его первоначального характе-ра) обрастал новыми структурами – банками, торговыми домами, риелторскими фирмами, охранными структурами [3, с. 323]. Наиболее видными российскими ФПГ-империями явля-лись холдинг Промстройбанков, Внешнеторг-банк, «Менатеп», ОНЭКСИМбанк, «Российский кредит», Мост-банк и ряд других. В дальней-шем стратегия развития этих объединений вела к еще большему укрупнению и реструкту-ризации, а также приобретению «третьего эта-жа» бизнеса – медиаструктур. Во второй срок ельцинского правления средства информации стали испытывать финансовые трудности, в силу чего скупались олигархами, естествен-ным образом становясь рупором их интересов. Венцом этого процесса стало занятие

ключевых постов наиболее влиятельными бизнесменами. В августе 1996 г. В. Потанин получил пост первого заместителя пред-седателя правительства, Б. Березовский – пост секретаря Совета Безопасности. Кро-ме того, десятки банкиров входят в различ-ные правительственные и парламентские структуры.

Концентрация капитала особенно проис-ходит в регионах, где крупный бизнес также формируется при активном содействии мест-ных властей. Распространенным явлением здесь становится передел собственности, что весьма эффективно достигается с помощью целого ряда способов: процедуры банкрот-ства, частичной национализации, а также рей-дерства. На региональном уровне экспансия бизнеса во власть имела место так же, как и на федеральном. Более того, в регионах оли-гархи укрепились даже более основательно, поскольку здесь совмещение предпринима-тельской и политической деятельности име-ло более широкие юридические основания. Это создало возможность, по выражению О. Крыштановской, корпоративной унии власти и крупного капитала. «Нашествие бизнес-элиты в легислатуры всех уровней закрывало доступ в законодательные органы для интеллигенции, активистов общественных структур. Вслед за Государственной Думой региональные парла-менты все более становились ареной лоббиро-вания интересов бизнеса» [3, с. 356].Весьма распространенным способом пе-

редела собственности в российских условиях стала процедура банкротства, суть которой имеет совершенно иной характер, чем в запад-ных странах. Если в последних банкротство на-целено на помощь терпящему бедствие пред-приятию, то в России под банкротство может попасть и вполне благополучное предприятие, на свою беду возбудившее олигархические ап-петиты [8, с. 60]. Весьма эффективным способом быстрого

приращения собственного капитала являет-ся рейдерство, особенно распространивше-еся в первые годы уже XXI в., когда в погоне за прибылью стали делать ставку на передел собственности. В. Шляпентох не без оснований сравнивает современное рейдерство с эпохой раннего средневековья, когда более сильный феодал отбирал собственность у феодала более слабого, используя при этом помощь го-сударственных юристов. Обычно осуществля-ющий захват имел значительную сеть контак-тов с различного рода административными и юридическими организациями. Например, фирма «Ведомство» в ходе значительной рей-дерской деятельности использовала такого рода социальные ресурсы своего главы И. Ды-скина [9, с. 222]. Другой способ укрупнения капитала предпо-

лагает уже непосредственные шаги местной власти. Этот способ, названный «бархатной национализацией», получил широкое рас-пространение после дефолта 1998 г. Первым его опробовал губернатор Псковской области

230ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

230


Е. Михайлов, введший монополию на производ-ство и оптовую продажу алкогольной продук-ции. Так было создано первое государственное унитарное предприятие (ГУП) «Псковалко». Опыт понравился, и за год было создано еще 8 таких предприятий, ставших монополистами в своих отраслях. У предприятий-конкурентов отторгались производственные активы якобы в счет погашения налоговой недоимки, их бан-кротили, а собственность отходила ГУПам (или местной администрации) [3, с. 357–358]. Кроме того, волна губернаторских выборов

конца 90-х – начала 2000-х гг. существенно уве-личила количество губернаторов-бизнесменов (К. Иллюмжинов, А. Хлопонин, Р. Абрамович, А. Ткачев и др.). Для государственных мужей постсоветской России типичным поведением стала активная конвертация административно-го ресурса в финансовый, что происходило на всех уровнях государственной власти. Как ука-зывает В. Шляпентох, появившаяся в 90-е гг. структура – «управление делами президент-ской администрации» – есть не что иное, как коммерческое предприятие, преследующее цели личного обогащения. Названная струк-тура участвовала в разнообразных коммерче-ских сделках и, в соответствии с президентским указом, освобождалась от налогов и таможен-ных сборов [9, с. 144]. Деятельность этой ор-ганизации была неподотчетной парламенту, правительству или отечественным судебным инстанциям, но, как можно судить, масштабы ее деяний простирались за государственные границы, если принимать во внимание арест в США в 2001 г. «дворецкого» Кремля П. Боро-дина. Вышеописанный процесс отечественные ис-

следователи обозначают как государственный капитализм. На это дает им право факт тес-ного сотрудничества капитала и государства. Как пишет О. Крыштановская, подчас трудно отличить чиновника, курирующего бизнес, от предпринимателя, вхожего в кремлевские ко-ридоры. В то же время государственный капи-тализм имеет очень важную черту, на которую стоит указать немедленно. Она заключается в том, что риски бизнеса, связанного с госу-дарством (и им защищаемого), намного ниже рисков стихийного сектора рынка. Тем самым трудно говорить о развитии свободного рынка с более или менее равными условиями конку-ренции. Зависящая от государства бизнес-эли-та не собиралась давать ни малейшего шанса развивающемуся снизу спонтанному бизнесу, толчок которому давался преимущественно народной инициативой. Интересно, что в не-давно минувшем XX столетии национальные государства, как правило, отчаянно боролись с

растущим влиянием монополий. А вот в отно-шении современной России такого пока не про-сматривается. Впрочем, справедливости ради следует признать, что и в развитых странах в последние два-три десятилетия положение стало меняться, когда на арену вышел окреп-нувший неолиберализм. Но какова же судьба отечественного сти-

хийного бизнеса? Оказался ли он полностью раздавленным набирающим обороты катком государственного капитализма? Действитель-но, многие факты свидетельствуют о том, что государство стремилось не выпустить из-под контроля процесс формирования крупного бизнеса и в целом с этой задачей справилось. Тем не менее, дело обстоит несколько слож-нее, достаточно обратить внимание на соци-альное происхождение представителей отече-ственной олигархии – номенклатурные корни имеют не все. Конец 80-х и первая половина 90-х гг. – время наиболее решительных инсти-туциональных сдвигов, когда закономерно под-нимается волна бурных процессов, не всегда контролируемых даже самой жесткой и центра-лизованной властью. Эксперты-обществоведы отмечают появ-

ление в этот период времени ярких и одиоз-ных личностей, рассматривающих предпри-нимательскую деятельность в качестве поля реализации личных амбиций, как правило, простирающихся за рамки собственно бизнеса – А. Тарасов, Г. Стерлигов, К. Боровой и др. Эти лидеры русского предпринимательства справедливо полагали необходимой борьбу и за политическое влияние, но поначалу они, по-видимому, рассчитывали на формирование собственных политических структур в рамках гражданского общества (т.е. без участия госу-дарства). В 1990 г. была создана первая по-литическая организация стихийного бизнеса Партия свободного труда (В. Тихонов, А. Тара-сов). В июне 1992 г. происходит становление Партии экономической свободы, лидером кото-рой стал К. Боровой. 1992–1993 гг. прошли под знаком противостояния структур стихийного бизнеса и политических организаций, выража-ющих лобби бизнеса, создаваемого с подачи государства (РСПП А. Вольского, в прошлом завотделом ЦК КПСС, Ассоциация российских банков С. Егорова).Выборы в Федеральное собрание 1993 г.

принесли, по сути дела, поражение и тем, и другим. В связи с этим в дальнейшем происхо-дит новая волна образования бизнес-союзов и альянсов. Однако теперь независимые бизнес-мены, осознав свою слабость, начинают искать поддержки у государственных структур. Так в 1994 г. создаются «Круглый стол бизнеса Рос-

231231


сии», Федерация товаропроизводителей Рос-сии, которую возглавил близкий в то время пре-зиденту политик Ю. Скоков, другие институты. Как замечает О. Крыштановская, это уже были, по сути, номенклатурные организации, т.к. создавались при содействии властей, возглав-лялись бывшими партийными и комсомольски-ми функционерами, их офисы располагались преимущественно в комплексе бывших зданий ЦК КПСС [3, с. 351].Зарубежный исследователь М. Голдман вы-

деляет три группы российских олигархов: быв-шие директора заводов, высокопоставленные представители номенклатуры, наконец, те, кто до рыночных реформ находился на обочине еще тогда советского общества. Американский исследователь обозначает их термином «оли-гархи-выскочки» [8, с. 163].Первая категория (В. Каданников, Н. Пу-

гин и др.), возглавляя крупные предприятия («АвтоВАЗ» и «ГАЗ» соответственно), затем стали основными акционерами своих компа-ний. Будучи владельцами, они сумели исполь-зовать открывшиеся (вернее, расширившиеся) возможности изымать средства предприятия, «уводить» их, таким образом приумножая свои личные средства. Надо сказать, что директо-ры заводов составили костяк весьма солид-ного политического объединения Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), возглавляемого А. Вольским. Этот союз заявил о себе уже в самом начале 1990-х гг., за-ставив считаться с собой ослабленные тогда реформами государственные структуры. Во многом под его давлением приватизация ряда промышленных объектов проходила под дик-товку их бывших административных руководи-телей, становившихся теперь владельцами. Вторая категория состояла из лиц, ранее

занимавших высокие посты в министерствах или региональных промышленных структурах. Затем при открывшихся возможностях эти чи-новники преобразовывали несколько государ-ственных предприятий в негосударственные акционерные общества, назначая самих себя их генеральными директорами. Такой карье-рой могут похвалиться старейшие представи-тели российской олигархии Р. Вяхирев и В. Чер-номырдин, преобразовавшие Министерство газовой промышленности в «Газпром» – едва ли не самую успешную из отечественных ТНК.Особенность третьей группы заключается в

том, что они сумели добиться богатства скорее благодаря своему прежнему низкому социаль-ному положению, а не вопреки ему. В совет-скую эпоху, как правило, это были люди, зани-мающиеся незаконной предпринимательской деятельностью (фарцовщики, валютчики, тол-

качи и т.п.) и, соответственно, преследуемые по закону. Но после узаконивания рыночной деятельности все изменилось принципиаль-но. М. Голдман пишет, что в новых условиях толкачи, фарцовщики обнаружили, что у них есть практические навыки и знания, ставившие их в более выгодное положение по сравне-нию с теми средними россиянами, которые не были приучены к созданию бизнеса с нуля [8, с. 95–196]. При этом неслучайно многие пред-ставители этой группы были неславянской на-циональности. В горбачевский период будущие олигархи

основывали кооперативы, высокие доходы от которых затем позволяли открыть банк. Успеш-ная банковская деятельность давала воз-можность участия в приватизации, залоговых аукционах и т.д. Таким образом действовали А. Смоленский, Б. Березовский, В. Гусинский. При этом вызывает некоторые сомнения при-надлежность к этой группе М. Ходорковского, начинавшего с активной работы в комсомо-ле, А. Чубайса, который известен как один из высших ельцинских чиновников и оказался в правлении РАО ЕЭС в результате активной ка-дровой ротации между бизнес-структурами и властью. Можно предположить, что в момент наибо-

лее активной социально-экономической транс-формации (узаконивания частной собственно-сти, первоначального накопления капитала) каналы мобильности естественным образом оказались более открытыми. Со стороны об-щественной системы последовал заказ на предприимчивых личностей, не особо обреме-ненных ценностными ограничениями (несмо-тря на все усилия советской идеологии). Как ни парадоксально, но в некотором роде эти лич-ности были подготовлены предшествующей эпохой. Успехи Советского союза в индустриа-лизации и урбанизации закономерно породили рост потребительских ожиданий, на которые советское руководство обращало мало внима-ния. Вот здесь «ко двору» и пришлись лично-сти с деловой жилкой, не боявшиеся рискнуть свободой ради материального обогащения. Таким образом, следует признать, что опре-

деленный вклад в формирование бизнес-эли-ты внесли выходцы, что называется, «из наро-да». Из них далеко не все были удачливы, и, как правило, везение заканчивалось при стол-кновении с интересами бизнес-структур, соз-данных при участии государства. Конкуренцию с последними можно было считать заведомо проигрышной. В данном случае единственный возможный выход – перетянуть государство на свою сторону, что нередко успешно осущест-влялось. Мы полагаем уместным сдержанное

232ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

232


отношение к стихийным предпринимателям и не спешим придавать им некий романтический ореол в противопоставлении хищническому го-сударственному капитализму, что в некотором роде присуще постсоветской культуре. Имеет смысл здесь вспомнить деятельность С. Мав-роди, принесшую в итоге весьма тяжелые соци-альные лишения многочисленным гражданам.В то же время приток в элиту из нижестоящих

слоев не мог продолжаться долго, ибо власть стремилась ограничить этот процесс. То есть каналы мобильности довольно скоро стали закрываться. Об этом можно смело говорить, исходя из следующих данных. К 1993 г. рос-сийская элита резко омолодилась, составляя вопиющий контраст с геронтократией брежнев-ской поры (или, как принято говорить, эпохи застоя). Средний возраст ее представителей составлял чуть более 42 лет. Но за последу-ющие восемь лет (т.е. до 2001 г.) бизнес-элита постарела на шесть лет, что свидетельствует о существенном сокращении притока свежих сил [3, с. 338]. Стихийный (народный) капитализм породил

не только крупных предпринимателей. Начало 90-х гг. было щедро представлено таким при-чудливым социальным явлением, как «челно-ки», теперь это в основном владельцы неболь-ших торговых точек, пунктов питания и отдыха, а также мастерских по оказанию различных услуг и т.д. Широко представлен курортный бизнес. Жители приморских городов на время летнего сезона чуть ли не в массовом порядке превращаются в частных предпринимателей. Можно предположить, что судьба россий-

ских малых предприятий во многом сходна с участью отечественных фермеров. Первое время бурный рост и тех, и других являл собой энтузиазм, с которым россияне встретили ле-гализацию рыночных отношений. Но затем по вполне объективным причинам эти тенденции зашли в тупик. Численность малых предприя-тий фактически прекратила увеличиваться уже с середины 90-х гг., тогда как рост фермерства заглох еще раньше – с 1993 г. Еще на рубеже 90-х и 2000-х гг. Л. Беля-

ева писала о трудностях, с которыми стал-кивается отечественный малый бизнес. С одной стороны, она признавала большую социальную значимость малых предприятий, которые, по сути дела, позволили выжить ча-сти населения. Особенно это проявилось в условиях кризиса 1998 г., когда резко упала покупательная способность населения. Мно-гие вынуждены были искать дополнительные приработки и находили их, устраиваясь по

совместительству на малые и средние пред-приятия. С другой стороны, именно малому бизнесу

пришлось в полной мере ощутить на себе все неприглядные стороны «дикого капитализма»: рэкет со стороны преступных группировок, а также контролирующих инстанций и при этом практически отсутствие льготного кредитова-ния, накладывающееся на жесткую налоговую политику. Величина трансакционных издержек определяет необходимость значительного пер-воначального капитала при открытии предпри-ятия (от 3 до 10 тыс. долл.). Если предприятие удалось все же зарегистрировать и оно начало работать, следует ожидать многочисленные проверки со стороны около 40 управленческих структур (от пожарных и санопедстанции до властных местных или региональных органов), которые уполномочены не только накладывать санкции, но и закрыть предприятие. «В резуль-тате Россия имеет менее 1 млн малых пред-приятий, тогда как их должно быть не менее 15 млн, если смотреть на опыт других стран» [5, с. 77].Так в какой степени складывающийся в 90-е гг.

новый российский капитализм следует считать субъектом отечественной модернизации? На основании вышеизложенного материала счи-таем возможным предложить следующие за-ключения.В первое десятилетие новой российской

истории происходил достаточно бурный про-цесс капитализации, в котором уместно выде-лять стихийное предпринимательство, беру-щее начало из социального большинства или, проще говоря, из «низов» общества, а также крупный бизнес, создаваемый при активном и ведущем участии государства. Их роль в про-цессе модернизации, понимаемой в расшири-тельном смысле, на наш вгляд, следует прин-ципиально различать. Во-первых, крупный бизнес, ориентирован-

ный на «быстрые деньги» и имеющий сырье-вую направленность, в качестве актора модер-низации оказался стеснен государственным влиянием. Политика того времени фактически была направлена на переориентацию отече-ственной экономики на приоритет сырьевых отраслей. Соответственно, технологическое обновление, играющее важную роль в соб-ственно модернизации, получала только та часть хозяйства, которая была ориентирована на экспорт и получение быстрой прибыли, пре-жде всего это добывающие, сырьевые пред-приятия. В модернизации обрабатывающих от-раслей, возможно, и мог сыграть определенную

233233


роль стихийный бизнес, но рамки его развития и деятельности также в целом задавались госу-дарством. Тем не менее крупный бизнес следу-ет считать не только субъектом экономической модернизации. Он также активно поучаствовал в процессах политического преобразования, со-действуя закреплению в России западной мо-дели политических институтов.Во-вторых, как следует предположить, сти-

хийный бизнес оказался актором не столь-

ко экономической, сколько социокультурной модернизации. С одной стороны, в обществе распространялся «предпринимательский дух», с другой – стихийный бизнес был в основном направлен на удовлетворение насущных по-требностей групп населения, что стимулиро-вало распространение в российском обществе потребительской культуры – неотъемлемой характеристики экономически успешных стран Запада.

1. Заславская Т.И. О социальных акторах модернизации России // Общественные науки и современность. 2011. № 3.

2. Делягин М.Г. Россия после Путина. Не-избежна ли в России «Оранжево-зеленая рево-люция». М., 2005.

3. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. М., 2005.

4. Радаев В. Два корня российского пред-принимательства: фрагменты истории // Мир России. 1995. № 1.

5. Беляева Л.А.Социальная стратифика-ция и средний класс в России: 10 лет постсо-ветского развития. М., 2001.

6. Руткевич М.Н. Социальная структура. М., 2004.

7. Шкаратан О.И. Становление постсо-ветского неоэтакратизма // Общественные науки и современность. 2009. № 1.

8. Голдман М. Пиратизация России. Новоси-бирск; Москва, 2004.

9. Шляпентох В.Э.Современная Россия как феодальное общество. Новый взгляд на пост-советскую эру. М., 2008.

1. Zaslavskaya T.I. About social actors of modernization of Russia // Social studies and the present. 2011. № 3.

2. Delyagin M.G. Russia after Putin. Does Russia inevitable «Orange-green revolution». Moscow, 2005.

3. Kryshtanovskaya O. Anatomy of the Russian elite. Moscow, 2005.

4. Radayev V. Two roots of Russian business: fragments of history // World of Russia. 1995. № 1.

5. Belyaeva L.A. Social stratifi cation and the middle class in Russia: 10 years of post-Soviet development. Moscow, 2001.

6. Rutkevich M.N. Social structure. Moscow, 2004.

7. Shkaratan O.I. The formation of the post-Soviet neoetacratism // Social studies and the present. 2009. № 1.

8. Goldman M. Piratization of Russia. Novosibirsk; Moscow, 2004.

9. Shliapentokh V.E. Modern Russia as a feudal society. A new look at the post-Soviet era. Moscow, 2008.

234ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

Клюев Станислав Геннадьевичкандидат технических наук, доцент кафедры информационной безопасностиКраснодарского университета МВД России(e-mail: [email protected])

Сизоненко Александр Борисовичкандидат технических наук, доцент, начальник кафедры информационной безопасностиКраснодарского университета МВД России(e-mail: [email protected])

Система мониторинга и управления качеством формирования профессиональных компетенций у обучающихся В статье предложен новый подход к созданию системы мониторинга и управления качеством фор-

мирования профессиональных компетенций. Новый подход основан на декомпозиции общекультур-ных и профессиональных компетенций на показатели оценки результата формирования компетенции и конкретные объекты оценки формирования компетенций. Предлагаемая система педагогического мониторинга позволяет непрерывно оценивать качество формирования профессиональных компе-тенций и может служить действенным инструментом управления учебным процессом.Ключевые слова: система мониторинга, управление качеством, профессиональные компе-

тенции, декомпозиция показателей, оценки компетенций.

S.G. Klyuev, Master of Technics, Assistant Professor of the Chair of Information Security of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];

A.B. Sizonenko, Master of Technics, Assistant Professor, Head of the Chair of Information Security of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

The system of monitoring and quality management of formation of professional competence of studying

This article proposes a new approach for the creation of quality monitoring and management system of formation of professional competence. The new approach is based on the decomposition of the general cultural and professional competences in the performance evaluation of the result of formation of competence and specifi c objects of formation evaluation competencies. The proposed pedagogical monitoring system allows you to continuously evaluate the quality of the formation of professional competencies and can serve as an effective tool for the management of the educational process.

Key words: monitoring system, quality control, professional competence, decomposition rates, competency assessment.

Главной задачей высшего учебного заве-дения, осуществляющего образователь-ную деятельность по программе высшего

образования по специальности 10.05.05 – Безопасность информационных технологий в правоохранительной сфере, является под-готовка профессиональных и компетентных специалистов в области обеспечения безопас-ности информации, документационного обе-спечения управления и специальных инфор-мационных технологий в правоохранительной деятельности. Процесс формирования про-фессиональных компетенций у обучаемых вы-явил необходимость непрерывной диагностики

и оценки качества их сформированности для принятия своевременных управленческих ре-шений по корректировке учебного процесса. Высокий уровень потребности в объектив-

ном инструменте мониторинга формирования профессиональных компетенций у обучаемых, кроме того, подтверждается еще и высокими требованиями будущих работодателей, предъ-являемыми к выпускникам по специальности 10.05.05 – Безопасность информационных тех-нологий в правоохранительной сфере.Для непрерывной диагностики и оценки ка-

чества сформированности профессиональных компетенций предлагается использование та-

235


кого инструмента, как единая целостная систе-ма педагогического мониторинга [1, с. 171–174].Для того чтобы мониторинг стал реальным

фактором управления, представлял собой определенную систему деятельности, его надо организовать, учитывая при этом ряд требова-ний, которым должна удовлетворять информа-ция: полнота, достоверность, точность, свое-временность, доступность, непрерывность, структурированность и специфичность для каждого уровня мониторинга. При формальном подходе к оценке уровня сформированности компетенций существует вероятность, что ос-новные положения стандарта по специально-сти не будут реализованы.Разработка системы мониторинга сформи-

рованности профессиональных компетенций обучающихся требует определения их крите-риев и показателей. Для этого был разработан комплекс контрольных показателей и объектов оценки сформированности профессиональ-ных компетенций на основе их декомпозиции согласно виду профессиональной деятельно-сти обучающихся по специальности 10.05.05 – Безопасность информационных технологий в правоохранительной сфере [2].В качестве иллюстрации и примера такого

подхода проведем декомпозицию професси-ональной компетенции ПК-21 «Способность осуществлять документационное обеспечение управленческой деятельности» на следующие показатели оценки результата формирования компетенции [3, с. 240–245]:

1. Разрабатывает и оформляет секретные и несекретные документы, используемые в дея-тельности ОВД.

2. Составляет организационные документы органа внутренних дел.

3. Составляет нормативные правовые акты органа внутренних дед.

4. Составляет распорядительную докумен-тацию органа внутренних дел.

5. Составляет информационно-справочную и информационно-аналитическую документа-цию органа внутренних дел.

6. Организует ведение секретного и несе-кретного делопроизводства органа внутренних дел.

7. Осуществляет учет и отправку несекрет-ных подготовленных документов.

8. Осуществляет учет и отправку секретных подготовленных документов.

9. Осуществляет прием, учет и контроль за ис-полнением несекретных входящих документов.

10. Осуществляет прием, учет и контроль за исполнением секретных входящих документов.Далее для создания точного инструмента пе-

дагогического мониторинга произведем деком-позицию каждого показателя оценки результа-та формирования компетенции на конкретные объекты оценки формирования компетенции:

1. Разрабатывает и оформляет секретные и несекретные документы, используемые в дея-тельности ОВД:оформление реквизитов несекретных слу-

жебных документов;составление текстов служебных документов;оформление реквизитов секретных доку-

ментов.2. Составляет организационные документы

органа внутренних дел:составление положения об органе внутрен-

них дел;составление положения о структурных под-

разделениях органа внутренних дел, коллеги-альных и совещательных органах;составление регламента работы, правил

внутреннего распорядка;составление инструкции по определенным

направлениям деятельности;составление должностных инструкций со-

трудников (работников).3. Составляет нормативные правовые акты

органа внутренних дел:составление приказов;составление положений;составление инструкций;составление правил.4. Составляет распорядительную докумен-

тацию органа внутренних дел:составление решений;составление распоряжений;составление указаний;составление планов.5. Составляет информационно-справочную

и информационно-аналитическую документа-цию органа внутренних дел:составление справок;составление служебных записок;составление актов;составление служебных писем;составление телеграмм;составление телефонограмм.6. Организует ведение секретного и несекрет-

ного делопроизводства органа внутренних дел:составление номенклатуры дел;оформление и учет журналов и книг учета;заведение и оформление дел;

236ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


закрытие дел и передача в архивные под-разделения;уничтожение дел, форм учета и документов;печатание секретных документов.7. Осуществляет учет и отправку несекрет-

ных подготовленных документов:учет исходящих несекретных документов;отправка корреспондеции;учет и работа с внутренними документами.8. Осуществляет учет и отправку секретных

подготовленных документов:учет исходящих секретных документов;отправка корреспондеции через подразде-

ления фельдсвязи и спецсвязи;отправка секретной корреспонденции нарочным;учет, хранение и работа с внутренними се-

кретными документами.9. Осуществляет прием, учет и контроль за ис-

полнением несекретных входящих документов:прием и учет несекретных входящих доку-

ментов;доведение несекретных входящих докумен-

тов руководителю ОВД;доведение несекретных входящих докумен-

тов исполнителю;контроль за исполнением несекретных вхо-

дящих документов;списание несекретных входящих докумен-

тов в дело;уничтожение несекретных входящих доку-

ментов.10. Осуществляет прием, учет и контроль за

исполнением секретных входящих документов:прием и учет секретных входящих доку-

ментов;доведение секретных входящих документов

руководителю ОВД;доведение секретных входящих документов

исполнителю;контроль за исполнением секретных входя-

щих документов;списание секретных входящих документов в

дело;уничтожение секретных входящих документов.Декомпозиция компетенции в соответствии с

предложенным примером актуализировала но-вые подходы в применении тестовых методик

контроля знаний учащихся. Одной из эффек-тивных методик диагностики является метод групповых экспертных оценок. Данная методи-ка позволяет оценить способность и готовность обучающихся применять полученные знания для решения профессиональных задач.Инструментом мониторинга профессиональ-

ных компетенций обучаемых может являться составление заданий в тестовой форме для определения уровня сформированности про-фессиональных компетенций обучающихся. Для реализации данной методики предла-

гается использовать как традиционные фор-мы тестовых заданий (открытая, закрытая, на соответствие, на установление правильной последовательности), так и тематические и си-туационные задания. Преимуществом метода является то, что содержательная основа зада-ния формулируется с учетом задач будущей профессиональной деятельности.Таким образом, проведение контрольно-

го тестирования в начале каждого семестра, начиная с третьего, дает возможность оценки уровня сформированности у обучаемого от-дельной компетенции, а также общей подго-товленности обучаемого как специалиста на текущий момент времени.Для создания единой системы мониторинга

и управления качеством формирования про-фессиональных компетенций необходимо со-ставление графиков формирования компетен-ций на уровне показателей оценки результатов формирования компетенций.После составления таких графиков с учетом

требований образовательного стандарта по специальности возникает возможность состав-ления единых тестов для каждого семестра об-учения.Анализ контрольного тестирования позво-

лит увидеть не только реальную картину сфор-мированности отдельных профессиональных компетенций по каждому отдельному обуча-емому, но и вклад в это каждого отдельного преподавателя, результаты самостоятельной работы и необходимость коррекции учебного процесса и/или дополнительной работы с от-дельными обучаемыми.

237


1. Непрокина И.В., Ершова Н.Н. Педаго-гический мониторинг как средство оценки качества сформированных профессиональ-ных компетенций // Теория и практика обще-ственного развития. 2015. № 3.

2. Об утверждении и введении в действие федерального государственного образова-тельного стандарта высшего профессио-нального образования по направлению подго-товки (специальности) 090915 Безопасность информационных технологий в правоохра-нительной сфере (квалификация (степень) «специалитет»): приказ Минобрнауки РФ от 1 февр. 2011 г. № 132 (ред. от 31 мая 2011 г.). Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

3. Сизоненко А.Б., Клюев С.Г. О взаимосвя-зи дисциплин технического профиля при под-готовке специалистов в сфере обеспечения информационной безопасности // Информа-ционное противодействие угрозам терро-ризма. 2015. Т. 2. № 25(25).

1. Neprokina I.V., Ershova N.N. Pedagogical monitoring as a means of assessing the quality of the developed professional competencies // Theory and practice of social development. 2015. № 3.

2. On approval and introduction of Federal state educational standard of higher professional education in the direction of training (specialty) 090915 Security of information technologies in law enforcement sphere (qualifi cation (degree) «specialist programmes»): decree of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation d.d. Febr. 1, 2011 № 132 (as amended on May 31, 2011). Access from legal reference system «СonsultantPlus».

3. Sizonenko A.B., Klyuev S.G. On the relationship between the technical disciplines in the preparation of specialists in the fi eld of information security // Information counter threats of terrorism. 2015. Vol. 2. № 25(25).

238ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ НАУКИ И ПРАКТИКИ

Кобелев Дмитрий Николаевич соискатель Юридического института Балтийского федерального университета им. И. Канта (e-mail: [email protected])

Луцай Анатолий Анатольевичсоискатель Юридического института Балтийского федерального университета им. И. Канта(e-mail: [email protected])

К вопросу о содержании понятия «антитеррористическая деятельность» В статье рассмотрены понятие и содержание антитеррористической деятельности как систе-

мы; выделены признаки ее элементов (субъекты, нормы права, объект противодействия, формы и методы практической реализации норм права), входящих в состав общей системы антитерро-ристической деятельности; даны авторские определения антитеррористической деятельности и правовых последствий объявления пограничными органами официального предостережения. Ключевые слова: антитеррористическая деятельность, субъекты антитеррористической дея-

тельности, национальное и международное законодательство, терроризм, системность, профи-лактика преступлений террористической направленности, официальное предостережение, пра-вовые последствия.

D.N. Kobelev, Competitor of the Law Institute of the Baltic Federal University named after I. Kant; e-mail: [email protected];

A.A. Lutsai, Competitor of the Law Institute of the Baltic Federal University named after I. Kant; e-mail: [email protected]

About the «anti-terrorist activity» concept contentThe article deals with the concept and content of the antiterrorist activities as a system; its elements

features (subjects, rules of law, counterstand objects, forms and practical implementation methods for the law rules) that are part of the general system of antiterrorist activities are highlighted; the author’s defi nitions of antiterrorist activities and legal consequences of the border authorities offi cial warning are given.

Key words: antiterrorist activity, antiterrorist activity entities, national and international legislation, terrorism, systemacity, prevention of terrorist crimes, offi cial warning, legal consequences.

В современном законодательстве не нашло отражение содержание поня-тия «антитеррористическая деятель-

ность». Законодатель закрепляет различные термины, такие как «борьба с терроризмом» [1, ст. 9, 9.1], «противодействие терроризму» [2, п. 4 ст. 3]. Однако данные понятия охваты-вают только одну из сторон явления. Для все-стороннего исследования рассматриваемого явления, по мнению авторов, необходимо ис-пользовать системно-структурный метод. С нашей точки зрения, антитеррористиче-

скую деятельность можно рассмотреть именно как систему, которой присущи следующие при-знаки: во-первых, она состоит из строго опре-деленного количества элементов, во-вторых, каждый элемент обладает специфическими, не присущими другим элементам признаками, и, в-третьих, совокупность специфических при-

знаков, присущих элементам, образует состав, содержание системы [3, c. 400].А.В. Шевелев антитеррористическую дея-

тельность представляет как систему, состо-ящую из следующих основных элементов: совокупность структур противодействия тер-роризму, совокупность нормативных право-вых актов, регулирующих их деятельность по выявлению, предупреждению (профилактике), пресечению, раскрытию и расследованию тер-рористической деятельности, минимизации и (или) ликвидации последствий проявлений тер-роризма, меры правовой и социальной защиты лиц, участвующих в борьбе с терроризмом, деятельность специальных служб и правоох-ранительных органов России по ликвидации различных форм поддержки терроризма, про-ведение мероприятий по антитеррористиче-ской защищенности критически важных объек-

239


тов и объектов транспорта, введение особых правовых режимов в целях активизации дея-тельности по предотвращению и пресечению противоправной деятельности, международ-ное сотрудничество по борьбе с терроризмом, деятельность органов власти по минимизации последствий совершенных террористических актов; профилактика терроризма (устранение социальной основы терроризма) [4, c. 65].По нашему мнению, такое количество эле-

ментов является излишним и делает сложным поиск и рассмотрение связей между ними. Рас-сматривая данную систему, можно отметить некоторые изъяны ее элементов. В частности, такой элемент, как правовые акты, необосно-ванно ограничен теми, которые регулируют только часть антитеррористической деятель-ности, опуская такие важные направления, как борьба с терроризмом, организация меж-дународного сотрудничества, взаимодействие между субъектами антитеррористической дея-тельности. Этот пример показывает, что пред-ставленная система является закрытой и не может гибко реагировать на изменения ввиду того, что ввод нового элемента или его состав-ляющей приводит к необходимости пересмо-тра всего механизма взаимодействия ее эле-ментов.С целью расширения функциональности

системы антитеррористической деятельности и повышения уровня взаимодействия между ее элементами предлагаем остановиться на следующих составляющих: совокупность субъ-ектов, в полномочия которых входит осущест-вление антитеррористической деятельности, нормы права, регулирующие данный вид дея-тельности, объект противодействия, формы и методы практической реализации субъектами норм права, направленные на профилактику, предупреждение, борьбу и минимизацию по-следствий террористической деятельности.Анализ национального и международно-

го законодательства позволяет нам выделить следующие категории субъектов антитеррори-стической деятельности. Во-первых, их можно классифицировать на две большие группы: субъекты международного права и внутрина-циональные структуры. Если говорить о субъ-ектах международного права, то здесь следу-ет отметить государство, как единственного носителя суверенитета, и обеспечение анти-террористической безопасности является ос-новополагающим началом исследуемой дея-тельности. Наряду с ним, существуют и другие: специализированные международные органи-зации в области противодействия терроризму

(например, Контртеррористический комитет, утвержденный в рамках Совета Безопасности ООН), специальные органы, действующие в рамках международных организаций (напри-мер, Антитеррористический центр Содруже-ства Независимых Государств), кроме того, воз-можно делегирование отдельных полномочий в области противодействия терроризму органам международных организаций, деятельность которых не связана с антитеррористической деятельностью (например, деятельность Меж-дународной организации гражданской авиации (ИКАО) по созданию правовых основ по борь-бе с терроризмом на борту воздушных судов и обеспечению безопасности полетов). Если говорить о субъектах антитеррористи-

ческой деятельности в государстве, то здесь основополагающими будут положения Закона «О противодействии терроризму» [2]. Законо-датель выделяет следующих субъектов: Пре-зидент РФ, Правительство РФ, федеральные органы исполнительной власти, органы вла-сти субъектов Российской Федерации, органы местного самоуправления, физические лица [2, пп. 1–3.1 ст. 5]. В качестве координирующего органа по решению Президента создан Нацио-нальный антитеррористический комитет [5]. В Концепции противодействия терроризму

получили закрепления следующие направле-ния: предупреждение (профилактика) терро-ризма; борьба с терроризмом; минимизация и (или) ликвидация последствий проявлений терроризма [6, п. 12].Исходя из данных направлений и полномо-

чий, получивших закрепления в различных правовых актах [5; 7; 8], субъектов, осущест-вляющих антитеррористическую деятельность, можно разделить на следующие группы. Субъ-екты, в ведении которых находятся определе-ние основ деятельности, а также координация действий других субъектов: Президент РФ, Правительство РФ, Национальный антитер-рористический комитет. Вторая группа – это субъекты, основной задачей которых являют-ся предупреждение терроризма и ликвидация последствий террористической деятельности: федеральные органы исполнительной власти (за исключением «силовых» ведомств), органы власти субъектов Российской Федерации, ор-ганы местного самоуправления. И последняя категория – субъекты, которые по роду своей деятельности, а также исходя из полномочий, наличия сил и средств, осуществляют борьбу с терроризмом: Министерство обороны РФ, Фе-деральная служба охраны РФ, Служба внеш-ней разведки РФ, Федеральная служба войск

240ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


национальной гвардии РФ. Данная классифи-кация позволит четко определить сферу дея-тельности каждого из субъектов и направления взаимодействия между ними с целью поиска его оптимального механизма. Закрепление в ст. 8 Указа Президента РФ от

11 августа 2003 г. № 960 «Вопросы Федеральной службы безопасности Российской Федерации» следующих задач: выявление, предупрежде-ние, пресечение и раскрытие преступлений, отнесенных федеральным законодательством к подследственности органов ФСБ России; вы-явление, предупреждение и пресечение терро-ристической и диверсионной деятельности; ор-ганизация и осуществление во взаимодействии с другими государственными органами борьбы с организованной преступностью, незаконным оборотом оружия, боеприпасов, отравляющих веществ, с деятельностью незаконных во-оруженных формирований, преступных сооб-ществ и групп, ставящих своей целью осущест-вление вооруженного мятежа, насильственное изменение конституционного строя России, насильственный захват или насильственное удержание власти, позволяет нам утверждать, что в качестве основного субъекта, осущест-вляющего борьбу с терроризмом, выступают органы федеральной службы безопасности.Важным элементом противодействия тер-

роризму является система нормативных пра-вовых актов, регламентирующих антитерро-ристическую деятельность. Для облегчения последующего исследования правовые акты, как и субъекты, необходимо классифициро-вать. Образуются две большие группы: нормы международного права и нормы национального законодательства. Международные договоры в зависимости от количества участников следует разграничить на многосторонние и двухсторон-ние. Обе группы подразделяются на договоры, определяющие основы сотрудничества госу-дарств по противодействию терроризму (на-пример, Европейская конвенция о пресечении терроризма [9]), и договоры, направленные на противодействие отдельным преступлениям, образующим террористическую деятельность (например, Международная конвенция о борь-бе с бомбовым терроризмом [10]), а также меж-дународные договоры, целью которых является обеспечение международного сотрудничества по противодействию терроризму (например, Соглашение государств – участников Содру-жества Независимых Государств о сотрудниче-стве в материально-техническом обеспечении компетентных органов, осуществляющих борь-бу с терроризмом и иными насильственными

проявлениями экстремизма [11]). Системность подхода продиктована взаимосвязью норм права, содержащихся в различных источни-ках. Внутригосударственные правовые акты можно разделить на следующие группы. Пер-вая группа регламентирует организационные вопросы обеспечения антитеррористической безопасности различных объектов (массовые мероприятия, образовательные учреждения, объекты атомной энергетики и т.д.) [12]. Вторая группа определяет составы правонарушений в исследуемой области [13; 14]. Третья группа, упорядочивает взаимодействие национальных субъектов антитеррористической деятельно-сти (прежде всего федеральных органов ис-полнительной власти) [7]. Последняя группа нормативных актов направлена на профилак-тику террористической деятельности, а также регламентирует реализуемые формы борьбы с терроризмом. Для исследования содержания антитерро-

ристической деятельности важным является рассмотрение самого противоправного пове-дения, образующего состав деяния, с которым необходимо бороться. Законодатель ушел от закрепления террористической деятельности в качестве одного состава и предпочел опреде-лить несколько составов, образующих данное преступление. Как совершенно верно отмеча-ет И.И. Артамонов, обязательным признаком терроризма является фактор устрашения, за-пугивания, создания в обществе атмосферы страха и паники [15, c. 24]. Например, захват заложников в зависимости от цели может быть квалифицирован в качестве деяния, образу-ющего состав преступления, предусмотренно-го ст. 205 Уголовного кодекса РФ (далее – УК РФ). Основополагающей является реализация принципа неотвратимости наказания за престу-пления террористического характера. Следует отметить, что преступление террористического характера – это не случайный изолированный акт, единовременный и одномоментный. Его следует рассматривать как специфическое со-циально-правовое явление, сложное по струк-туре, взаимосвязям и отношениям, имеющее свои причины, динамику, определенные тен-денции и закономерности [16, с. 93]. Рассмотрим четвертый элемент антитерро-

ристической деятельности. Наиболее важное значение среди форм реализации субъектами норм права в области противодействия тер-роризму занимают меры, направленные на предупреждение (профилактику) и пресечение, которые можно разделить на политические, социально-экономические, информационные,

241


культурно-образовательные и организационно-технические. До момента появления в Федеральном за-

коне от 3 апреля 1995 г. № 40-ФЗ «О феде-ральной службе безопасности» [1] (далее – закон о ФСБ) ст. 13.1 [17] единственной мерой профилактики, доступной пограничным орга-нам федеральной службы безопасности, было право вносить в государственные органы, ад-министрации предприятий, учреждений и орга-низаций независимо от форм собственности, а также в общественные объединения обяза-тельные для исполнения представления об устранении причин и условий, способствующих реализации угроз безопасности Российской Федерации, совершению преступлений, до-знание и предварительное следствие по кото-рым отнесены законодательством Российской Федерации к ведению органов федеральной службы безопасности. Вместе с тем, данная мера профилактики не давала возможности пограничным органам федеральной службы безопасности применять профилактические меры в отношении физических лиц.Федеральный закон от 27 июля 2010 г.

№ 238-ФЗ «О внесении изменений в Федераль-ный закон ‘‘О федеральной службе безопасно-сти’’ и в Кодекс Российской Федерации об ад-министративных правонарушениях» устранил данный пробел посредством принятия ст. 13.1 и внесения дополнений в ст. 13. В соответствии с этими изменениями пограничные органы были наделены правом объявлять физическим лицам официальные предостережения о недо-пустимости действий, создающих условия для совершения преступлений, дознание и пред-варительное следствие по которым отнесено законодательством Российской Федерации к ведению органов федеральной службы безо-пасности [18].Под преступлениями террористической

направленности понимаются преступления, предусмотренные ст. 205, 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 227, 277, 278, 279, 360 УК РФ [19]. В последующем данный перечень был дополнен ст. 205.3, 205.4, 205.5 УК РФ [20]. Уголовно-процессуальным кодексом РФ к пря-мой подследственности органов федеральной службы безопасности из вышеперечисленных статей отнесены ст. 205, 205.1, 205.2, 205.3, 205.4, 205.5, 206, 208, 211, 277, 278, 279 УК РФ.Анализируя указанные статьи УК РФ, сле-

дует отметить высокую степень общественной опасности этих преступлений. Не подвергая со-мнению необходимость профилактики любого преступления, авторы считают необходимым

сосредоточение больших усилий на профи-лактике тяжких и особо тяжких преступлений, к которым отнесены преступления террори-стической направленности. Исходя из этого, объявление официального предостережения не всегда будет достаточным для предотвра-щения тяжких и особо тяжких преступлений, особенно в отношении лиц, связанных с раз-личными террористическими организациями, которым в силу сложившихся обстоятельств вместо привлечения к уголовной ответствен-ности представилось возможным лишь объя-вить предостережение. В некоторых случаях объявленное предостережение может являть-ся недостаточно результативным и возникнет необходимость в применении дополнительных санкций. Под правовыми последствиями объявления

пограничными органами федеральной службы безопасности официального предостережения следует понимать правоотношения, возникшие в связи с объявлением пограничными органами официального предостережения, субъектами которых являются имеющие взаимные права и обязанности государство в лице пограничного органа, с одной стороны, и профилактируемое физическое лицо – с другой.Отсутствие правовых последствий объяв-

ленного пограничными органами федеральной службы безопасности официального предо-стережения существенно снижает результат от его применения, поскольку, как правило, чело-век способен всерьез воспринимать только те обстоятельства, которые заставляют его пре-терпевать какие-либо неудобства. По мнению авторов, реализация вышеуказанных предло-жений позволит повысить результативность использования данного института в деятельно-сти пограничных органов федеральной служ-бы безопасности по объявлению официальных предостережений.Основной же формой пресечения террори-

стического акта является контртеррористи-ческая операция, которая предусматривает реализацию комплекса специальных, опера-тивно-боевых, войсковых и иных мероприя-тий с применением боевой техники, оружия и специальных средств по пресечению террори-стического акта, обезвреживанию террористов, обеспечению безопасности граждан, организа-ций и учреждений, а также по минимизации и (или) ликвидации последствий проявлений терроризма.Основными формами, направленными на

минимизацию и ликвидацию последствий про-явлений терроризма, являются те, которые

242ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)


имеют своей целью: оказание медицинской по-мощи, социальную реабилитацию участвова-вших в пресечении или пострадавших в резуль-тате террористического акта, восстановление нормального функционирования подвергших-ся террористическому воздействию объектов. В их качестве могут выступать: материальные выплаты, создание реабилитационных цен-тров, предоставление социальных льгот и т.д.Подводя итог, считаем возможным отметить

следующее. Нами были выделены и рассмо-трены основные элементы антитеррористиче-ской деятельности, совокупность которых, а также их взаимодействие составляют содержа-ние антитеррористической деятельности. По мнению авторов, под антитеррористической

деятельностью следует понимать деятель-ность международных организаций, государств и их органов власти, основанную на реализа-ции норм международного и национально-го законодательства, имеющую своей целью предупреждение и борьбу с террористической деятельностью во всех ее проявлениях, мини-мизацию последствий от нее, осуществляемую в общих и специальных формах. Останавли-ваясь на системности антитеррористической деятельности, хотелось бы отметить, что ее эффективность зависит от четкого взаимодей-ствия ее элементов. Только деятельность всех субъектов, осуществляемая в единых органи-зационно-правовых формах, может дать поло-жительный эффект.

1. О федеральной службе безопасности: федер. закон от 3 апр. 1995 г. № 40-ФЗ. До-ступ из справ. правовой системы «Консуль-тантПлюс».

2. О противодействии терроризму: федер. закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2006. № 11. Ст. 1146.

3. Сырых В.М. История и методология юри-дической науки: учеб. М., 2012.

4. Шевелев А.В. Антитеррористическая деятельность в системе безопасности реги-она России: дис. … канд. социол. наук. Тюмень, 2011.

5. О мерах по противодействию террориз-му: указ Президента РФ от 15 февр. 2006 г. № 116 // Собр. законодательства РФ. 2006. № 8. Ст. 897.

6. Концепция противодействия террориз-му в Российской Федерации: утв. Президен-том РФ 5 окт. 2009 г. // Рос. газ. 2009. 20 окт.

7. О мерах по совершенствованию государ-ственного управления в области противо-действия терроризму: указ Президента РФ от 26 дек. 2015 г. № 664 // Официальный ин-тернет-портал правовой информации. URL: www.pravo.gov.ru

8. Вопросы Федеральной службы безопасно-сти Российской Федерации: указ Президента РФ от 11 авг. 2003 г. № 960 // Собр. законода-тельства РФ. 2003. № 33. Ст. 3254.

9. Европейская конвенция о пресечении терроризма (Страсбург, 27 янв. 1977 г.) // Собр. законодательства РФ. 2003. № 3. Ст. 202.

10. Международная конвенция о борьбе с бомбовым терроризмом (Нью-Йорк, 15 дек. 1997 г.) // Собр. законодательства РФ. 2001. № 35. Ст. 3513.

1. On the Federal Security Service: fed. law d.d. Apr. 3, 1995 № 40-FL. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

2. On combating terrorism: fed. law d.d. March 6, 2006 № 35-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2006. № 11. Art. 1146.

3. Syrykh V.M. History and methodology of legal science: textbook. Moscow, 2012.

4. Shevelev A.V. Antiterrorist activity in the Russian region’s security system: diss. ... Master of Sociology. Tyumen, 2011.

5. On measures to combat terrorism: decree of the President of the Russian Federation d.d. Febr. 15, 2006 № 116 // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2006. № 8. Art. 897.

6. The Concept of combating terrorism in the Russian Federation: approved by the President of the Russian Federation on Oct. 5, 2009 // Rus. newsp. 2009. Oct. 20.

7. On measures to improve governance in the antiterrorism fi eld: decree of the President of the Russian Federation d.d. Dec. 26, 2015 № 664 // Offi cial legal information internet portal. URL: www.pravo.gov.ru

8. Issues of the Federal Security Service of the Russian Federation: decree of the President of the Russian Federation d.d. Aug. 11, 2003 № 960 // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2003. № 33. Art. 3254.

9. European Convention on the Terrorism Suppression (Strasbourg, Jan. 27, 1977) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2003. № 3. Art. 202.

10. International Convention for the Suppression of Terrorist Bombings (New York, Dec. 15, 1997) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2001. № 35. Art. 3513.

11. Agreement between the member – states of Commonwealth of Independent States on

243


11. Соглашение государств – участников Содружества Независимых Государств о со-трудничестве в материально-техническом обеспечении компетентных органов, осу-ществляющих борьбу с терроризмом и иными насильственными проявлениями экстремиз-ма (Ашхабад, 5 дек. 2012 г.) // Бюл. междуна-родных договоров. 2015. № 6.

12. Об утверждении требований к анти-террористической защищенности мест мас-сового пребывания людей и объектов (тер-риторий), подлежащих обязательной охране полицией, и форм паспортов безопасности таких мест и объектов (территорий): по-становление Правительства РФ от 25 мар-та 2015 г. № 272 // Собр. законодательства РФ. 2015. № 14. Ст. 2119.

13. Уголовный кодекс Российской Федера-ции от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ // Собр. зако-нодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 2954.

14. Кодекс Российской Федерации об адми-нистративных правонарушениях от 30 дек. 2001 г. № 195-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2002. № 1, ч. I. Ст. 1.

15. Артамонов И.И. Терроризм: способы предотвращения, методика расследования. М., 2002.

16. Румянцев А.Ю., Башкатов А.В. Меры по совершенствованию законодательства в сфере противодействия терроризму // Ле-нинград. юрид. журн. 2011. № 2.

17. О внесении изменений в Федеральный закон «О федеральной службе безопасности» и в Кодекс Российской Федерации об админи-стративных правонарушениях: федер. закон от 27 июля 2010 г. № 238-ФЗ // Собр. законо-дательства РФ. 2010. № 31. Ст. 4207.

18. Об объявлении органами федераль-ной службы безопасности официального предостережения о недопустимости дей-ствий, создающих условия для совершения преступлений, дознание и предварительное следствие по которым отнесено законода-тельством Российской Федерации к ведению органов федеральной службы безопасности: приказ ФСБ России от 2 нояб. 2010 г. № 544. Доступ из справ. правовой системы «Кон-сультантПлюс».

19. О некоторых вопросах судебной прак-тики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности: поста-новление Пленума Верховного Суда РФ от 9 февр. 2012 г. № 1 // Рос. газ. 2012. 17 февр.

20. О внесении изменений в отдельные за-конодательные акты Российской Федерации: федер. закон от 2 нояб. 2013 г. № 302-ФЗ // Рос. газ. 2013. 6 нояб.

cooperation in the logistics of the competent authorities involved in the fi ght against terrorism and other violent manifestations of extremism (Ashgabat, Dec. 5, 2012) // Bull. of international agreements. 2015. № 6.

12. On approval of requirements for antiterrorist protection of crowded places and territories subject to mandatory police protection, and safety data sheet forms for such places and territories: resolution of the Government of the Russian Federation d.d. March 25, 2015 № 272 // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2015. № 14. Art. 2119.

13. Criminal Code of the Russian Federation d.d. June 13, 1996 № 63-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 1996. № 25. Art. 2954.

14. Administrative Offences Code of the Russian Federation d.d. Dec. 30, 2001 № 195-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2002. № 1, pt. I. Art. 1.

15. Artamonov I.I. Terrorism: prevention and investigation methods. Moscow, 2002.

16. Rumyantsev A.Yu., Bashkatov A.V. Measures to improve the antiterrorist legislation // Leningrad law journal. 2011. № 2.

17. On amendments to the Federal law «On the Federal Security Service» and the Administrative Offences Code of the Russian Federation: fed. law d.d. July 27, 2010 № 238-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2010. № 31. Art. 4207.

18. On announcement by the Federal Security Service of the offi cial warning about the inadmissibility of actions creating conditions for commission of offenses, inquiry and preliminary investigation whereby the Russian Federation legislation refers to the Federal Security Service: order of the Federal Security Service of the Russian Federation d.d. Nov. 2, 2010 № 544. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

19. On some issues of judicial practice in terrorist-related criminal cases: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation d.d. Febr. 9, 2012 № 1 // Rus. newsp. 2012. Febr. 17.

20. On amendments to the certain legislative acts of the Russian Federation: fed. law d.d. Nov. 2,2013. № 302-FL // Rus. newsp. 2013. Nov. 6.

244ОБЩЕСТВО И ПРАВО ● 2016 ● № 3 (57)

Уважаемые коллеги!

Отправка автором статьи в адрес редакции журнала с предложением опубликовать ее рас-ценивается как предложение автора о заключении лицензионного договора о предоставлении права использования Произведения с редакцией журнала, который в соответствии с п. 2 ст. 1286 Гражданского кодекса Российской Федерации может быть заключен в устной форме.Лицензионный договор с автором статьи считается заключенным с момента принятия редак-

цией статьи к опубликованию. Автор безвозмездно предоставляет редакции следующие исклю-чительные права:воспроизводить Произведение, в том числе посредством электронных носителей информации

и сети Интернет, тиражом 100 000 экз. (право на воспроизведение);распространять Произведение или его экземпляры любым способом, в том числе посредством

электронных носителей информации и сети Интернет (право на распространение);импортировать Произведение или его экземпляры в целях распространения (право на импорт);публично показывать и/или публично исполнять Произведение (право на публичный показ и на

публичное исполнение);переводить Произведение (право на перевод);переделывать, аранжировать или другим образом перерабатывать Произведение (право на

переработку).Статьи и иные материалы публикуются исключительно на безвозмездной основе, вознагражде-

ние авторам не выплачивается.

ОФОРМЛЕНИЕ БИБЛИОГРАФИЧЕСКИХ ССЫЛОК

Источники приводятся в порядке их упоминания в тексте.В тексте ссылки на используемые источники даются после цитаты в квадратных скобках

с указанием номера источника цитирования и страницы, например [1, с. 25]. В затекстовых ссыл-ках страницы не указываются.Для цитируемых источников в затекстовых ссылках приводятся обязательные элементы описа-

ния в строгой их последовательности:1) фамилия, инициалы автора;2) название источника;3) вид издания, если он указан (монография, учеб. пособие, сб. науч. тр., материалы между-

нар. конф., тез. докл. и т.д.), в соответствии с ГОСТ 7.60–2003 «Издания. Основные виды. Терми-ны и определения», 7.88–2003 «Правила сокращения заглавий и слов в заглавиях публикаций»;

4) место издания; если их несколько, между ними ставится точка с запятой (;);5) год издания;6) ссылки на данные, полученные из сети Интернет, оформляются следующим образом: URL:

электронный адрес первичного источника информации (дата обращения: …);7) при ссылке на архивные данные полное название архива приводится только при первом упо-

минании, в последующем оно сокращается; после названия архива указываются номер фонда, описи, дела, листа (все именно в такой последовательности).Сведения о цитируемых источниках приводятся в соответствии с ГОСТ 7.0.5.–2008 «Библиогра-

фическая ссылка. Общие требования и правила составления».

Образец оформления цитируемых источников

КнигиИванов И.И. Русский язык: учеб. СПб.,1990.История русской литературы. XX век / сост. И.И. Иванов. М., 1991. / под ред. И.И. Иванова. 2-е изд. М., 1992. / отв. ред. И.И. Иванов. СПб., 1990.

Статья в журнале, сборнике, газетеИванов И.И. Синтаксис // Русский язык. 1990. № 2.Иванов И.И. Язык // Синтаксис: сб. науч. тр. М., 1992. // Вестн. МГУ. Сер. 11: Право. 1996. Т. 5. № 9.

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ «ОБЩЕСТВО И ПРАВО»

Свидетельство о регистрации средства массовой информациив Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий

и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) ПИ № ФС77-53946от 30 апреля 2013 г.

Подписано в печать 15.09.2016Формат 60х84 1/8. Усл. печ. л. 28,5

Тираж 1050 экз. Заказ 505Цена свободная

Отпечатано в редакционно-издательском отделе Краснодарского университета МВД России

Российская Федерация, 350005, Краснодарский край, г. Краснодар, ул. Ярославская, 128

тел.: +78612583249

xn--d1alsn.xn--b1aew.xn--p1aihttps://крду.мвд.рф/upload/site119/folder_page/003/467/465/sl-2016-357-2.pdf124...

Documents

Transcript of xn--d1alsn.xn--b1aew.xn--p1aihttps://крду.мвд.рф/upload/site119/folder_page/003/467/465/sl-2016-357-2.pdf124...